Проклятие рода
Шрифт:
– Ты, что ль? – Стражник поймал его ухо и стал выкручивать. Мальчишка весь изогнулся и выронил щенка. Тот шлепнулся кулем о землю и тонко заскулил. Иоанн тотчас рванулся к нему, схватил и прижал к себе. Злым, прерывающимся от рыданий голосом, выкрикнул:
– Он! Он, холоп! Я повелевал! Он не выполнил.
– Запорю, стервец! – Зашипел стражник, вытягивая ухо провинившегося, так, что тот вынужден был приподняться на цыпочках, ибо казалось воин хотел оторвать его вместе с головой. Было видно, как больно Нечаю, но он терпел изо всех сил, не издавая ни звука.
– Да, да! Пороть его! – Кричал Иоанн, уже окруженный охающими и ахающими бабками. – На конюшню его!
– Щас, мы мигом его, государь! – Стражник отпустил на мгновение ухо жертвы, ударил наотмашь по лицу так, что мальчишка кубарем полетел на землю, нагнулся, схватил за шиворот рубашки и поволок полубесчувственное тело за собой.
Вырвавшись от нянек, с щенком на груди, Иоанн решительно зашагал за ними, на ходу еще шмыгая носом и утирая рукавом вытекающую соплю.
Полумрак конюшен отозвался вопросительным тревожным ржаньем. Несколько лошадиных голов повернулись в сторону нежданных гостей, встревожено кося глазами. Слева от яслей стояли деревянные козлы, с водруженной на них большой дубовой колодой - кобылой, побуревшей от засохшей крови, длиной больше человеческого роста и шириной в пол-аршина. На одном конце ее был вырез для шеи, и два по бокам – для рук.
Навстречу входившей в конюшню процессии – впереди стражник с Нечаем, волочившимся по земле, за ними княжич Иоанн с няньками, выскочил испуганный молодой широкоплечий парень - конюх.
– Ката сюда! Быстро! – Рявкнул стражник, оторвав одной рукой тело своей жертвы от земли, и швырнул на колоду. Если и теплилось до этого в Нечае еще какое-то сознание, то теперь, глухой стук головы по дереву означал полное беспамятство. Конюх исчез. Вместе него, спустя какое-то время, появился широкоплечий мужик в красной рубахе с большой густой черной бородой и полностью выбритым черепом. Через его левое плечо была переброшена длиннющая плеть, волочившаяся за ним по устланному соломой земляному полу. Заметив великого князя, кат остановился, поклонился низко, коснувшись правой рукой земли. Распрямившись, подошел к кобыле и осмотрел предстоящую работу. Тело мальчика лежало неподвижно посередине гигантской колоды. Размеры приспособления для порки были слишком велики. Палач покачал бритой головой, примериваясь. Затем, привычным жестом разорвал на мальчишке рубаху, оголяя спину, подхватил за подмышки, подтянул, чтоб голова безвольно рухнула в отведенный для нее вырез, раскидал в стороны руки, присел на корточки, достал тонкий кожаный ремешок, размотал его, прикинул, хватит ли длины, вновь покачал головой, но подлез под колоду и стянул запястья. Выбрался, распрямился во весь рост, осмотрел все заново, хмыкнул удовлетворенно. Отошел в сторону на несколько шагов, повернулся к Иоанну, вновь поклонился и спросил:
– Дозволь начать, великий князь?
Няньки закрестились, зашептались за спиной Иоанна, упрашивая:
– Батюшка наш, уйдем подале от греха. Не гоже дитятке малому смотреть на казнь. Пожалей себя, Иоанн Васильевич!
Но княжич упрямо мотнул головой. Его губы были поджаты, скулы заострились, взгляд переместился с белеющей в полумраке конюшни обнаженной спины на красную рубаху ката, затем на рукоять плети, висевшей пока в бездействии на левом плече палача.
– Дозволяю! – Зло выкрикнул мальчик.
– Токмо, великий князь, прошу тебя чуть в сторонку отойти… - кат склонил голову, правую руку к сердцу прижал, обхватив сразу рукоять плетки, - обрызгать могу, невзначай.
Иоанн мотнул головой:
– Нет!
– Как знаешь… - пожал плечами палач, отвернулся от княжича, прищурился и стал медленно приближаться к приговоренному. Плеть тащилась за ним узкой змейкой по полу. Подойдя ближе, его рука взметнулась, в воздухе раздался свист, а затем хлопок удара… Бил с правого плеча по ребрам под левый бок. Плеть сразу же глубоко прорубила кожу до самых костей, и палач левой рукой собрал с нее полную горсть крови, отряхнув ее за спину. Теплые брызги, упавшие на лицо Иоанна, ошеломили. Не зря предупреждал кат! Свист и второй удар, крест-накрест, слева направо. Снова брызги. Хлопок. Брызги. Брызги. Живая теплая кровь… Она уже заливала лицо княжича, его рубаху, кроваво-белый щенок беспокойно ворочался у него на груди, но Иоанн ничего не чувствовал, кроме горячего запаха смерти своего врага, ничего не видел, кроме его растерзанной спины, превратившейся в миг в один сплошной кусок рубленного, окровавленного мяса с бесстыдно поблескивающими оголившимися костями ребер. В красном тумане, заполнившем конюшню, вдруг отчетливо зазвенела тишина. Исчезли все звуки, плеть больше не свистела, не хлопала, не рубила, где-то вдалеке, чей-то голос глухо изрек:
– Готов!
Иоанн повернулся и на не сгибающихся ножках побрел на выход, сквозь расступившихся пред ним нянек. Они испуганно прикрывали рот ладонями, показывали пальцем на него, многие рыдали. Княжич вышел на солнечный свет, посмотрел на свои руки, грудь и щенка. Все было залито кровью. От нее исходил странный животный запах. Она быстро засыхала и стягивала кожу, темнела на глазах, превращаясь в одно огромное бурое пятно. Иоанна вырвало. Его кто-то подхватил на руки и быстро-быстро понес прочь.
Княжича раздели, быстро окатили теплой водой, терли, намыливали, снова обливали. Потом насухо вытерли, одели чистую рубашонку, уложили в кровать. Появилась испуганная мать.
– Матушка… - Он потянулся к ней ручонками. Елена прижала сына к груди, чувствуя, как бьется, вырывается его сердечко. За ее спиной маячила кудрявая голова Оболенского. Мальчик помедлил, не сразу, но отстранился от матери:
– Я спать буду!
– Сказку не хочешь на ночь, дитятко? – Ласково спросила мать, приглаживая подсыхающие вихры.
– Нет! Я собачку принес белую, пусть живет со мной!
– Хорошо, хорошо… - закивала княгиня, - пускай живет. Если хочешь с тобой, и будет с тобой!
Иоанн отвернулся к стенке и через мгновение уже спал безмятежным сном. Подле его кроватки копошился на расстеленной белой тряпице отмытый от крови белоснежный щенок…
На следующий день в Москву пожаловал архиепископ новгородский Макарий, сбор полонянный привез в дар правительнице, выкупать несчастных из татарской неволи. Елена Васильевна сама его приветила, под благословение голову склонила. Макарий попросил ее:
– Дозволь, княгинюшка, дитятко царское лицезреть, благословение ему духовное отеческое передать.
– Отчего ж нет! С превеликой радостью, владыка!
– Мы с ним свечку зажжем, молитву сотворим, да разговоры разговаривать будем…
– Сама отведу к нему, владыко! – Обрадовалась Елена Васильевна.
Проводила, дверь тихонько в горницу отворила, заглянула – мальчик сидел на полу со щенком забавлялся, после пропустила вперед архиепископа и… дверь за ним притворила, снаружи оставшись.
Иоанн посмотрел на вошедшего архиерея, на ножки вскочил живо, подбежал, головку склонил:
– Благослови, батюшка!
– Бог благословит, чадушка! - Новгородский владыка ласково погладил по головке, поцеловал в макушку.
– А ты, чадушко мое, ведаешь, кто такой Боженька наш?
Мальчуган стал серьезным, насупился, нижнюю губку поджал:
– Боженька, Он добрый! И любит всех!
– Всех ли? – Усмехнулся владыка. – Бог всеправедный, справедливый. Он без причины не накажет, но и худого человека не оставит без наказания, если он, человек, свою жизнь не исправит.