Проклятие болот
Шрифт:
– Я принял твой дар, и понял, что ты сделала для нас, – произнес он, глядя куда-то вдаль, – и никогда не забуду этого.
Кинжал начал медленно терять очертания, пока полностью не исчез с глаз людей.
41.
Поздним вечером, сидя у костра, Орагур рассказывал друзьям о неожиданной встрече с прекрасной Дивиолой. Все внимательно слушали его повествование.
– Помогая мне, она знала, что смерть жестокого князя будет одновременно означать и ее смерть,
– Любовь творит чудеса, – задумчиво проговорила Олиона, – нет ничего выше и сильнее ее.
– И опаснее, – добавил Гардис.
Необычный блеск на руке Орагура привлек внимание скандинава.
– Что это у тебя? – спросил он.
Орагур взглянул на свою руку и тотчас вспомнил о кольце, подарке красавицы ведьмы.
Он легко снял кольцо с пальца и протянул его Олионе.
– Возьми, это ее подарок тебе. Бери, бери, не сомневайся.
Олиона нерешительно взяла кольцо и примерила его на безымянный палец левой руки. Оно было точно по размеру пальца, и, оказавшись на своем месте, словно проснувшись, в свете костра заиграло всеми цветами радуги.
– Как прекрасно! – воскликнула Олиона, – и такое ощущение, что кольцо специально создано для меня. Если когда-нибудь у меня будет дочь, непременно назову ее Дивиолой, – произнесла она и тут же смущенно улыбнулась, слушая добродушный смех сидящих у костра людей.
Советник встал, вышел к краю болот и остановился, задумчиво глядя в их глубину. Рядом остановился скандинав.
– Ты изменился после встречи с ней, я чувствую это.
– Откуда ты можешь знать это? – печально улыбнулся Орагур.
– Не забывай, во мне северной крови течет больше, чем цивилизованной. Она изменила тебя. Вот только насколько и зачем?
– Перед окончательным уходом в чертоги Нин-Нгирсу она подарила мне прощальный поцелуй. Тебе я могу сказать об этом.
– Я знал магрибских колдунов. Не самые приятные люди. От них и услышал как-то про ведьмин поцелуй. Говорили, что отмеченный им в скором времени отрекается от всего земного и сам получает необычные способности, не присущие людям, скорее, оборотням. Ты не чувствуешь ничего такого?
– Возможно, ты прав. Я пока и сам не знаю, – признался советник, – но почему-то уверен, что она не сделала бы ничего плохого в отношении меня.
– Она была действительно такая, как в легенде?
– На всей земле не было никого, прекраснее ее. Если бы она появилась сейчас, весь мир бы кипел в яростных схватках за обладание ею.
– Похоже, и тебе она сожгла сердце?
– Нет, – не отводя взгляд от болот, тихо произнес Орагур, – она знала эту сторону своей силы, и, видимо, предприняла свои меры к тому, чтобы я, уйдя от нее, не сошел с ума. Есть только грусть, тихая грусть об ушедшем прекрасном цветке. И, пожалуйста, никому не говори об этом. Кто знает,
Скандинав молча кивнул и ушел обратно к костру.
Наутро отправившийся в центр острова Над не обнаружил никаких следов от развалин дворца.
– Как корова языком слизала, ровнехонькая трава, даже кусты кое-где растут. Куда все подевалось? – недоумевал он.
В этот же день состоялась погребальная церемония по обычаю лигурийцев. Около двух десятков их погибло в результате нападений бессмертного отряда призрачного войска. Был еще с десяток легкораненых из их числа. Из людей практически не пострадал никто. Несколько синяков и царапин были не в счет.
За ночь из болотной травы были сплетены круглые короба. Каждого погибшего положили в свой короб, подняли на плечи и понесли.
– Куда их несут? – подозвав Пирта, тихонько спросила Олиона.
– Аватурана говорил, что болото само покажет то место, куда они должны вернуться. Из болота вышли они, туда и возвратятся.
Вскоре взорам открылось целое озерцо черной воды, не заросшее травой. Из его глубин поднялся и лопнул на поверхности большой пузырь болотного газа.
Лигурийцы аккуратно в ряд сложили на краю озерца свою скорбную ношу и расположились за ней. Люди разместились немного в стороне, наблюдая за ними.
Вперед вышел молодой воин. Он запел песню, которую в некоторых местах подхватывали все присутствующие. Затем его сменил зрелый воин, продолживший песню. Далее его сменил воин с сединой в волосах, и, наконец, его сменил снова молодой воин.
– Они поют об их жизненном пути, – уловив смысл песен, сказал Пирт, – молодой пел об их детских и юношеских годах, зрелый о том, какими сильными и мужественными они стали, пожилой о том, какими умудренными опытом были бы они с годами, и снова молодой о том, что они оставили после себя наследников, которые будут такими же храбрыми, какими были они.
Когда песня кончилась, лигурийцы аккуратно спустили на воду плетеные короба, которые без всплеска ушли на дно.
Затем лигурийцы, построившись в несколько шеренг, лицом к братской могиле, потрясая копьями, сделали несколько шагов назад, несколько вперед, нестройно выкрикивая что-то, после чего отошли в сторону, разбившись на кучки и разговаривая между собой.
– Они отдали последние почести ушедшим и обещали рассказать дома об их подвигах.
К людям подошел Аватурана.
– Нам всем очень жаль, что погибли ваши люди, – проговорил Альрик.
– Они с честью ушли в иной мир, – перевел Пирт уверенный ответ военного вождя лигурийцев, – а что может быть лучше для воина, чем с честью погибнуть на поле брани? Тем более, что пройдут сотни, может быть, тысячи зим, а в нашем народе будут жить легенды о сражении, в котором десяток странников по болотам с помощью небольшого отряда лигурийцев победил князя смерти. И, я уверен, в этих легендах будут названы наши имена.
– Смотрите! – закричал кто-то, показывая назад на остров с золотыми развалинами.