Проклятие рода
Шрифт:
– Ты знаешь кто это?
– Нет, конечно. Откуда, Томас? Она лишь упомянула Мору, что всколыхнуло не очень приятные воспоминания.
– Они станут хуже, когда ты узнаешь кто она! Зря ты за нее заступился… - Солдат понизил голос до шепота и отвел взгляд в сторону.
– Не тяни, дружище, выкладывай, ты, что знаешь ее?
Томас кивнул и посмотрел в глаза Гилберту:
– Это дочь той старухи, что мы вздернули на воротах. Помнишь мальчишку, что увязался с нами? Это его мать, которую мы тогда пощадили по просьбе отца Мартина! Это она со своей старухой сделала все, чтоб твою
– Зря ты вмешался… не мы тогда, так немцы б сейчас ее… - солдат не договорил фразы, опустил голову. – Пошли, пусть остается, где хочет! – Он потянул Гилберта за плащ.
Гилберт медлил. Память вдруг вспыхнула распятой белизной обнаженного женского тела, проступившего из смрадного черного тумана застенка, струящейся по нему ярко-алой кровью… Он бы убил в тот момент любого, кто был причастен к страданиям Любавы. В тот момент да! А сейчас…? Известие о казни семьи, виновной в случившемся, тогда было им воспринято с радостным мимоходным безразличием, отметившим лишь заслуженность возмездия для человеческой подлости, ибо вся сила переполнявших его чувств воплотилась в одно единственное устремление хоть как-то облегчить боль и страдания любимой.
Гилберт перевел взгляд на женщину. Она по-прежнему стояла посередине лужи, нахохлившись, как мокрый воробей. Потоки воды стекали по ее насквозь промокшей одежде, из-под черного платка, съехавшего на лоб и почти полностью скрывавшего ее лицо, пробивался взгляд, скорбный и молящий о помощи. Что может чувствовать человек, внезапно встретивший на пути того, кто когда-то причинил страшную боль дорогим ему людям? Заслоненная счастьем нескольких лет жизни, наполненных любовью и радостями, боль растворилась в песках времени, и даже напоминание о ней казалось чем-то выдуманным, случившимся не с ними, а с кем-то другим. Поэтому Гилберт не мог ответить сам себе на этот вопрос. В нем не было ненависти к этой женщине. Значит ли это то, что он простил ее? А Любава - Улла? Гилберт вспомнил, как однажды, еще до свадьбы, у них зашел разговор о той семье из Моры, и он даже упомянул о казни, совершенной Томасом и Дженкинсом, но она лишь вздохнула, обернулась к иконе Богородице, перекрестилась и прошептала:
– Бог им судья! – Гилберт даже не понял, кого Улла имела тогда в виду – его друзей или тех родственников покойного мужа, но переспрашивать не стал, чтоб не бередить душевную рану любимой.
Почему, спустя столько лет, эта женщина сейчас оказалась в Стокгольме и ищет именно англичан?
– Подожди! – Гилберт покачал головой и отвел руку Томаса. – Надо узнать, что привело ее сюда?
– Какая разница? – Пожал плечами англичанин. – Брось ее, парень!
Но Гилберт уже решил выслушать странницу. Томас нахмурился:
– Послушай, если ты упрямо хочешь о чем-то ее спросить, то лучше это сделать где-то в другом месте. Скажи, чтоб отошла с тобой в сторону. Не забывай, немцы у нас за спиной, а наши парни не торопятся выходить в город из-за дождя. Если мы и дальше будем торчать здесь втроем, то они могут осмелеть и вызвать себе подмогу.
Предложение было разумным. Гилберт обратился к женщине:
– Ты сможешь идти?
Та закивала послушно головой в ответ.
– Нужно отойти на Эстерлонггатен или к Стуркюрка. Здесь небезопасно находиться.
Женщина снова кивнула и, сильно прихрамывая, медленно вышла из лужи. Было заметно, что каждое движение причиняет ей боль и хромота ее вызвана давнишней травмой, а не сегодняшним падением.
– Она что калека? – Тихо спросил Гилберт Томаса. Солдат пожал плечами:
– При нашей последней встречи, она ей не была. По крайней мере, мы до нее пальцем не дотрагивались.
– Увидимся! – Гилберт махнул на прощание товарищу, взял женщину под руку и стал уводить прочь от замка. Томас смотрел им вслед и осуждающе качал головой. В его спину ткнулся Дженкинс, все это время не сводивший глаз с немцев:
– Куда это Гилберт ее потащил? – Поинтересовался он.
– Не знаю! Но мне это не нравится! – Буркнул в ответ Томас.
– Кто она такая?
– Та, чью мать мы с тобой повесили в Море!
– Святой Томас! Вот это дела! – Глаза Дженкинса округлились от изумления, он даже сдвинул шлем на затылок, не взирая на дождь, и потер себе лоб, словно не веря услышанному, словно ему объявили о ком-то, воскресшим из мертвых.
– Пошли отсюда, приятель, пока насквозь не вымокли! – Томас хлопнул его по плечу, увлекая за собой. – Если мы сейчас не выпьем, как следует, то точно подцепим какую-нибудь лихорадку.
Дженкинс поспешил за товарищем, направившемуся к ближайшему трактиру. Солдат бормотал себе что-то под нос, при этом несуразно размахивая руками. Он ничего не понимал.
Даже опираясь на протянутую руку Гилберта, женщина передвигалась с трудом, хоть он и умерил размашистый солдатский шаг. Она старалась быстро подтянуть больную ногу, затем поскорее перенести тяжесть тела на другую, не обращая внимания на дикую боль в бедре, и так шаг за шагом. Дождь не прекращался, но пока они двигались к церкви, Гилберт успел рассмотреть ее повнимательнее. Помимо хромоты у нее была явно повреждена шея, отчего голова была постоянно наклонена в сторону, и несмотря на все ее старания выпрямить, женщина смотрела вбок.
– Такие раны наносятся только оружием. – Профессионально отметил про себя Гилберт.
Русые волосы мокрыми прядями выбились из-под платка и закрывали ей лоб и глаза, отчего она беспрестанно пыталась свободной рукой их убрать, запрятать обратно. От холода и дождя она хмыкала покрасневшим заострившимся носиком, но даже несмотря на потеки грязи после купания в луже, ее лицо выглядело довольно свежим и даже миловидным, от быстрого шага и озноба сквозь грязно-серую белизну лица на щеках даже проступил румянец.
Гилберт обдуманно вел ее в церковь Стуркюрка. Во-первых, здесь можно было укрыться от дождя, во-вторых – от лишних глаз. В этот час в церкви никого не должно было быть. Уходя из замка, неподалеку от королевских покоев, он столкнулся с Олафом Петерссоном, которого почему-то не видел на свадьбе. Магистр как всегда скользнул неприязненным взглядом и ответил на приветствие солдата чуть заметным надменным кивком. За спиной он услышал голос часового:
– Король затребовал вас, магистр, к себе, и приказал ждать столько сколько потребуется!