Профессия
Шрифт:
– Нет. Я учился в провинциальной средней школе, и, скажу вам честно, у нас дети не пропадали.
Она фыркает, но в этот момент возвращается секретарша со Светланой Олеговной, и я оборачиваюсь к Мальвине.
– К сожалению, вы не можете присутствовать при разговоре.
– Не забывайте, что вы в моем кабинете!
– Предлагаю вам на время нашей беседы воспользоваться моим.
Мальвина вылетает в бешенстве. Я остаюсь один на один со Светланой Олеговной. Девушке нет и тридцати. У нее распущенные длинные волосы, невыразительные
– Ваша завуч в колонии строгого режима не работала? Сколько лет вы ее терпите? – улыбаюсь я.
– То есть? Сколько лет я в гимназии? Пятый год. Уже выпустила четвероклассников. Вот снова набрала малышей, где Саша.
– Устали уже от расспросов? – интересуюсь сочувственно.
– Да нет. Просто хочется, чтобы это все чем-то помогло. Милиция очень давит: где, с кем живете? как зарабатываете? способны ли на шантаж? Это очень неприятно. Еще были люди в штатском, те спрашивали, с кем знакома, с кем была знакома, с кем обсуждала учеников, кто приходил в гости, в гимназию…
– Ясно. Да вы присядьте. Закуривайте…
– Это кабинет завуча.
– А вы курите?
– Иногда.
Она говорит не на публику, не для слушателей, а себе под нос. Такому человеку должно быть сложно преподавать.
– Вам нравится работа?
– Нравится. Я рада, что смогла сюда устроиться. У меня был испытательный срок – год, в течение которого оценивали каждый день каждый мой шаг. Постоянно присутствовали на уроках, и я это выдержала.
– Вы замужем?
– Нет. Живу с родителями.
– А детей вы любите?
– Люблю.
– А своих хотите?
– Хочу. В будущем.
Она отвечает серьезно. Спокойно. Нормально. Мне почему-то не хочется задавать обычные вопросы. Уверен, что она ответит правильно. Но ничего оригинального в голову не приходит.
– В тот день никто не приходил к Саше?
– Нет. У нас же регистрационная система.
– Он выглядел как обычно?
– Да.
– Вел себя как всегда?
– Да, кажется. Я не заметила ничего особенного.
– Вы его вызывали в этот день?
– Да, на чтении. Он читал хорошо. У него беглое чтение.
Мне скучно с нею до ужаса.
– Разве дети в шесть лет уже читают?
– В нашей гимназии – да.
– Светлана Олеговна, в котором часу вы ушли домой в тот день?
– Сразу после уроков. Я взяла домой контрольные, и хотела еще зайти в супермаркет.
– Зашли?
– Да.
– Чеки сохранились?
– Нет, я не храню чеков.
– Как зовут вашего парня?
– У меня нет парня. Я очень занята. Не хватает времени.
У нее тихий голос. Совсем не учительский.
– Спасибо, Светлана.
– И вам спасибо.
7. САХАР
Минус десять за бортом. Погружение в зиму теперь идет рывками. Может, от бессонной ночи, но у меня такое ощущение, что я проваливаюсь на дно зимы – на самое дно. Падаю в какую-то мерзлоту.
Я чувствую такие вещи. Чувствую, что это дело идет как-то не так. Если вообще идет.
– И что? Чаи гоняешь?
А вот и Сахар. Сахар – старше меня, ему сорок два. Это невысокий, крепкий тип, неожиданно гибкий и пластичный. Сахар – из тех, кого не замечаешь в толпе, на кого не оглядываешься на перекрестке, кому запросто можешь наступить на ногу в метро. Но если Сахар наступит на ногу тебе, ты уж точно запомнишь его на всю жизнь. Не знаю, какого цвета у него чемпионский пояс, но уже пятнадцать лет он работает тренером и снабдил бойцами не одну группировку.
Константин Иванович Сахаров – в прошлом чемпион Европы по карате, в настоящем – мой друг и сотрудник нашего бюро. Свой человек… Одно «но» – с чувством юмора у него напряжно. Не до юмора ему как-то. Тяжелое было детство.
У него некрупные, аккуратные черты, тонкие сжатые губы, бледное лицо. Он не курит, но почему-то производит впечатление человека, который курит без продыху и не стесняется выпить в незнакомой компании. Он не был ни разу женат. Я бы удавился так жить, а Сахар – бодр и доволен. Один во всем белом свете. Сам по себе.
– Да, чаи гоняю, – киваю я, опуская взгляд в чашку.
Он садится рядом.
– Никуда не торопишься?
Если Сахар хочет что-то сказать, он никогда не скажет прямо. Он задаст предварительно сто бессмысленных вопросов, а потом может просто развернуться и уйти. Я повесил на него агентурные связи, потому что вопросы задавать он умеет очень хорошо. Он специфический малый, этот Сахар. И он умен.
– Считаешь, я должен торопиться? – отвечаю вопросом на вопрос.
– Ты же взялся на нелегкое дело, – кивает он. – Лавируешь между избирательными блоками.
– Абсолютно. Меня интересует только этот пацан. Его жизнь.
– Блоки идут друг на друга, как группировки в девяностые, если не отчаяннее, – замечает он бесстрастно.
– Это все, что тебе удалось узнать?
– Ты Караваева помнишь?
Караваев – журналист, который не раз сливал нам разного рода информацию. Впрочем, не только нам. Есть такие журналисты, для которых их статус – допуск к самому дорогому товару – информации. Их нельзя не ценить, но уважать… Мне сложно уважать таких людей. Продать горячие новости подороже – их основная цель. В период оранжевой революции Караваев работал в штабе одного кандидата в президенты, после первого тура выборов – в штабе другого. Сейчас – еще лучше: вот уж кто «лавирует между избирательными блоками».