Психиатрическая власть

Фуко Мишель

318

Во-вторых, имел место и поиск признаков предрасположенности, индивидуальных предвестий: не предвещало ли что-либо безумие, когда оно еще не было в полном смысле слова безумием? Таков второй постоянный аспект психиатрического опроса: расскажите о своем детстве; вспомните, что тогда происходило; перескажите свою жизнь; когда вы болели, как болезни проявлялись у вас и т. д. Этими вопросами подразумевается, что безумие как болезнь всегда опережает само себя, даже в тех случаях, когда оно начинается внезапно, — даже тогда следует искать предвестия.

Если в общей медицине такого рода индивидуальные предвестия, тревожные обстоятельства позволяют определить тот или иной тип заболевания, решить, какое оно именно — прогрессирующее или

нет, хроническое или нет, и т. д., то в психиатрической области его цель иная. Поиск индивидуальных предвестий здесь — это, по сути, попытка доказать, что безумие уже имело место прежде, чем сформировалось как болезнь, и вместе с тем что эти его признаки были еще не безумием как таковым но условиями возможности безумия. Иными словами надо найти такие признаки, которые не были бы собственно патологическими — ибо иначе они окажутся признаками болезни ее действительными элементами, а вовсе не

предвестиями —не были бы внутренними признаками болез-

ни но соотносились бы с нею так чтобы их можно было бы представить как предвестия кзде рэ.нние признаки как свиде-тельства предрасположенности - и внутренние, и внешние бо-лезни огтновременно7 Надо включить безумие в индивидуаль-ный контекст того, что можно назвать аномалией.8

Аномалия — это условие индивидуальной возможности безумия, и установить его необходимо, чтобы убедительно доказать, что то, что вы беретесь лечить, с чем вы имеете дело и что хотите представить именно как симптомы безумия, действительно имеет патологический характер. Условием превращения различных элементов, составляющих предмет, основание запроса о принудительном лечении в патологические симптомы является включение этих элементов в общую ткань аномалии.

Чтобы представить этот феномен более полно, приведу в качестве примера досье Пьера Ривьера.9 Когда врачи пытались установить, душевнобольной Пьер Ривьер или нет, в самом ли

319

деле он поражен тем, что они не слишком уверенно называли «мономанией» (вспомним, что мономания в эту эпоху, согласно определению Эскироля, считалась болезнью взрывного характера и характеризовалась именно своей внезапностью, а ее основным симптомом был соответственно внезапный переход к криминальному поведению10), как могли они доказать, что его криминальное поведение безумно? Им надо было перенести его в поле аномалий. И они выстроили это поле аномалий из ряда элементов. То, что Ривьер, будучи ребенком, рубил капустные кочаны, воображая, что это головы военачальников, то, что он распял лягушку в качестве плененного врага, и подобные этим факты" образовали горизонт аномалий, внутри которого затем удалось реализовать предмет названного вопроса в качестве безумия. Итак, вторым аспектом опроса является образование горизонта аномалий.

Третий же его аспект заключается в организации того, что можно было бы назвать скрещением или переплетением ответственности и субъективности. Во всяком психиатрическом опросе присутствует, как мне кажется, своего рода торговля, и происходит она следующим образом. Психиатр говорит сидящему перед ним индивиду: ну что ж, ты теперь здесь, по доброй воле или вопреки ей, но здесь, потому что на тебя жалуются, ты причиняешь хлопоты; ты говоришь то, делаешь это, ведешь себя так. Я не намерен спрашивать тебя о том, правда ли все это, мне не нужны твои утверждения, что обвинения в твой адрес обоснованны или нет что ты причинял или вовсе не причинял кому-либо хлопоты — я не следователь — но я могу снять с тебя юридическую или моральную ответственность за то что ты сделал за то что с тобой произошло или за побуждения которые ты испытываешь только при одном условии если ты субъективно признаешь реальность всего этого представишь мне все эти факты как субъективные симптомы твоей жизни твоего сознания Мне нужно обнаружить все эти элементы' пусть и с некоторыми большими или меньшими изменениями' это для меня неважно в твоем рассказе в твоих признаниях' как элементы твоего нёлугя как л™™.,.™ силу чудпвишных жепяний ^гвГлетеиГ^

ГпнппЛ'яГ™^

торым' ты находишься здесь более неГудут обременять тебя

юридической или моральной ответственностью, но, чтобы осуществить это освобождение, чтобы снять с тебя обвинения, мне нужно получить их от тебя самого в виде симптомов того или иного рода. Дай мне симптом, и я сниму с тебя вину.

Такая торговля разыгрывается, как мне кажется, в рамках психиатрического опроса и неизменно сосредоточивает его прежде всего на тех основаниях, по которым индивид оказался здесь, перед психиатром. Пересмотр причин, вследствие которых человек попал к психиатру, — связаны ли они с его сознательным решением, или наоборот, исходят со стороны, от других, — превращение этих оснований для лечения в симптомы как раз и должен осуществить психиатрический опрос.

Наконец, четвертой функцией психиатрического опроса является то, что я назову подготовкой ключевого признания. Дело в том, что психиатрический опрос по самой сути своей имеет некоторую цель и действительно всегда прекращается в определенном пункте. Цель, точка схода психиатрического признания — это как раз то, что оказывается и сердцевиной безумия, его ядром, некий очаг, соответствующий в случае безумия очагу патологического процесса.* И этот очаг безумия, который опрос всячески стремится реализовать осуществить, есть сумасшествие в предельной, неопровержимой форме. От

индИВИ ЛЭ. нЭ.ЛО добиться, чтобы он не прОСТО признЗ-л НЙЛичие ТГоГО бредовОГО очЗ.ГЗ. но и на ЛСЛС сИСТУЗ-ЛИЗИРОВЯЛ еГО в ПТ)о-

цессе опроса.

Такая актуализация может быть получена двумя способами— либо в виде собственно признания, ритуально произнесенного во время опроса: «Да, я слышу голоса! Да-да, у меня галлюцинации»,12 «Да, я считаю себя Наполеоном!»,13 «Да, я брежу!» (именно такого признания добивается психиатрический опрос), либо, если актуализация путем присвоения симптома в первом лице не удается, в процессе опроса должен актуализироваться кризис — у пациента должна случиться галлюцинация, истерический припадок и т. д. Так или иначе — посредством признания или актуализации основного симптома — субъекта

* В подготовительной рукописи М. Фуко добавляет: «Это немного похоже на выполнение семьей функции соматического субстрата безумия».

320

21 Мишель Фуко

321

ставят в положение крайнего стеснения, загоняют в угол, так что он оказывается вынужден сказать «я безумен» или разыграть свое безумие наяву. В такой момент, будучи доведен до кульминационной точки опроса, он более не может уклоняться от собственных симптомов, проскальзывать между ними. Он вынужден сказать: я действительно тот человек, для которого придумана психиатрическая больница, мне нужен врач; я болен, и, поскольку я болен, вы, чья первостепенная функция заключается в моей госпитализации, — не кто иной, как врач. Таков решающий момент двойного провозглашения госпитализированного индивида больным, а индивида, который его госпитализирует, — врачом и психиатром.

Когда у опрашиваемого вырывают это отчаянное признание в безумии, прямое или косвенное, наступает некоторое облегчение. И в связи с этим в технике психиатрического опроса обнаруживается двойная аналогия с религиозным признанием и медицинским кризисом: религиозное признание способствует прощению, а выделения, исторгаемые во время кризиса, выводят из организма болезнетворную субстанцию. В точке совпадения или, если угодно, в своеобразном колебании между признанием, дарующим прощение, и выделениями, изгоняющими болезнь, отчаянное признание в безумии является — как утверждают психиатры XIX века и несомненно многие наши современники — тем с помощью чего индивид сможет затем освободиться от своего безумия. «Я избавлю тебя от твоего бе-зумия если ты признаешься в нем» — или другими словами: «Предоставь мне те причины по которым я помещаю тебя в лечебницу, открой мне то, из-за чего я лишаю тебя свободы и тогда я избавлю тебя от безумия Путь к твоему исцелению—это