Проклятая шахта. Разгневанная гора
Шрифт:
– Может быть, вы приготовите им выпивку?
Было ясно, что он не даст мне возможности поговорить с Максвеллом наедине. Я колебался и уже склонялся к тому, чтобы выпалить: так, мол, и так, это вовсе не Ширер, а Сансевино, а то, за чем они охотятся, спрятано у меня в протезе. Сансевино стоял в сторонке, но так, что мог видеть всех находящихся в комнате. Одну руку он держал в кармане пиджака, и я знал, что там револьвер, который он взял с подставки для нот. Атмосфера в комнате раскалилась до предела и была чревата самыми тяжелыми последствиями. Я пошел к бару и испытал облегчение, услышав начавшийся разговор.
– Знаете, на днях ко мне приходил Алек Рис. Помните Риса, Максвелл? Он был с нами…
Сансевино заговорил, чтобы снять напряжение. Говорил он слишком быстро, причем называл Максвелла по фамилии, в то время как в Фоггии все звали его просто Мак.
Я наполнил бокалы, и тут опять заговорил Хэкет – конечно же о вулкане.
– Страшно подумать, что способна натворить эта гора. Во время извержения в 1631 году громадные камни летели на расстояние до пятнадцати миль, а один двадцатипятитонный упал на деревню Сомма. А всего за сто лет до этого вулкан считался потухшим. Его склоны были обильно покрыты растительностью, а скот пасся практически в кратере. Проснулся вулкан в начале XVIII века – тогда извержение длилось с мая по август и ощущалось даже в Милане.
Хэкет все говорил и говорил. Он был напичкан информацией о Везувии, почерпнутой из путеводителя, и это действовало мне на нервы. Все молчали, и вдруг Джина взорвалась:
– Боже, неужели вы не можете говорить ни о чем, кроме этой проклятой горы!
Хэкет обалдело посмотрел на нее.
– Извините, – сказал он. – Я не оценил должным образом ситуацию.
– Вы и не можете ее оценить, поскольку находитесь в помещении и не знаете, что делается снаружи. – Джипа была в ярости, главным образом потому, что не могла побороть собственный страх. – Теперь; прошу вас, помолчите. Все, что вы сейчас так ярко живописали, может произойти в любой момент. – Она повернулась к Роберто. – Иди и посмотри, что делается на улице, пожалуйста. Как только перестанет сыпаться пепел, мы должны немедленно убраться отсюда.
Роберто ушел и буквально через минуту вернулся, вытирая лицо грязной тряпкой, кашляя и чихая.
– Ну? – спросила Джина. Он покачал головой:
– Все так же.
Сансевино, все время наблюдавший за ней, сказал:
– Джина, пожалуйста, поиграй нам. Сыграй что-нибудь веселое… Например, из «Севильского цирюльника». С минуту она пребывала в нерешительности, потом подошла к роялю и заиграла арию Дона Базилио. Сансевино посмотрел на Максвелла:
– Вам нравится Россини?
Максвелл неопределенно пожал пленами. Хэкет подошел к Сансевино:
– Вы, наверное, с детства любите оперу?
– Боюсь, у меня было не очень много возможностей слушать оперу, – ответил Сансевино.
– Почему?
– Господи, я же до 1936 года был шахтером. Потом я уехал в Нью-Йорк и работал в штабе профсоюза.
– Но ведь у шахтеров есть собственный оперный коллектив, – недоумевал Хэкет. – Они дают бесплатные представления.
– Ну, я их не видел. Я был слишком занят. Сансевино взял мой пустой бокал и пошел к бару.
Я видел, что Хэкет наблюдает за ним.
– Странно, – пробормотал он.
– Что вы имеете в виду? – спросил Максвелл.
– Профсоюз субсидирует этот оперный коллектив. – Он пожал плечами. – Смешно, когда люди не знают, что делается в их собственном доме.
Максвелл не сводил с Сансевино глаз и, когда тот вернулся с моим бокалом, спросил:
– Кстати, Ширер, вы помните поручение, которое я передал через вас Феррарио в Таццоле?
Сансевино покачал головой:
– Я очень многого не помню. К тому времени, когда я добрался до швейцарской границы, у меня возникли серьезные проблемы с памятью. Я помню лишь отдельные эпизоды.
– Но меня же вы помните?
– Я говорю, что моя память фрагментарна. Еще коньяку?
– У меня пока есть, спасибо. – Максвелл повертел в руках свой бокал и, не глядя на Сансевино, как бы невзначай спросил: – Помните того парня, который был с вами, когда нас схватили в Полинаго?
– Мантани?
– Да. Я еще тогда подумал: надо будет обязательно спросить у вас об этом, если доведется снова встретиться. Так кто кого привел в тратторию Ригалло: он вас или вы его? Когда я допрашивал его, он клялся, что предупредил вас, мол, Ригалло – фашист, а вы над ним посмеялись. Так он предупредил вас?
– Нет. Мне кажется, наоборот, я предупредил его об опасности. Мисс Тучек, вам налить?
Она кивнула, и он взял се бокал. Максвелл, стоявший рядом со мной, чуть слышно шепнул:
– Ты был прав. Дик.
– Что ты имеешь в виду?
– Хозяина той траттории звали Базани, а не Ригалло, – сказал он.
Я промолчал, но Везувий вдруг был забыт. Вулкан находился здесь, в этой комнате. Достаточно маленькой искры, чтобы последовал мощный взрыв. Моя рука скользнула в карман, ощупывая холодную сталь Джининого пистолета. Только Хэкет был здесь человеком случайным – туристом, зациклившимся на Везувии. Все остальные были связаны невидимыми нитями.
Хильда и Максвелл, искавшие Тучека; Сансевино, жаждущий найти то, что хранится в моем протезе… А Джина все играла и играла Россини, играла механически, без души, так что веселая музыка звучала тускло, чуть ли не трагически. А стоявший у двери Роберто смотрел на нее. Нервы мои были напряжены до предела, и я готов был крикнуть: да у меня же то, что жаждет заполучить Сансевино, лишь бы разрядить обстановку. Но мне ничего не оставалось, как ждать, когда напряжение достигнет критической точки и произойдет взрыв.
Глава 6
Только Джина сумела излить в музыке настроение, владевшее всеми, кто находился в комнате. Она вдруг заиграла «Проклятие Фауста», и гнев и неистовство, звучавшие в музыке, взволновали всех. Разговоры стихли. Все мы слушали, не сводя глаз с Джины. А Джина играла самозабвенно, ее пальцы извлекали из клавиш звуки, в которых были горечь и ненависть, владевшие нами. Я навсегда запомнил ее сидящей за этим проклятым роялем. На бледном лице, вспотевшем от напряжения, обозначились морщинки, которых я прежде не замечал. Волосы ее стали влажными, под мышками проступил пот, а она все играла и играла, многократно повторяя одно и то же, словно от этого зависела ее жизнь.