Профессия
Шрифт:
– Так что с Караваевым?
– Он работал на Мусийца, потом ушел.
– И?
– Говорят, это был личный конфликт на почве финансирования предвыборной компании.
У нас на каждом шагу такое – конфликты на почте финансирования. Я задумываюсь. За окнами начинают беспорядочно носиться снежинки. Ранняя зима. Еще и ноябрь толком не окончился.
– Что ты на меня так смотришь? – прищуривается Сахар.
Пожалуй, это самая странная из моих привычек. Когда
Я думаю о том, что домино складывается вполне закономерно…
– Влюбился? – спрашивает снова Сахар.
– Да, влюбился.
– А я думал, у вас с Максом это серьезно.
И я набираю Макса.
– Ты же разрешил мне выспаться! – верещит тот, едва увидев мой номер на экране мобильного.
– Не просыпайся, – разрешаю я. – Вспомни только, с кем ты видел Караваева в «Галактике».
– Караваева? В «Галактике»?
– Проснись, Макс!
– С бабой.
– Ну?
– Молодая баба. С косой.
– Тимошенко?
– Нет, висела коса. Не очень опрятная. Светлые волосы.
– А лицо?
– Такое, обычное.
– Ты проснулся?
– Обычное, правда. Ни прыщей, ни бородавок. Маленький рот. Говорила невнятно…
– Ок, Макс. Выручил.
– Все-таки Макс, – делает вывод Сахар.
Все-таки. Это может быть любая женщина, кроме, разве что, Юли Тимошенко. Но все-таки… не любая! А только одна. Я киваю самому себе. И киваю Сахару. Осталось только убедиться в этом.
– Ты давно пытал женщин? – спрашиваю напрямик у коллеги.
– Что ты подразумеваешь под словом «пытал»? – уточняет тот без особого азарта.
Ясно, что Сахар – не поклонник женских прелестей. Да и прелести в этом случае весьма сомнительны.
– Едем! – решаю я, и он покоряется без лишних вопросов.
Сидя рядом в авто, Сахар вертит головой из стороны в сторону, словно впервые видит центр нашего города.
– А ты влюблялся когда-нибудь? – спрашиваю его я, чтобы отвлечь от бессмысленного обозревания улиц.
– Не очень.
– И чем заканчивалось «не очень»?
– Сексом.
– А потом?
– Проходило.
– А у меня не проходит.
Он качает головой из стороны в сторону, словно про себя напевает какую-то не очень веселую, но бесконечно долгую песню.
– Проходит. И у тебя тоже. Просто у тебя другой ритм проходимости….
– Считаешь?
– Иначе не бывает. А куда едем?
– В школу.
Гимназия №6 нам не рада.
Я открываю дверь в класс и едва сдерживаю себя, чтобы
– Светлана, – прерываю ее я. – У нас больше нет вопросов. Я требую, чтобы сегодня вечером вы и ваш приятель Караваев вернули Сашу родителям. Ровно в шесть вечера – живым и невредимым. А иначе – вся милиция страны, все сыщики, весь Интерпол и все сторожевые собаки мира пойдут по вашим следам! Вы не выкарабкаетесь, я вам это гарантирую!
Она молчит. Хлопает белесыми ресницами. Потом молча уходит в класс, а мы идем вниз по лестнице.
– Думаешь, не просчитался? – спрашивает Сахар задумчиво.
– Уверен. Но неизвестно, насколько сильные люди взяли в оборот Караваева…
Он еще думает.
– Блин, это риск, – делает неожиданный вывод.
– Блин, вся наша жизнь – риск.
– Наша – да. Но жизнь ребенка – в тысячу раз больший риск.
Я киваю. Я понимаю, к каким последствиям это может привести.
– Если ты мне будешь нужен вечером, я звякну.
И мы прощаемся в центре. Валит снег. Пахнет зимой, а не поздней осенью. Пахнет февралем и настоящими метелями. И мороз крепчает. Схватывается за стекла машины, дышит холодом на термометр. За бортом –минус пятнадцать.
Это можно пережить. Это не предел. Просто не хочется этой ранней зимы и этой метели. Не хочется это переживать.
8. БОЛИНЕТ
Он звонит около пяти вечера. В это время я еще в центре – сижу в кафе «Наполеон» и ем свиной стейк с грибами. Человек же должен иногда питаться – хотя бы в мороз.
– Илья? Здравствуй. Это Сергей.
То есть наш общий друг журналист догадался, что его звонок меня не очень удивит.
– Илья, ну зачем ты встрял в это дело?
– Вы должны вернуть ребенка.
– Да я не решаю это! Я был всего лишь посредником!
– Послушай… ты был посредником. Эта училка была посредницей. Не слишком ли много посредников в этом деле? Я хочу поговорить с тем, кто оплатил услуги стольких людей, а не с тобой!
– Это невозможно… И… что ты можешь ему сказать?
– Что дело проиграно. Объясни ему это, как посредник. Мусиец не выйдет из блока – он пешка в чужой игре, у него нет собственной воли. Закончится все это только одним – училку будут судить и потянется длинная цепочка разбирательств. Чтобы этого избежать, нужно просто вернуть ребенка.