Противостояние. Том II

Кинг Стивен

— Нет! — Она вскочила на ноги, невзирая на боль. — Что вы такое говорите? Что они вчетвером просто должны отдать себя ему в руки? Они — сердце, душа и плоть Свободной Зоны? — Глаза ее сверкали. — Чтобы он распял их на крестах, а следующим летом просто заявился сюда и убил всех? Я не дам своему мужу принести себя в жертву твоему Богу-убийце. Насрать на Него!

— Фрэнни! — задохнулся Стю.

— Бог-убийца! Бог-убийца! — выкрикивала она. — Миллионы… может быть, миллиарды погибли от эпидемии. И еще миллионы после. Мы даже

не знаем, будут ли жить дети. Ему что, еще мало? Это что, должно продолжаться и продолжаться, пока на земле не останутся лишь крысы и тараканы? Он не Бог. Он демон, и ты — Его ведьма.

— Прекрати, Фрэнни.

— Без проблем. Я закончила. Я хочу уйти. Отвези меня домой, Стю. Не в больницу, а домой.

— Мы выслушаем то, что она должна сказать.

— Отлично. Ты послушаешь за нас обоих. Я ухожу.

— Малютка.

— Не называй меня так!

Ладонь старухи поднялась и сомкнулась вокруг запястья Фрэн. Фрэн застыла. Ее глаза закрылись. Голова откинулась назад.

— Не надо… Не на-надо… О БОЖЕ МОЙ… СТЮ…

— Стой! Стой! — взревел Стю. — Что ты с ней делаешь?

Матушка Абагейл не ответила. Мгновение растянулось, превратившись, казалось, в вечность, а потом старуха отпустила ее.

Медленно, как в тумане Фрэн принялась массировать запястье, за которое держалась Матушка Абагейл, хотя на нем не было видно ни красного кружочка, ни вмятины, которые свидетельствовали бы о том, что его сдавили. Неожиданно глаза Фрэн широко распахнулись.

— Детка? — тревожно спросил Стю.

— Прошла, — пробормотала Фрэн.

— О чем… о чем она говорит? — Стю оглядел остальных тревожным взглядом. Глен лишь покачал головой. Лицо его было белым, напряженным, но не потрясенным.

— Боль… Растяжение. Боль в спине. Она прошла. — Фрэн ошарашенно посмотрела на Стю. — Она совсем прошла. Смотри. — Она наклонилась и дотронулась до пальцев ног — один раз, второй. Потом наклонилась в третий раз и твердо уперлась ладонями в пол, не сгибая коленей.

Она выпрямилась и встретилась взглядом с Матушкой Абагейл.

— Это что, взятка от твоего Бога? Потому что, если так, то Он может забрать свою милость обратно. Пусть лучше у меня останется боль, но вместе со Стю.

— Бог не раздает взяток, детка, — прошептала Матушка Абагейл. — Он просто подает знаки и позволяет людям истолковывать их так, как они пожелают.

— Стю не пойдет на запад, — сказала Фрэн, но теперь она казалась сбитой с толку и напуганной.

— Сядь, — сказал Стю. — Мы выслушаем то, что она должна сказать.

Сраженная, потерянная, ничего не понимающая, Фрэн села. Ее руки продолжали ощупывать поясницу.

— Вы должны идти на запад, — прошептала Матушка Абагейл. — Вы не должны брать с собой ни еды, ни воды. Вы должны идти сегодня же, в той одежде, которая на вас. Вы должны идти пешком. Мне дано знать, что один из вас не дойдет до места назначения, но я не знаю, кому суждено это. Мне дано знать, что остальных приведут к этому человеку Флаггу, который вовсе не человек, а сверхъестественное создание. Я не знаю, будет ли на то воля Божья, чтобы вы одолели его. Я не знаю, будет ли на то воля Божья, чтобы вы когда-нибудь еще увидели Боулдер. Это мне видеть не дано. Но он в Лас-Вегасе, и вы должны идти туда, и там вы свершите свое противостояние. Вы пойдете, и вы не споткнетесь в пути, потому что с вами будет Вечная Рука Господа Бога Пресвятого, чтобы опереться на нее. Да. С Божьей помощью вы выстоите.

Она кивнула.

— Это все. Я сказала то, что

должна была.

— Нет, — прошептала Фрэн. — Этого не может быть.

— Матушка, — не сказал, а просипел Глен и прочистил горло. — Матушка, нам не дано это осознать, если вы понимаете, что я имею в виду. Мы… Мы не благословлены, не отмечены в отличие от вас близостью к стоящей за всем этим силе, чем бы она ни была. Фрэн права. Если мы пойдем туда, нас скорее всего убьют первые же часовые, на которых мы наткнемся.

— Разве у тебя нет глаз? Ты видел, как через меня Бог исцелил Фрэн от ее недуга. Ты полагаешь, что в Его план входит дать убить вас нижайшим слугам Князя Тьмы?

— Но, матушка…

— Нет. — Она подняла руку, заставив его замолчать. — Мое дело не спорить с вами, не убеждать, а лишь наставить на путь понимания Божьего плана, предначертанного для вас. Слушай, Глен.

И неожиданно изо рта Матушки Абагейл раздался голос Глена Бейтмана, смертельно испугавший их всех и заставивший Фрэн со слабым вскриком прижаться к Стю.

— Матушка Абагейл называет его пешкой дьявола, — произнес этот сильный мужской голос, каким-то образом рождавшийся в провалившейся груди старухи и вырывавшийся из ее беззубого рта. — Может быть, он просто последний волшебник рационального мышления, собирающий против нас орудия технологии. Может быть, он нечто большее, что-то еще более темное. Я знаю лишь, что он есть. И я больше не думаю, что социология, или психология, или любая другая «логия» положит ему конец. Я полагаю, только белая магия сделает это.

У Глена отвисла челюсть.

— Это правда, или это слова лжеца? — спросила Матушка Абагейл.

— Не знаю, правда это или нет, но это мои слова, — дрожащим голосом произнес Глен.

— Верьте. Все вы, верьте. Ларри… Ральф… Стю… Глен… Фрэнни. Особенно ты, Фрэнни. Верьте и… повинуйтесь слову Господа.

— У нас есть выбор? — с горечью спросил Ларри.

С удивлением она повернулась к нему.

— Выбор? Выбор есть всегда. Таков путь Господен, и таким он будет вечно. Ваша воля по-прежнему свободна. Поступайте по своей воле. На вас нет никаких цепей, но… Это то, чего хочет от вас Бог.

Снова тишина, как глубокий снег. В конце концов ее нарушил Ральф:

— Сказано в Библии, что Давид разобрался с Голиафом, — сказал он. — Я пойду, если вы говорите, что так надо, матушка.

Она взяла его за руку.

— Я, — сказал Ларри, — я… тоже. Ладно. — Он вздохнул и приложил ладонь ко лбу так, словно у него разболелась голова. Глен открыл рот, чтобы сказать что-то, но, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, из угла комнаты раздался усталый вздох и глухой стук падения.

Это была Люси, о которой они все забыли. Она потеряла сознание.

Рассвет коснулся горизонта.

Они сидели за столом на кухне Ларри и пили кофе. Было без десяти пять, когда по коридору прошла Фрэн и встала в дверях. Ее лицо распухло от слез, но она не хромала при ходьбе. Она была действительно здорова.

— Я думаю, она отходит, — сказала Фрэн.

Дыхание Матушки Абагейл стало сопровождаться тяжелым скрежетом, жутким образом напоминавшим супергрипп. Они молча сгрудились вокруг кровати в глубоком благоговении и страхе. Ральф был уверен, что в конце случится нечто особенное и все они ясно и отчетливо узрят чудо. Она исчезнет во вспышке света, которая унесет ее. Или они увидят ее дух, в форме каких-то лучей вылетающий из окна и устремляющийся в небо.