Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II

Бармин Рудольф Георгиевич

Но вернемся в век ХIХ, с началом которого Россия споткнулась о вопрос «Куда идти?». Французская революция привела в движение не только континентальную Европу, но и впавшую в дремоту после пугачевского восстания крепостническую Россию. В нее устремился громадный поток эмигрантов из различных слоев французского общества, не пожелавших испытывать судьбу в захлестнувшей родину резне. Наряду со скарбом они привезли и новые взгляды, новые веяния европейского общества, вызвавшие среди российского болота рябь либеральных начинаний Александра I.

Освободительные походы русской армии в Европу взбаламутили общественную жизнь России. Вдохновленные европейскими свободами наиболее образованные и критически настроенные офицеры-дворяне по возвращении в национальные «конюшни» возжаждали того же. Русский крестьянин в солдатской шинели массово соприкоснулся с бытом Западной Европы, тоже проникнувшись свободолюбивыми настроениями. Декабрист А. Бестужев констатирует: «Войска возвратились с лаврами на челе, но с французскими фразами на устах» («Их вечен с вольностью союз». Литературная критика и публицистика декабристов. М.: Современник, 1983. С. 57). Принесших волю народам Европы родина встретила старой помещичьей неволей. Послышался ропот: «Мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят господа» (указ. соч., с. 205). Низы захотели свободы

от векового рабства, дворяне-командиры посягнули и вообще на святое – корону, низринуть царя-батюшку. Общество пришло в движение. Сначала умственное, затем и политическое. 14 декабря 1825 года восстала императорская гвардия. Разгром восстания показал его историческую преждевременность. Но оно не прошло бесследно. Поле общественного сознания проросло разновидовыми всходами. Столбовая дорога российской истории расстроилась – образованный барин, не лишенный раздумий о судьбах родины, уперся в «трехполье»: Запад, Восток и дорогу в неизведанную яркомиражную даль – социализм. А Илья Муромец, подгоняемый припудренным бичом официальной идеологии («самодержавие, православие, народность»), поплелся проторенной дорогой, обрастая по пути буржуазными доспехами, искушаемый социалистическими сиренами о предпочтительности общества всеобщего благоденствия, где труженик – кузнец собственного счастья, хозяин своей судьбы.

Теория официальной народности

Восстание декабристов стало мощным толчком для возникновения и развития трех вышеуказанных социально-политических течений, индикатором, показавшим, что в недрах господствующего уклада общественной жизни России зреют те же процессы, которые привели к Великой французской революции. На вызов декабристов, по Ф. Глинке, «разгулявшихся рыцарей» (Глинка Ф. Н. Письма к другу. М.: Современник, 1990. С. 8), династии требовалось дать ответ, который бы указывал на ложность избранного путчистами пути обновления общественного организма, на то, что власть российских царей покоится на таких гранитных основаниях, как православие и народное доверие, которым не страшны кавалерийские наскоки любых рыцарей. Так родилась теория официальной народности, автором которой был министр народного просвещения граф С. Уваров и сущность которой выражалась формулой «православие, самодержавие, народность». Эта сугубо охранительная идеология увидела свет в 1834 году, ранее социалистического и славянофильского учений, оказав влияние на то и другое. Поэтому у социалистов и славянофилов встречаются положения, рожденные в лоне официальной народности. Это и страх пред буржуазным Западом с его антагонизмом (поляризация общества на классы с борьбой между ними и пр.), и отрицание буржуазного образа жизни с такими его атрибутами, как конституция (Погодин М., в кн.: Китаев В. А. От фронды к охранительству. М.: Мысль, 1972. С. 29), и предназначение России спасти другие народы (Погодин М., в кн.: Плеханов Г. Очерки по истории русской общественной мысли ХIХ века. Петроград, 1923. С. 51, 54). Вплоть до таких деталей, как совет образованной части дворянства «уплатить дань» народу (высказано С. Шевыревым на лекциях 1844–1845 академического года) – передать ему знания, повторенный впоследствии Лавровым (Шевырев С. История русской словесности. СПб., 1887. Ч. 1 и 2. С. IХ). Или идентичный взгляд на веру как основу народной жизни, без которой «человек – мертвец духом», у представителей официальной народности (указ. соч., с. VIII) и у славянофилов, для которых вера является высшим методом познания (Баскаков В. Социологические воззрения В. Г. Белинского. Московский рабочий, 1948. С. 119). Те и другие сходились еще в одном существенном пункте: в общественной жизни России отсутствовал элемент внутренней борьбы (Плеханов. Очерки по истории русской общественной мысли… С. 33). И. Аксаков: «…в России между народом и властью нет антагонизма, западный конституционный строй пронизан им» (Аксаков И. Сочинения. М., 1886. Т. 2. С. 21). Синкретический образ уваровской доктрины, существенной частью вошедший в арсенал славянофилов и русских социалистов всех оттенков, дал поэт В. А. Жуковский: «Россия – ковчег спасения, который необходимо отгородить китайской стеной от всеобщей заразы (буржуазного Запада. – Б.), чтобы спасти самобытный мир» (указ. соч., с. 55). Отметим основные черты уваровской теории:

• страх пред буржуазным Западом;

• Западная Европа – больное общество, труп (Баскаков… С. 87);

• отрицание конституции, парламента;

• мессианизм;

• образованное дворянство должно «уплатить дань» народу – передать ему знания;

• изоляционизм;

• вера как основа народной жизни;

• отсутствие классовой розни в обществе;

• социологический субъективизм.

Славянофилы

История славянофильства начинается с 1839 года, и своим рождением оно обязано А. Хомякову и И. Киреевскому, обозначившим новое учение в ответе П. Чаадаеву в статьях «О новом и старом» (Хомяков А. С. О новом и старом. Статьи и очерки. М.: Современник, 1988) и «В ответ А. С. Хомякову» (Киреевский И. В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1979) соответственно. Чаадаев в «Философических письмах» поставил вердикт истории России: «Прошлое России бесполезно, настоящее тщетно, а будущего никакого нет». Чаадаев доказывал превосходство католичества над православием, утверждая, что русская история пуста и бессмысленна и единственный путь спасения для нас – полнейшая европеизация (Записки А. И. Кошелева. Изд-во Московского ун-та, 1991. Ч. 1. С. 90). Славянофилы (костяк Хомяков, братья Иван и Константин Аксаковы, братья Иван и Петр Киреевские, Кошелев, Ю. Самарин) ответили: надежда есть, если Россия пойдет своим самобытным путем, не подражая «гнилому» Западу, опираясь на общину, сохраняя и развивая ее положительные потенции и развивая все положительное в Русском государстве допетербургского периода, и все это в лоне христианской веры, – тогда Россия станет примером нравственного возрождения для всего человечества (из вышеназванных статей Хомякова и Киреевского). Из этих суждений нетрудно сделать вывод: славянофильство родилось как антитеза увлечению Западом. Содержание славянофильства дополняет Кошелев: «Мы не отвергали всех приобретений Запада… но находим необходимым все пропустить через критику нашего собственного разума… Мы признавали самою существенною нашею задачею – изучение самих себя в истории и в настоящем быту… Мы стояли не за обветшалое, не за мертвящее, а за то, в чем сохранялась жизнь действительная. Мы восставали не против нововведений, успехов вообще, а против тех, которые не имеют у нас корня… мы были самыми усердными поборниками освобождения крестьян с землей и деятелями в земских учреждениях… Мы стремились быть не обезьянами, не попугаями, а людьми русскими» (указ. соч., с. 90–92).

В социальном аспекте славянофильство

было представлено богатыми дворянами, выступавшими за просвещенный абсолютизм, отмену крепостного права сверху, активно участвовавшими в подготовке манифеста от 19 февраля 1861 года. Наряду с защитой явно консервативных сторон общественной жизни они внесли и немало положительного в развитие политической мысли России, смело подвергая критике многие негативные стороны российской действительности, выдвигая требование свободы мнений, выступая против безоглядного увлечения модными западными теориями. Этой стороной своей деятельности славянофилы внесли определенный вклад в общий процесс либерализации общественных отношений современной им России, оказывая положительное воздействие на представителей иных политических течений. Так, со слов Белинского, славянофилы и М. Бакунин помогли ему избавиться от мистической веры в народ, что привело его в конце жизни к более реалистической оценке социализма и будущности России (Белинский В. Г. Письма. СПб., типография М. М. Стасюлевича. Василеостровская 5-я линия, 28, 1914. Т. III. С. 338, 339).

Славянофилы обличали крепостнические порядки в России, одновременно видели пороки капиталистического развития Западной Европы и выпустили немало ядовитых стрел против буржуазных язв, в целом выступая против капиталистического мироустройства, хотя не были против буржуазных свобод – гласности, свободы собраний и т. д. Будущее устройство России не мыслили без помещичьей собственности, свободных крестьян-землевладельцев, доброго царя-батюшки и всесословной совещательной Думы. Эволюционное развитие подобных институтов впоследствии при дальновидной политике представителей царской династии необходимо привело бы к образованию конституционной монархии, что и случилось в начале ХХ века. Однако с образованием некоторых институтов, которые бы способствовали стабилизации политических и экономических констант российского общества, корона катастрофически запоздала, что и привело к перегреву социального котла и к преждевременному обрушению всего российского государственного каркаса.

У туземников, или самобытников, как предпочитали называть себя славянофилы, была неподдельная любовь к России и русскому народу, они имели мужество смело отстаивать свои взгляды. Так, например, осенью 1855 года на стол Александру II легла «Записка», в которой обличались угнетательная политика правительства, крепостничество, повальное взяточничество, ложь и т. п. Автором «Записки» был Константин Аксаков (Аксаков К. С. Литературная критика. М.: Современник, 1981. С. 5).

40–50-е годы ХIХ века – годы наибольшей популярности и активной деятельности туземников, когда острой проблемой общественных дискуссий была проблема крепостничества – основного тормоза общественного развития страны. Они пробуждали общественную мысль в мрачную николаевскую эпоху – вот пример самоотверженного труда на ниве служения Отечеству, будили общество для борьбы с собственными недостатками и немало содействовали на этом пути его демократизации, смягчению нравов. А ведь тоже могли эмигрировать, будучи богатыми, и вместе с Герценым «колоколить», призывая Русь к топору! Последний (1850 год), кстати, полагал, что социализм – это мост, на котором социалисты и славянофилы могут подать друг другу руки (Записки Кошелева… С. 39). Но если община и была центральным пунктом в мировоззрении тех и других, то роль ее была различна. У Герцена она – основа для социалистического переустройства общества, у славянофилов – условие во избежание пролетариатства (указ. соч., с. 39).

Таким образом, узловыми пунктами славянофильства будут:

1) крестьянская община – основа будущего возрождения России;

2) идеализация русского народа, «цельность и разумность – атрибуты русской народной жизни» (Аксаков И. С. ПСС. М. Т. VII. С. 777);

3) противоположность исторических путей развития России и Запада (указ. соч., с. 33);

4) характеристика Запада как «больного», отрицание буржуазной демократии с ее атрибутами – конституцией, парламентом (Аксаков И. С. ПСС. М., 1886. Т. V. С. 30; ПСС. М., 1886. Т. II. С. 637);

5) отсутствие классовой розни в российском обществе;

6) примат православия в общественном сознании как основы общественной стабильности;

7) вера в царя как народного заступника;

8) панславизм (позднее славянофильство), только Россия спасет славянский мир (Аксаков. ПСС. Т. VII. С. 90, 94);

9) мессианство;

10) схема политического устройства России по И. С. Аксакову: царь – земский собор (совещательный) – самоуправляющиеся уездные земства, или: царю – власть, земле – мнение, или: монархия вверху, республика внизу (Аксаков. ПСС. Т. V. С. 57, 85, 171, 175, 253);

11) социологический субъективизм.

А. И. Герцен

О процессах естественно-исторического развития российского общества до октября 1917 года рассказано много, не будем повторяться. Поэтому, чтобы понять коллизии нынешней России, есть смысл акцентировать внимание на некоторых аспектах отечественной социалистической мысли дооктябрьского периода, которые в советскую эпоху широко не афишировались. А потому пристальнее всмотримся в исторически крепнущий голос сирен отечественного социализма, в конечном итоге сумевших обворожить обитателей российского корабля, убедить ринуться в их объятия и привести к катастрофе, продолжающейся и по сей день. Не обойтись без хрестоматийного: декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил разночинцев и т. д. Начиналось с пустяков, с теорий-рассуждений в кабинетной тиши дворянских усадеб, упитанные хозяева которых вдруг озаботились судьбами страждущего Ивана и всего человечества. Наиболее образованных и критически-романтически настроенных представителей сословия, в течение столетий бывшего опорой престола, поразил вирус социализма. Насмотревшись в зарубежных поездках на коллизии современного им буржуазного Запада, начитавшись модной западной литературы социалистического толка, они стали примерять социалистическое платье к российской действительности. Почвой для подобной подражательности стала реакция возвышенных натур на жестокий крепостнический гнет, ограничение политических свобод и жажда найти выход из антигуманной действительности. Если в предшествующие столетия увлечение Западом ограничивалось в основном техническими заимствованиями в области военной и промышленной техники, архитектуры, одежды, парковой культуры, то в ХIХ веке чацкие («лишние люди») отравились идеологией сенсимонизма и фурьеризма. Белинский (1841): «Идея социализма… стала для меня идеею идей, бытием бытия… альфою и омегою веры и знания» (Белинский В. Г. ПСС. Т. 12. С. 66). Петрашевский: «Когда я впервые прочитал Фурье, я как бы заново родился, благоговел пред величием его гения» (Утопический социализм в России. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1985. С. 167). Адепты новой религии крепостники А. Герцен и Н. Огарев – даже дали клятву верности пожизненного служения ей. И они истово служили своей социалистической библии с начала 30-х годов ХIХ века и до конца своей жизни. Какова ее панорама?