Проклятые вечностью

Dragoste

Услышанное будто отрезвило охотника, заставило его усмирить свой мозг, успокоиться. Потеряв последние силы, он буквально рухнул на небольшую кушетку, с треском просевшую под его весом, и обхватил голову руками. Мысли одна страшнее другой хаотично путались, заставляя сознание петлять по бесконечным лабиринтам разума, из которых, казалось, не было выхода. Мир рушился вокруг него, унося с собой во мрак все, что когда-то было дорого, а он лишь бессильно наблюдал, не сумев справиться с силами, его превосходящими. Сейчас сердце и разум буквально разрывали душу на части, довершая царивший вокруг него хаос внутренним противостоянием. Ван Хелсинг, как безумный, метался между двумя противоположными сферами: чувствами и долгом, осознавая собственное бессилие. При любом раскладе

он сам загонял себя в ловушку, и выход из нее один — смерть. При этой мысли озноб прошелся по его коже, и Гэбриэл инстинктивно обернулся назад, будто желая проверить, прав ли был его враг, действительно ли костлявая старуха стоит за его спиной и протягивает к нему руки. Ничего кроме замысловатого рисунка на покрытой деревом стене не бросилось ему в глаза — лишь пустота, такая же, как отныне царила в его душе. Что ж, отныне ему было нечего терять, а значит, он мог вступить в бой без страха, без эмоций, без сердца, ибо оно раскололось на мелкие осколки, оставив только холодный разум, который укажет ему путь, не даст чужим мыслям проникнуть в его сознание супротив воли. В память об Анне он выполнит свой долг, а дальше пусть мир рушится, ему уже все равно.

— Пусть будет по-твоему, мы найдем монстра! — уже не сдерживая горечи, проговорил он.

Однако радости Карла от принятого его другом решения не суждено было продлиться долго — секундой спустя лицо охотника исказила звериная гримаса, а сам он согнулся буквально пополам от приступа острой боли, раздирающей на части его тело. Не помня себя от страха, Карл выскочил из зала, запирая за собой массивные двери, надеясь, что эта преграда если не остановит, то хотя бы сможет задержать его друга, ставшего на кровавый путь звериного безумия.

Тем временем Ван Хелсинг, практически полностью утратив контроль над своим телом, буквально задыхался от боли. Казалось, что все его кости начали ломаться одновременно, пронзая тело десятками кинжалов. Руки удлинились, обнажив огромные звериные когти, грудь неестественно изогнулась, покрываясь густой шерстью, язык отказывался повиноваться, и вместо членораздельной речи с ужасом для себя он услышал гортанное бормотание. Рассудок будто помрачился, и им всецело завладела жажда крови, неконтролируемое желание, которому Гэбриэл не только был не в силах, но и почему-то не хотел сопротивляться. Огромный зал стал тесным для него, давя со всех сторон массивными сводами; тогда, издав леденящий душу вой, Ван Хелсинг кинулся прочь из этого дома, круша мебель, разбивая стекла, пока, наконец, не вырвался на свободу.

Первый снег, едва укрывший тонким покрывалом промерзшую землю, разлетался в разные стороны на ветру, оседал на носу, застилал белесой пеленой глаза, обращаясь в воду от телесного огня. Вскоре нескончаемым темным полотном мимо него начали проплывать деревья, уводя его все дальше от города. Кровь, теплая, бегущая по венам, манящая — она стала для него, как наваждение, лишая рассудка. Вкусить плоть живого существа, трепещущего в его руках, было его единственным желанием, его проклятием.

Прогрохотавший выстрел и последовавшая за ним боль вырвали его из этих размышлений, ногу будто парализовало, и он, как подкошенный, упал на землю, хватая холодный воздух. Это была страшная мука, кровь будто закипела в венах, обжигая все сильнее. С каждым ударом сердца казалось, будто по венам растекается яд, отравляя все сильнее. Вскоре послышались тихие, почти невесомые шаги, а из тьмы начал вырисовываться хрупкий, но такой знакомый силуэт.

— «Анна!» — пронеслось у него в мозгу. — «Хм… боль возвращает сознание и ощущение реальности», — была вторая его мысль. — «Надо притаиться и напасть в тот момент, когда жертва не будет этого ожидать», — ворвался в его мысли голос зверя.

Тем временем девушка подошла ближе, осматривая неподвижно лежащего оборотня. К своему удивлению, она была вынуждена признать, что эта особь была значительно крупнее тех, с которыми ей приходилось иметь дело ранее. Они как будто принадлежали к разным видам, хотя и имели общего предка.

Когда она приблизилась к нему почти вплотную, Ван Хелсинг резко ухватил

ее за ногу, подминая под себя, лишая всякой возможности двигаться. В этот момент девушка все же успела выхватить из голенища сапога небольшой кинжал и по самую рукоять вонзить в его бок оборотня. Острая боль обратилась в еще один приступ неконтролируемой ярости — прижав когтистую лапу к ее шее, Гэбриэл начал душить несчастную, заключая ее в свои стальные объятия. Издав протяжный хрип, эта уже знакомая незнакомка стала беспорядочно хватать воздух, пытаясь вырваться из его хватки, но чем больше он держал ее, тем быстрее затухал огонь в ее пронзительных голубых глазах. В ту секунду желание впиться в ее плоть охватило его с новой силой, но, приблизившись к белоснежной коже, он остановился, вдыхая ее аромат. Запах, исходивший от нее, не принадлежал живому существу — девушка была окружена каким-то темным ореолом, нарушать который ему не позволяли звериные инстинкты. Услужливый ум тут же подсказал ему ответ на эту загадку, а ненависть, горевшая в его душе совсем недавно, восстала, как феникс из пепла, обжигая изнутри. Убить! Он должен ее убить! Он должен отомстить предводителям ее клана за то, что они сделали с Анной, но, еще раз взглянув на ее лицо, решимость сдала свои позиции, оставив после себя лишь сомнения и вопросы, которые не оставляли его уже несколько дней.

— «Я не могу ее убить! Ее лицо…это все равно, что вонзить кинжал в сердце Анне», — пронеслось у него в голове, но, к его собственному удивлению, вслед за решимостью его оставили и силы; спустя несколько секунд шерсть опала, и к нему снова вернулся человеческий облик. Поразительно, что лишь тень любимой женщины способна была вывести его из равновесия, что же будет дальше? Что будет тогда, когда пред ним предстанет Анна? Сможет ли он выполнить свой долг? Сможет ли вонзить серебряный кол в ее грудь? Опять разум вступил в немое противостояние с сердцем, пытаясь навязать ему свою волю. Увидев это перемену, девушка сделала еще одну попытку вырваться, но, даже будучи человеком, Ван Хелсинг обладал немалой силой, чтобы нейтрализовать ее сопротивление. — Кто ты? Что вы делали в лесу в тот день? Зачем следила за нами? Зачем вы похитили монстра и девушку? Где он сейчас? — прошипел он, придавив ее к земле.

Девушка буквально задыхалась, но не проронила ни звука, обратив на него полный гнева взор.

— Мы Вам ничего не сделали! Как я понимаю, мы сражались против общего врага, но вы убили ее! Зачем? Каков был ваш план: убить принцессу, чтобы ты смогла занять ее место? Тогда зачем это кощунство? Зачем устраивать такое надругательство над ее телом?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! Слезь с меня! — прохрипела она, вцепившись в него ногтями. Только сейчас Гэбриэл обратил внимание на то, в каком положении они находятся: полуобнаженный мужчина, пригвоздивший к земле хрупкую девушку. Если бы они не находились в таком захолустье, его давно бы уже арестовали за попытку изнасилования. Выхватив у нее из-за пояса еще один кинжал, охотник поднес его к горлу несчастной и проговорил:

— Если еще раз попытаешься бежать, учти — я прекрасно умею метать кинжалы, да и твой револьвер у меня! Поняла?

В ответ незнакомка лишь кивнула, бросив мимолетный взгляд на кровоточащую рану на его ноге, про себя отметив, что этот оборотень отличался от других не только размерами, но и способностью к регенерации. Серебряная пуля, еще не так давно отравлявшая его кровь, теперь лежала рядом, отражая на себе лунный свет.

— «Что ж, видимо, одной пули мало!» — решила она для себя, поднимаясь с земли.

— Я так и не получил ответа на свой вопрос, — прошипел он, прижав к ее горлу холодную сталь.

— На который именно? За последнюю минуту ты задал мне больше десяти! — с вызовом проговорила она.

— Кто ты? Ты вампир? Что вы делали в том лесу? — повторил он.

— Да, я вампир, — проговорила она, устремив на него прекрасные голубые глаза, — меня зовут Селин, а что до остального, то тебя это не касается, оборотень! — последние слова она произнесла с такой ненавистью, что Ван Хелсинг поразился тому, что эти слова были произнесены бесстрастным существом.