Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II
Шрифт:
В последние три месяца существования империи все ветви власти буквально разбиты параличом: отдаются какие-то указания, одна посредственность заменяется на другую; все эти указания-приказания носят чисто местный характер, на изменение ситуации в целом в положительном направлении влияния не оказывают, наоборот, только усугубляют положение; царят всеобщая бесконтрольность, непродуманность, случайность. Господствует стихия, умело направляемая невидимой рукой к определенной цели. Но рука эта – враждебная самодержавию и, в конечном итоге, России.
В катастрофической ситуации Родзянко пытается разбудить впавшего в оцепенение царя. 7 января 1917 года он докладывает царю, что «правительства нет, системы нет, согласованности между фронтом и тылом нет, кругом разруха, необходимы экстренные меры по спасению положения» (Родзянко… С. 40). Царь продолжает «спать». 10 февраля Родзянко вновь пытается достучаться до царского разума, говоря о проблемах
После такого «холодного душа» председатель IV Думы не побоялся заявить, что при таком отношении со стороны его величества к изложенным проблемам страну может ожидать только революция и анархия (Родзянко… С. 45).
Накануне Февральской революции Бадмаев (доктор тибетской медицины, отлученный от двора за неприязнь к Распутину) посылает царю и членам его семьи обращение и советует немедленно организовать (предлагая и свою помощь!) народные дружины в защиту самодержавия (Доктор Бадмаев. Тибетская медицина. Царский двор. Советская власть. М.: Русская книга, 1995. С. 42). Безответно! Царю на все наплевать, у него одна надежда – на Бога, ибо все в его власти: захочет – поможет, нет – никакие дружины не спасут.
В эти же критические дни министр иностранных дел Покровский говорил Николаю II о серьезности положения, о необходимости убрать Протопопова (у которого, по Распутину, «честь тянется, как подвязка», – Архив русской революции, Берлин. Т. IV. С. 12).
Премьер князь Голицын докладывал царю о готовящемся перевороте, о том же – великий князь Павел Александрович, московский предводитель дворянства Самарин.
Родзянко говорил монарху о непопулярности Александры Федоровны в обществе и отстранении ее от государственных дел; иркутский губернатор Пильц – о всеобщем недовольстве и падении престижа власти. Брат Николая II великий князь Михаил Александрович тоже извещал своего венценосного брата о всеобщем недовольстве и необходимости убрать Протопопова и создать ответственное министерство (Миллер… С. 462). Тщетно! Любые костыли помощи Николай II отвергал, полагая, что докладчики сгущают краски, что народ по-прежнему предан ему, что монархии ничто не угрожает. И вот с такими утешительными для себя воззрениями на окружающую обстановку, вопреки увещеваниям министра внутренних дел Протопопова и других представителей ближайшего окружения не покидать столицу в столь трудную минуту, монарх 22 февраля ее покидает, отправляясь в ставку. Подальше от сплетен и интриг! Накануне отъезда, 21 февраля, он обещал премьеру Голицыну самому приехать в Думу (открылась 14 февраля) и объявить о создании ответственного министерства, но вечером того же дня сообщил Голицыну о своем отъезде в ставку. На вопрос Голицына: «А как ответственное министерство?» безответственный царь отвечает: «Я передумал» (Родзянко… С. 47).
По воспоминаниям современников, в последние недели империи люди буквально жили ожиданием чуда. И после отъезда императора 22 февраля в ставку это чудо – в смысле чудовище – выкатилось на улицы столицы. Начался отсчет семи дней, потрясших империю и мир. Очевидцы тех событий приходят к единому мнению, что Николай II в феврале 1917 года едва ли был адекватен и мог понимать суть происходящих вокруг явлений. Если бы понимал, то, чтобы обезопасить свою власть, срочно вызвал бы в столицу надежные воинские части, а 200 000 резервистов направил по назначению и сам бы остался в столице до разрешения всех острых проблем. Но даже эти элементарные для вменяемого правителя шаги не были им осуществлены. Правитель он был действительно никчемный, коль за два месяца нахождения в столице не смог и не пытался разрешить относительно пустячные проблемы. Будь на его месте его более энергичные и дальновидные предшественники, вроде Александра III или Александра II, эти проблемы были бы разрешены в течение недели, если бы и вообще были допущены. А чем был занят Николай II в эти два судьбоносных месяца? Вот дневниковые записи последнего императора о содержательности его времяпровождения: встал, гулял, завтракал, обедал, пил чай, слушал музыку, ходил на новогодние елки, горячо молился, смотрел кинематограф, разговаривал с тем-другим (разговоры были пустыми, ибо на преодоление кризисных явлений в столице никак не повлияли!), читал, крепко спал и т. п. (Дневники императора Николая II. ОРБИТА. С. 616–624). И ни слова о жгучих проблемах страны, требовавших быстрейшего разрешения.
Отсутствием государственного ума страдал не только царь, но и царица. В конце декабря 1916 года Александра Федоровна отправила князя Жевахова в Новгород с дюжиной ящиков икон и лампад для новгородских храмов и монастырей (Жевахов… Т. 1. С. 253). Об иконах и лампадах думаем! На заводах не хватает металла, на фронтах –
Итак, царь едет в ставку. Чем он озабочен? Из письма супруге от 23 февраля 1917 года: «Мне очень не хватает получасового пасьянса каждый вечер. В свободное время я здесь опять примусь за домино…» (Дневники Николая II… С. 30). Столица уже бурлит, а помыслы повелителя одной шестой части суши о пасьянсе и домино! Трон рушится, власть уплывает из-под ног, а царь думает, как бы «козла забить»! Ну не верх ли кретинизма и признак умственного вырождения?! Прав был Ленин, что Февральская революция могла свершиться только при идиоте Романове (Ленин В. И. Очередные задачи советской власти. М.: Изд-во полит. лит-ры. С. 100). Очевидно, такое же впечатление осталось и у комиссара отряда (под охраной которого царскую семью доставили в Тобольск) Панкратова после его первой встречи с Николаем II в Тобольске 2 сентября 1917 года, вспоминавшего, «что во все время нашей беседы бывший царь улыбался» (Мельник… С. 125). Истинный Иванушка-дурачок! Да и вид последнего царя на многих фото удивительно схож с известнейшим персонажем русских сказок. Да и в народе сложилось мнение, что царь – глуп (Нестор Махно. Воспоминания. М.: Республика, 1992. С. 181).
Вот краткое описание событий в эти критические для династии и России дни, полные трагикомизма.
Протопопов до последнего дня лгал царской чете, что все спокойно, а Николай II верил, хотя уже отовсюду поступали сообщения о начинающемся хаосе в столице. Изумительная слепота, безмятежность и преступное равнодушие!
26 февраля вечером телеграмма от Родзянко: «Всякое промедление смерти подобно…» (речь шла о незамедлительном разрешении назначить ответственное министерство или облечь авторитетное лицо диктаторскими полномочиями. – Б.). Николай II, прочитав телеграмму, иронически заметил начальнику штаба Алексееву: «Этот толстяк Родзянко мне написал какой-то вздор, на который я ему даже отвечать не буду» (Мэсси… С. 345). На следующий день «вздор» обернулся братанием солдат с демонстрантами и самороспуском правительства.
27 февраля, после 10 часов вечера, брат Николая II великий князь Михаил Александрович просил царя уполномочить его образовать новое правительство. Через полчаса царь ответил отказом.
В это же время (27 февраля после 10 часов вечера) приходит телеграмма от премьера князя Голицына о немедленном образовании «правительства доверия». И вновь отказ (Миллер… С. 473, 475). Николай II совершенно не понимал происходящего, но, чувствуя, что события в столице могут угрожать безопасности его семейства, засобирался в обратную дорогу. Начальник штаба генерал Алексеев пытался убедить царя не покидать ставку – бесполезно. Семья была царю дороже России. Бросил ставку (пункт управления фронтами и страной!), армию и трусливо бежал. И еще набрался наглости после отречения записать в дневнике: «кругом измена, трусость и обман». Уж кто трусливо бежал с поля боя – так это сам главнокомандующий император Николай II. У древнеримского императора Веспасиана есть изречение, достойное носителя верховной власти: «Император должен умирать стоя!», то есть иметь мужество в критические для страны минуты использовать все свои властные полномочия для нейтрализации возникших угроз: имея в ставке все рычаги управления, немедленно послать в столицу верные войсковые части (волнениями-то была охвачена одна столица!), назначить там диктатора с неограниченными полномочиями по наведению порядка, разрешению проблем с топливом и продовольствием (были сведения о саботаже определенными инстанциями снабжения таковыми потребителей) и т. п. Армия еще не разложилась, было немало верных монарху частей, готовых прийти ему на помощь. Требовалось только своевременно отдать соответствующие приказы. Но нет! Столица охвачена волнениями, а там – «саншайн»-солнышко-жена с больными детьми, а я все еще тут! Поэтому к черту армию, к черту эту страну – скорей домой! И венценосный дезертир помчался навстречу своей гибели…
Известно, что до Царского Села царь не доехал. Ему дали возможность доехать только до Пскова, где его, уже фактически лишившегося власти, абсолютно дискредитировавшего и себя, и сан свой, и власть в целом, полностью морально сломленного, не пришлось долго уговаривать отречься от престола. Он и отрекся. Без борьбы, без угрызений совести. К чему борьба, к чему переживания, когда на все воля Божия. Нечаянно-негаданно взошел на трон, столь же «неожиданно» потерял его. Не по плечу оказалась ноша. После отречения Николай вернулся в Могилев.