Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
XXIX. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ (I)
"Человеческая комедия" - это
подражание Богу-Отцу.
Альбер Тибоде
Только в 1841 году Бальзаку удалось наконец подписать договор с группой книгоиздателей (Дюбоше, Фюрн, Этцель и Полен) на публикацию всех его произведений под таким необычайным названием - "Человеческая комедия". Он уже не раз давал своим произведениям объединяющие их наименования. Благодаря этому усиливалось впечатление, которого он хотел достигнуть: он как бы воздвигал монументальное сооружение. Поэтому и появились "Сцены частной жизни", "Сцены парижской жизни", "Сцены провинциальной жизни", "Этюды о нравах", "Философские этюды", которые Бальзак собирался дополнить "Аналитическими этюдами", к сожалению, оставшимися, кроме "Физиологии брака", лишь в стадии замысла. Классификация была несколько произвольной, что доказывает переброска некоторых романов из одной рубрики
Это не было издательской уловкой. Бальзак стремился дать в своих многочисленных произведениях полный обзор человеческих типов. Успеет ли он завершить свой труд? Бальзак этого не знает, но уже то, что существовало к 1841 году, представляет собою организованный мир, который, как мир реальный, сам себя порождает - иногда по закону симметрии ("Провинциальная знаменитость в Париже" внушает автору желание написать роман "Парижская знаменитость в провинции" - сюжет, который намечен в "Модесте Миньон" и в "Провинциальной музе"), иногда по закону сходства ("Брачный контракт" порождает неосуществленный замысел написать "Раздел наследства"). Этот метод самооплодотворения чудесным образом увеличивал творческую мощь писателя, Морис Бардеш показал, что внутренняя история "Человеческой комедии" становится еще яснее, когда исследователь принимает во внимание планы, оставшиеся в записях Бальзака. Роману "Луи Ламбер", где показан гениальный человек, которого убила мощь собственной мысли, должен был соответствовать роман "Кретин", в котором отсутствие способности мыслить обеспечивает герою долголетие.
Шпельбер де Лованжуль опубликовал названия пятидесяти трех романов, задуманных и не написанных Бальзаком. Некоторые из них оставили кое-какие следы: "Наследники Буаруж", "Знать", "Дома призрения и народ", "Среди ученых", "Театр как он есть", "Жизнь и приключения одной идеи", "Анатомия педагогической корпорации". К этому списку надо прибавить сто набросков в виде коротких заметок. Когда в мозгу писателя бурлит целый мир, сюжеты возникают один за другим, рвутся к жизни. Примеры набросков: девушка, не имеющая состояния, хочет поймать мужа, делая вид, что она очень богата, а выходит она за бедняка, прибегнувшего к такой же хитрости... Девушка, обманутая вниманием молодого человека, думает, что он влюблен в нее, но она ошибается и, убедившись в этом, начинает ненавидеть его, а тогда он влюбляется в нее... Словом, перед нами две превосходные сцены частной жизни. "Подумать только, сколько в воображении Бальзака кишит названий, сколько персонажей, вырастающих, словно грибы, сколько сюжетов, - право, тут есть что-то от плодовитости, расточительности и равнодушия самой природы", - говорит Морис Бардеш. Как грустно, что Бальзак жил так мало; доживи он до семидесяти лет, у нас были бы великолепные романы о старости его героев.
К изданию, венчавшему титанический труд писателя, длившийся десять лет, Этцель попросил его написать предисловие. Измученный Бальзак предложил перепечатать предисловия Давена. Этцель рассердился: "Да мыслимое ли это дело, чтобы полное собрание ваших сочинений, самое большое, на которое еще никто не осмеливался до сих пор, предстало перед публикой без краткого вашего обращения к ней".
Бальзак уступил и в длинном "Предисловии" попытался рассказать, как зародился его план. Впервые мысль об этом колоссальном сооружении возникла у него в ту пору, когда он изучал труды Жоффруа Сент-Илера. Как вы, помните, Бальзака осенила догадка, что существуют не только зоологические виды, но и виды социальные. Различия между рабочим, торговцем, моряком и поэтом столь же характерны, как и различия между львом, ослом, акулой и овцой.
Но "Человеческая комедия" бесконечно сложнее "комедии животного мира". Во-первых, у животных самка принадлежит к тому же зоологическому виду, что и самец. Лев живет со львицей. В человеческом обществе лев может сожительствовать с овцой или с тигрицей. Кроме того, преобразование и усложнение животных видов совершаются лишь в тысячелетние сроки, тогда как лавочник может в несколько лет стать пэром Франции, а герцог - опуститься на самое дно. Наконец, человек, искусно, владеющий своими руками и умом, производит орудия, инструменты, одежду, строит жилища, которые "меняются на каждой ступени цивилизации". Следовательно, натуралист, изучающий род человеческий, должен изображать мужчин, женщин и мир вещей.
Вальтеру Скотту удалось возвысить роман до уровня истории, но ему и в голову не приходило связать друг
Только тогда увидишь, как широки пределы этого мира, где свет разума не меркнет никогда. Энгельс говорил, что из произведений Бальзака "узнал больше... чем из книг всех специалистов - историков, экономистов, статистиков этого периода, вместе взятых" [К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч., 2-е изд. т.37. с.36]. "Человеческая комедия" остается и Самым правдивым изображением извечных свойств человеческой натуры, и лучшей историей нравов времен Реставрации. Вы все найдете тут: дворянство и буржуазию, чиновничество и армию, механизм кредита и механизм торговли, транспорта, прессы, картину жизни судейских, политических и светских кругов. И все это дано не в виде поверхностных эскизов, но разобрано, разложено и выставлено для обозрения, как части гигантского организма, ясно показывающие его строение.
Всезнание автора "Человеческой комедии" охватывает и дома, и города, он знает все кварталы Парижа. "Ночной Гомер, - говорит о нем Анри Фосийон, он освещает адским пламенем склепы и подземные галереи горящего лихорадочным возбуждением города, где развертывается зловещая эпопея". Он проникает в студенческие кухмистерские, за кулисы театров, в будуары герцогинь, в альковы куртизанок. Своим персонажам он дает имена действительно существовавших в его время поставщиков: Люсьена де Рюбампре одевает портной Штаубе, а Шарля Гранде - портной Бюиссон (который шил на самого Бальзака). Ювелирная лавка Фоссена, находившаяся в доме номер 76 по улице Ришелье, доставляет красивой даме, госпоже Рабурден, модный убор гроздья винограда из агата. Бальзаку известны все круги провинциального общества в Ангулеме, в Гавре, в Лиможе, в Алансоне. Никто лучше его не понял мелочную и неумолимую вражду, рождавшуюся во всех этих городах, судороги, сотрясавшие их с 1789 по 1830 год. Франция периода Реставрации осталась бы непонятой, если бы читатель не видел, какими корнями она уходит в прошлое. "Подлинная жизнь обусловливается определенными причинами". Прием, который применяет Бальзак - появление повторяющихся персонажей, - дает его вымышленным фигурам четвертое измерение - время.
Но описать какое-нибудь общество для Бальзака еще недостаточно. То, что, на его взгляд, делает писателя равным государственному деятелю, а может быть, и возвышает над ним, - это "определенное мнение о человеческих делах". Бальзак знает, что он величайший из романистов, но не только потому, что он дал жизнь такому множеству персонажей (можно представить себе какого-нибудь трудолюбивого, но малодаровитого писателя, который придумал бы еще больше действующих лиц с различными характерами); он видит свое величие в том, что сумел воплотить в созданном им мире человеческих существ свою заветную идею: показал могущество воли, направленной на одну-единственную цель. Воля эта ограничена известными пределами. У наций, так же как у отдельных людей, есть свой лоскуток шагреневой кожи. Народы можно сделать долговечными, только умерив их жизненный порыв. Поэтому Бальзак высказывается в пользу устойчивых политических режимов и законов. "Я пишу при свете двух вечных истин: религии и монархии", - говорит он. Рассуждая о делах государственных, он проявлял мефистофельскую язвительность. "В политике честный человек, - заявляет он, - похож на машину, вдруг вздумавшую чувствовать, или на лоцмана, который, стоя у руля, предался бы нежной страсти, - корабль пойдет ко дну". Но Жорж Санд, хорошо его знавшая, замечает: "Перед грустной укоризной, перед сердечной тоской все его дьявольское могущество рушилось, уступая место наивности и инстинктивной доброте, жившим в глубине его души. Он пожимал вам руку, умолкал или переводил разговор на другую тему". Макиавеллизм шел у него от ума, а великодушие - от сердца.
ПОЛИТИКА И РЕЛИГИЯ
Лучшим политическим строем, по мнению Бальзака, является тот строй, который порождает наибольшую энергию. И он полагает, что максимальное количество энергии достигается путем сосредоточения всей государственной власти в руках правителя. Вспомним вымышленный им разговор между Екатериной Медичи и Робеспьером. Бальзак приемлет обоих этих ревнителей государственной пользы; по той же причине он восхищается Наполеоном. Как и большинство людей его поколения, он был "дитя Аустерлица", и он не забыл свои первые восторги.