Птица
Шрифт:
Уже на улице, хватанув порцию холодного воздуха, остудившего расплавленные мозги, Лазаров пробормотал:
– Надо же, она девственница...
– Что?
– переспросил Юрий.
– А? Нет-нет, ничего, это я так, о своем, о девичьем...
Девятый полет
Мой рев разносился по автосервису. Его не могли заглушить стрекотание пневматических гайковертов, жужжание шуруповертов и цокотание
Я плакала навзрыд.
Уже где-то около часа.
Сотрудники упорно ничего не замечали, выкручивая на максимум звукаудиосистем ремонтируемых автомобилей. В итоге в сервисе стояла невообразимая какофония. Клиенты сдавали и получали машины в рекордно короткие сроки. Акты подписывали без претензий, а телефон попросту никто не слышал.
Но мне было все равно.
Я не плакала с пятнадцати лет.
А мне двадцать семь.
За это время, оказывается, немало причин для проливного соленого дождя накопилось. Я вспомнила все...
Восьмой класс, май, роскошный белый брючный костюм. Самое то после недели затяжных дождей, если идти аккуратно. Звук мотоцикла. Крадущегося черно-оранжевого зверя из-за угла. Разгон, езда на заднем колесе. И глубокая лужа, половина которой на моем белом брючном костюме. И сияющая рожа Лазарова, спрашивающего как мне понравилось...
Девятый класс. Экзамены. Взволнованное сопение одноклассников. Шуршание гелевых ручек о бумагу. Злой шепот за спиной. Торжественное шествие в сторону двери. Клочок бумаги на моей парте. Вездесущий учитель и ответы на разлинованной бумаге. И приписка: не благодари за помощь. Благодарности Максим не дождался...
Одиннадцатый. Выпускной. Школьный двор. Полчаса до отправления автобусов. Решаю ехать или ну его.к. Прохладный ветер. Чей-то пиджак опускается на плечи. В руке бокал шампанского. Обещание показать кое-что интересное. Мятный вкус губ Лазарова. И писклявый голос Наташки: где ты, зайчик. И этот кролик из страны чудес немедленно поскакал на зов...
И это только часть эпизодов. И сколько их было всего?! И понеслось по второму кругу.
– Можно?
– в восемь вечера пришла наша уборщица.
– Тааак... Сейчас вернусь!
Через десять минут она вернулась и положила передо мной на стол два пакета с конфетами: коровка и буревестник. Я перестала захлебываться слезами и захлебнулась слюной. Откуда она узнала о моих пристрастиях?!
Проклятие...
Вот кто мои запасы из нижнего ящика стола таскает!!!
– Еще куплю, - примирительно сказала Полина Георгиевна.
– По какому поводу слезы?
– На-на-накопи-лось, - пропыхтела, запихивая в рот сразу две конфеты.
– И-и-имею прав-во...
– и на закуску сдобрить белую начинку сладкой до спазма в горле коровкой.
– Да никто тебя этого права не лишает. Реви на здоровье, только что потом делать будешь?
– С-с-с чем?
– постепенно успокаивалась.
Стыд, страх и едва сдерживаемое желание отправить Лазарова на больничный сходили на нет. Последнее, впрочем, не ушло совсем, а просто затаилось в глубине души, выжидая удобного часа.
Что мне с ним делать?
С воспитанным мальчиком из хорошей семьи...
Я ведь с одиннадцати лет пытаюсь его плохому научить, стереть радостную улыбку с его ангельски красивого лица, а он, как та кошка, что только обещает, а руку протяни и тут же шкура царапинами украситься.
Но ведь он не со зла!
Это у него порода такая со свойством, будто кость в горле застревать, дабы подобные мне не сожрали случайно! А я ни случайно, ни специально не хочу - он сам вокруг меня трется и норовит внутрь залезть через... через... в общем, он уже через все места пробовал, даже через попы кожи просочиться пытался.
– Ни-ни-ничего, - выдохнула.
– Ж-ж-жить и по возможности без чужого носа в личном пространстве.
– А вот и неправильно!
– с жаром выпалила Полина Георгиевна.
– У тебя личное пространство слишком большое. Тебе его заполнить надо!
– Ч-чем?
– я испуганно откинулась на спинку стула.
Зажатая в руке конфета стремительно таяла от резкого скачка температуры. Я простор люблю и свободу. За каждый сантиметр пространства готова насмерть стоять. И мне не жаль тратить время на уборку, полировку и очистку от мусора. Это моя душа! Идеально белая! И никому не позволено в нее своими кисточками с яркой краской тыкать!
– Нуу, - уборщица усмехнулась, хрустнула шеей и странно на меня посмотрела.
– Хочешь носами заполняй, хочешь еще чем... у каждой свои предпочтения в размере и цвете.
– Ц-цвете?
– я впала в ступор.
О негре я как-то не задумывалась... Но теперь... Ооо! Перед глазами так и висело... стояло... лежало... тьфу, ты! В общем, болталось оно, оливкового цвета... Как этот метроном: тик-так, тик-так...