Психиатрическая власть
Шрифт:
тот самый путь который может дать мне гарантию что мои действия суть м'едицинские действия» Эта взаимозависимость
между впястью впача и вымогательством ппизнания больного между BJidoibiu ерача и вымикислк. bum пим-зиаппи
т 6ическогоао Кп Моса КаЖе ТСЯ' ^^ Се РДЦСВИНУ ТlbХНИКИ ПСИХиаЭтот опрос, основные элементы которого я попытался вам представить, может быть прочитан сразу на трех уровнях. Первый из них — дисциплинарный уровень, о котором мы уже говорили,14 оставим сейчас в стороне. Главными, думаю,
322
прежде всего медицинский мимесис,или аналогомсхемы, предоставляемой медицине патологической анатомией: во-первых, опрос выстраивает из наследственных предрасположен ностей тело, дает это тело не имевшей его болезни; во-вторых, вокруг этой болезни, чтобы определить ее как болезнь, он образует поле аномалий; в-третьих, из оснований запроса он создает симптомы; и, в-четвертых, он изолирует, очерчивает, локализует патологический очаг, указываемый и актуализируемый им в признании или в реализации главного, центрального симптома.
Следовательно, опрос выступает в психиатрии XIX века средством точной реконструкции элементов, характеризующих практику дифференциальной диагностики в органической медицине. Он позволяет воссоздать рядом с органической медициной, без пересечений с нею, нечто функционирующее таким же образом, как и она, но в качестве мимесиса, аналогона.Кроме того, в рамках опроса на деле осуществляется — путем уловок, замен, обещаний, игры взаимных подарков между врачом и больным — тройная реализация: реализация некоторого поведения как безумия, реализация безумия как болезни и, наконец, реализация сторожа при безумце как врача.
Разумеется, выполняя такие функции, психиатрический опрос оказывается всецело обновленным ритуалом абсолютной диагностики. Что представляла собой деятельность психиатра в типичной больнице XIX века? Как вы помните, у него было два и только два дела: обход и опрос. Совершая обход, врач инспектировал все службы своей больницы, ежеутренне производя превращение дисциплины в терапевтику: обходя и осматривая все уголки больницы, обследуя все детали дисциплинарной системы он одним своим присутствием превращал их в терапев-тический аппарат.15
Вторым же делом психиатра был опрос, заключавшийся в следующем: дайте мне ваши симптомы, представьте мне как симптомы свою жизнь, и тем самым вы сделаете меня врачом.
Два этих обряда, обход и опрос — суть элементы, за счет которых работает дисциплинарное поле, о котором я вам говорил. Понятно, кстати, и почему обряд опроса нуждался в периодическом усиленном повторении. Подобно, если хотите, ежедневным и торжественным богослужениям, клиническая презентация перед студенческой аудиторией была по отношению к закры-
323
тому опросу больного врачом тем же, чем праздничная месса с песнопениями по отношению к обычной. А почему клиническая презентация, этот почти публичный обряд, эта Messa solemnis*психиатрии, так рано, так быстро распространилась в новой науке? Несколько слов об этом я уже сказал,16 но сейчас, я думаю, нам открывается иной уровень функционирования клинической презентации.
Каким образом при отсутствии тела и исцеления, характеризующем психиатрическую практику, врач может быть действительно провозглашен врачом? Как можно было бы в полной мере осуществлять эти операции, о которых мы говорили, — это превращение запроса в симптомы, событий жизни в аномалии, наследственности в тело и т. д., — не будь, помимо постоянного функционирования лечебницы, еще и некоего обряда, который торжественно повторял бы то, что происходит во время опроса? И вот организуется пространство, в котором алиенист получает статус врача в силу одного того, что его окружают в качестве слушателей и зрителей студенты. Медицинский характер его действий обретает актуализацию вовсе не благодаря успешному лечению или тому, что он создал некую истинную этиологию, поскольку как раз об этиологии-то здесь речь не заходит; его действия превращения, о которых я вам говорил становятся медицинскими
ей и НУЖНЗ. эТЗ. инстиTVLIHOH3.JIbH3H кОГ)порЭ.11ИЯ CTVJ3енческOC
окружение, внимающее ответам больного на вопросы профессо-ра Как только эти слушания кодифицируются и институциали-зипуются как восприятие студентами того что психиатр гово рит в качестве ученого специалиста в медицинском знании все те опера.ши о которых я говппил до этого с удвоенной силой и эГлективностмо принимаются замедиттинское претворение безумия запроса сГпринудителГном лечении в сим-
Иными словами, мне кажется, что статусный характер речи врача, которая сама по себе не более чем дополнительна, ее способность увеличивать престиж говорящего и придавать его словам большую истинность гораздо важнее, значительнее содер-
Торжественная месса (лат.. — Примеч. пер.
жания этих слов: статусный характер речи психиатра ложится в основание его медицинской власти. Чтобы его речь на деле осуществляла описанные мною ранее медицинские превращения, она должна, по крайней мере периодически, ритуально, институционально маркироваться посредством обряда клинической презентации больного студенческой аудитории.
Вот что я хотел сказать вам о психиатрическом опросе. Разумеется, стоило бы внести некоторые уточнения в соответствии с различными его формами. У Лере, скажем, опрос принимал весьма изощренные формы: так, Лере разработал бессловесный опрос: врач ничего не говорит больному, ожидая, пока тот заговорит сам, позволяя ему сказать то, что он хочет, — таков, согласно Лере, единственный, или во всяком случае наилучший путь к получению полного признания в безумии.17 Тот же Лере применял своеобразную игру, в рамках которой за неким симптомом обнаруживался новый вопрос, который-то и следовало изучить в ходе опроса. Впрочем, все это лишь второстепенные особенности описанного мною обряда опроса.
Наряду с опросом, опять-таки в качестве дополнения к нему, но исторически куда более важного, нежели упомянутые техники Лере, практиковались также два других оператора меди-кализации безумия, его реализации как болезни: наркотики и гипноз.
В связи с наркотиками я уже говорил ранее об их дисциплинарном применении с XVIII века: тогда использовали опиаты,18 шафранно-опийную настойку и т.д.14 В конце же XVIII века возникает новый феномен — судебно-медицинское применение наркотиков, и приблизительно в это же время один итальянский врач предлагает использовать их в больших дозах для выяснения, является ли индивид душевнобольным или нет, — как раз-личитель безумия и его симуляции.20
Это было только начало, и в первые восемьдесят лет XIX века мы обнаруживаем широчайшую практику применения наркотиков в психиатрических больницах — прежде всего, опия, амилнитрита,21 хлороформа22 и эфира:23 в 1864 году в «Общих архивах медицины» выходит важный текст Мореля об использовании эфира в психиатрической больнице.24 Но, как мне кажется, наиболее значительный эпизод этой истории связан с практикой Моро де Тура и его книгой «О гашише и душевной болезни»,
324
325
опубликованной в 1845 году." Автор этого труда, оказавшего, судя по всему, серьезное историческое влияние, рассказывает о том, как он «сам» — нам еще предстоит оценить важность этого «сам», — попробовал гашиш и, приняв достаточно большую его дозу, сумел выделить в наступившей интоксикации следующие фазы: во-первых, «ощущение счастья»; затем «возбуждение, путаницу мыслей»; в-третьих, «нарушение ориентации во времени и пространстве»; в-четвертых, «усиление зрительной и слуховой чувствительности: обострение ощущений при прослушивании музыки и т. д.»; в-пятых, «навязчивые идеи и бредовые суждения»; в-шестых, расстройство или, как говорит он сам, «повреждение эмоций» — обостренный страх, повышенная возбудимость, усиление любовных переживаний и т. п.; в-седьмых, «непреодолимые влечения»; и, наконец, в-восьмых — это последняя стадия, — «иллюзии и галлюцинации».26 На мой взгляд, этот опыт Моро де Тура и то, как он затем использовал его, очень важны по целому ряду причин.