Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
– Что бы он знал, этот боров, – процедил Амор. Иге посмотрел на него, нахмурившись. – Кусок сгнившей портянки. Корм для червей. Твой «сэр».
Иге выпрямился – и Амор ощутил его недоумение: мальчишка не понимал, то ли соглашаться, потому что отец Амор, священник, все дела, говорил такое – с одной стороны, с другой – этому «корму для червей» Иге служил столько времени. Он пожал плечами и замкнулся в себе. Амор ухватил его за подбородок и заглянул в глаза.
– У него не хватило смелости встать над мужчинами, он предпочел топтать детей. Он – кусок дерьма. Он недостоин называться сэром. И даже вместо того, чтобы защищать вас, он прятался за вами. Вы с Эше молодцы, герои, что ушли от него.
Иге затрясло. Он вырвался из хватки Амора, отошел на пару метров и отвернулся, втянул голову в плечи, сгорбился, словно в ожидании удара.
– Идем, отдохнем
Казалось, Амор только лег на кровать, только вытянулся, только закрыл глаза – и услышал тихое: «Доброе утро, отец Даг». Заставил себя улыбнуться, ответил:
– Доброе утро, доктор Декрит. Вы простите меня, если я останусь лежать? Кажется, я недооценил степень собственной усталости.
– Разумеется! – с готовностью воскликнула она. – Я также прошу прощения, что не даю вам возможности отдохнуть как следует. Мы с Тимом проследили ваш маршрут. Вы молодцы, и вам чертовски повезло, что вы пробрались к нам.
Амор даже глаза открыл. Улыбнулся куда искренней.
– Я категорически против «чертовски», – заметил он. Она помахала рукой, мол, простите мне мою неаккуратность со словами.
– Ваше прибытие – это самая главная новость в нашей миссии, – продолжила она. – Медперсонал из местных спрашивает каждые пять минут, можно ли рассчитывать, что вы проведете службу. Им действительно не хватает этих ритуалов.
Амор потянулся за пультом, поднял изголовье кровати; он рассеянно слушал доктора Декрит – она легко проходилась по сомнительной ценности церкви в современном, цивилизованном и развитом мире, по упертости местных людей в своих предрассудках, в их инстинктивной потребности в регулярной доле сверхъестественного, по тому, что ритуалы обладают одним несомненным достоинством – они структурируют быт и душевную гигиену. И прочая, прочая. Ничего нового – Амор слышал это в свой первый год в семинарии, сразу после нее, и потом, считай, каждые две недели. Тот же Яспер Эйдерлинк, только-только переставший быть курсантом, очень любил производить впечатление циничного, повидавшего жизнь человека. Возможно, доктор Декрит была поискренней в своих убеждениях. Может, просто перечитала либеральных статей.
– Я с огромным удовольствием исполню мой долг перед моими опекаемыми, благотворителями и вами, доктор Декрит. – Он вздохнул и добавил: – Если его высокопреосвященство благословит меня.
Она нахмурилась.
– Это возможно?
– Это не будет удивительно. Церкви, как ни странно, очень территориальны, – печально ответил Амор.
– Я могу как-то помочь вам в убеждении вашего епископа? – забеспокоилась доктор Декрит.
Амор покачал головой. Она как раз могла помешать – именно своей настойчивостью, убежденностью в собственной правоте. Его преосвященство не очень любил иных, кроме него, правых людей – на их фоне тускнела его репутация. Но Амор хотел, жаждал, нуждался в его благословении: он хотел отслужить службу, вернуть себе хотя бы немного мира, подарить его другим. У него зрело еще одно желание, неопределенное пока, но очень настойчивое: убедиться, что путь, выбранный в порыве то ли идеализма, то ли отчаянного цинизма, давным-давно, в юном совсем возрасте, был правильным и не подведет его никогда; что Амор и дальше может идти, спотыкаясь – куда без этого, – но зная, многократно подтвердив себе, что путь верен, и цель – истинна.
Еще немного поговорив с доктором Декрит, успокоив ее, поиграв в душепопечителя, Амор потянулся за коммом. А он был выключен, мог и вообще оказаться неисправным. Амор нарисовал на нем маленький крестик, усмехнулся собственной наивности, но придавил кнопку. Не сразу, но комм включился. Амор смотрел на экран – и по непонятной причине боялся того, что прочитает на нем.
_______
* Бернаут - синдром эмоционального выгорания
========== Часть 26 ==========
Опустив руку с коммом на грудь, Амор прикрыл глаза. Снова ощущение, что он плывет, как сухой листок по контуру водоворота, и спираль уменьшается, и листок неумолимо приближается к центру омута. А до тех пор – мягкое, плавное, неспешное движение. Навстречу судьбе, не меньше. Желчь подступила к горлу; желудок, казалось Амору, недоумевал: они вроде в мирной зоне, и здесь вроде должен быть относительный достаток продовольствия, и можно было бы попросить чего-нибудь – а стоит? Ноги болели, начиная от ногтей и заканчивая бедренными суставами. Зудела кожа на лице – Амор побрился, и ей это не понравилось.
Амор уже почти решился посмотреть на экран комма – зашла медсестра. На вид – лет девятнадцать, из местных, спросила, хочет ли отец священник кофе или воды или чего-нибудь попить перед завтраком. Он попросил воды, она засияла улыбкой, выскочила из бокса, вернулась через полминуты – и все не уходила. Спрашивала, тяжело ли было, в какой он деревне служил – будет ли служба. Амор только и мог, что пожать плечами. Благословил ее, намекнул, что больным может быть нужна ее помощь. Она засияла еще счастливей, поблагодарила его и сбежала. И еще одна медсестра заглянула – постарше, объяснила, что Лилия, которая только что тут была, в лагере три недели, учится тут, рассчитывает получить сертификат акушерки-повитухи и зарабатывать много денег, когда придет мир, она усердная, но простоватая, за ней нужно приглядывать, вот она этим и занимается. Доволен ли был отец священник, есть ли у него нарекания. Амор смиренно отвечал, что Лилия вела себя просто замечательно, насчет ее способностей у него почти и не было шанса судить, но воду она подавала профессионально. Сестра посмеялась, проверила ноги, сверила показания аппаратов, поинтересовалась самочувствием. Сказала, что беженцы, которых он вывел, в порядке. Мальчишка только плох, но врачи говорят, что кризис почти прошел, и у него все-таки есть шанс. И – не уходила. Амор сел, благословил ее. Она склонила голову и сложила перед собой руки. Спросила: «Вы же проведете службу?». Он уныло подумал о комме, который по-прежнему прижимал к своей груди, пожал плечами, отозвался неопределенным «м-м-м» и задумчиво покивал головой. Медсестру ответ удовлетворил – кто его знает, что она решила, скорее всего, что поведение отца священника свидетельствовало о согласии. Бесхитростный народ, усмехнулся Амор. Он улегся, снова закрыл глаза. Странно, но его утомили эти два визита.
Он заставил себя поднять руку. Посморел на экран. Все-таки путешествие не прошло для комма даром. Левый верхний угол был бензиново-радужным, но сообщения все-таки можно было читать. И, как ни странно, относительно неплохой прием, и деньги на счету водились. Амор не смог не усмехнуться: удивительно даже, что епископат подсоблял – он-то почти уверен был, что они списали его со счетов. Он и отправил сообщение брату Юстину: добрался до лагеря, пока в госпитале, скоро, скорее всего, мне в нем нечего будет делать, самочувствие не очень, но куда лучше, чем могло бы. Он отложил комм в сторону, посмотрел на военного, стоявшего в дверном проеме. Тот – представился: майор Ниссен, возглавляю отдел логистики. Амор снова сел, поприветствовал его. Рассеянно подумал, откуда служивый, предположил, что откуда-то с севера: Ниссен был высок, светловолос, светлокож; Амор подумал, что он может быть датчанином. Как только занесло в центр Африки, неужели тоже бежал от чего-то в Европе – или за чем-то здесь?
Майор Ниссен поинтересовался самочувствием Амора. И он задумался: говорить правду – или быть вежливым? По правде, ему было не то чтобы сносно, но и не плохо. Муторно, но терпимо. Поэтому Амор ограничился простым: спасибо, хорошо, – и уставился на него, мол, и чего ты хочешь? Ниссен хотел, чтобы Амор по возможности в ближайшем времени заглянул к нему в гости, ибо необходимо обсудить некоторые детали похода отца Дага, с целью корректировки безопасности лагеря. И прочее. Майор Ниссен говорил гладко, многословно, Амор периодически терялся в ткани его слов, совершенно не понимая, что именно сообщает ему майор Ниссен, и нужно ли вообще обращать на это внимание. Но послушно кивал головой, старался смотреть на него, заставлял себя возвращаться к разговору – точнее, монологу. Иногда очень уместно: майор Ниссен говорил, что исключительно сан отца Дага и определенная репутация, о которой он успел получить некоторые сведения, позволяют принимать не только самого отца Дага, но и людей, которых он привел с собой.
– Хочется верить, отец Даг, что вы не примете это на свой счет, но нам совершенно не нужны троянские кони. Лагерь этот – крупный, но существует в условиях постоянной нехватки чего-нибудь. Особенно, с учетом постоянно меняющейся ситуации в радиусе пятидесяти километров, нам не хватает персонала для защиты лагеря, в случае если в этом радиусе начнутся активные действия. А шанс для этого существует, и появление группы из двух дюжин человек вызывает закономерное подозрение.
Амор усмехнулся.