Прощай, пасьянс
Шрифт:
Она едва не расхохоталась. Ох, Степан, ну что ты за человек! С того света надоумил. Спасибо тебе, дорогой Степан.
11
— Ну и как ты вызвала его на дуэль? — спросила Мария, выслушав рассказ сестры о парижской жизни.
Они сидели за коклюшками, плетя узор, который показала горничная Анна. Коклюшки негромко стучали, не мешая говорить. Они уже выпили утренний кофе с густыми сливками, который научилась варить Глафира,
Крепкий кофе помог сгладить неловкость утра после минувшей грозовой ночи. Сестры без слов поняли друг друга — не нужно говорить ни о чем. Ничего не произошло такого, что следует обсуждать. Решенное не перерешивают.
Но им необходимо было говорить о чем-то столь же дерзком, как то, что произошло прошлой ночью.
— Ты знаешь, — говорила Лиза, — в Европе доступно отстаивать честь всем и каждому. — Она отпила из чашки глоток. — На дуэль можно вызвать даже того, кто стоит выше тебя на ступенях жизненной лестницы. Я этим воспользовалась.
— Ты купила того, кто вызовет хозяина бала? — вскинула брови Мария. — Но если я верно поняла, он был посланником другой страны?
— Но он европеец. Этим все сказано, — объяснила Лиза. — У него тот же самый кодекс чести.
— А человек, которого ты наняла?
— Он не клошар, нет. — Она засмеялась. — Он студент, которому нужны были деньги.
— Вот как?
— Да. Он был студентом моего умного Жискара. Еще и поэтому мне не составило труда уговорить его вызвать посланника на дуэль.
— Невероятно, — прошептала Мария. — Она приложила палец к губам.
— Он такой же, как я, субтильный. — Лиза повела плечами, на которых была тонкая сиреневая шаль, точно такая, как на Марии. — Иначе как бы я смогла нарядиться им?
— Он дал тебе свое платье? — Мария желала представить в деталях, как все было. Хотя на самом деле у нее в голове толпились совсем другие детали, которые она гнала, вытесняла теми, что сообщала ей сейчас сестра. Ничего, она справится с собой. Должна.
Лиза поморщилась:
— Да, он дал мне свои вещи. И я их надела. — Она засмеялась. — Никогда не думала, что буду настолько хорошо чувствовать себя в мужском платье.
— А шляпа? Как ты спрятала под нее волосы?
— Помогла наша русская коса. — Она засмеялась. — Я заплела ее — прости меня Господи, — одну косу. Хотя знаю, что нельзя, после того как ее расплели надвое. Но что значит нельзя? — Лиза скривила губы. — Что это такое, когда без этого жизнь не в жизнь?
— И потом, это было в Париже. Ты там почти и не ты, — вступилась за сестру Мария, ограждая от ее же собственных нападок.
— Ах! — Лиза махнула
— Ты что! — испугалась Мария. — Мы с тобой не можем менять в себе ничего без уговора! — Ее зеленые глаза стали величиной с изумруд на кольце, таком же, как на пальце Лизы.
— Конечно, нет. Я знаю. Потому я заплела косу, закрутила на темени и заколола. Потом надела шляпу с высокой тульей.
Мария засмеялась:
— А помнишь друга нашего батюшки, который укладывал волосы в кошелек? — Она прыснула, приложив ладони к губам.
— Еще бы не помнить! — точно так же прыснула Лиза. — Как сейчас вижу — на нем парик, сзади — косичка, а поверх нее сеточка. Которая так смешно называется — кошелек. Хорошо, что эта мода прошла. Она осталась теперь лишь как мужская странность. Для очень пожилых мужчин.
— Ну, дальше, дальше… — подгоняла Мария, которой не терпелось узнать главное. Она чувствовала себя так, будто не Лиза, а она сама собиралась тогда на дуэль.
— А дальше милый студент по имени Варнье послал письмо…
— Но ведь это ты написала письмо? — Мария ощущала себя так, как в детстве на качелях — дух захватывало, и казалось, никогда больше не глотнуть воздуха всей грудью.
— Я.
— Он переписал его своей рукой?
— Да, конечно. Потому что почерки мужчины и женщины отличаются.
— Наш с тобой особенно, — согласилась Мария.
— Мы могли бы стать каллиграфами. Если бы захотели.
— Ох, Лиза! — Щеки Марии горели. — Мне вообще кажется, что мы с тобой способны на все. — Она громко засмеялась. Лиза почувствовала в этом смехе надрыв, как будто в нем выплескивалось напряжение предшествующих дней.
— Ты станешь смеяться еще громче, когда узнаешь, что сказал мне потом посланник…
— Что?
— Что он был настолько возмущен грубостью и резкостью стиля, что ожидал увидеть перед собой громилу. А когда увидел… меня… То есть того, кто захотел стать его противником, он опешил.
— Он сразу узнал в тебе женщину?
— В том-то и дело, что нет. Но его потрясло несоответствие угрожающего стиля и облика самого дуэлянта.
— Ха-ха-ха! — засмеялась Мария, и слезы выступили у нее на глазах.
Хорошо, подумала Лиза. Она смеется, значит, напряжение понемногу отступает. Сама она уже справилась с собой. Может быть, потому, что потрудилась над собой заранее. Никаких чувств, велела она себе, отправляясь в супружескую спальню Финогеновых. Только действие. Физиологическое, ничего чувственного. Не забыть подложить под бедра подушку, твердила она себе, чтобы не пропало ни капли. Так учил ее французский доктор. Если все получится с первого раза, то не понадобится второго. Для Марии легче.