Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
– Есть, – угрюмо отозвался Эше.
– Я слушаю.
– Когда вы перестали бить вашу бабушку?
Эше не открывал глаз. Но его губы удовлетворенно дрогнули – Амор был уверен, что ему не показалось. И – властные структуры, не властные, помощь правопорядку, саботаж – ему понравилось. Но не майору Тафари.
– Вопросы по существу. По сказанному мной, – медленно закипая, процедил Тафари.
– А вас перестал трахать в жопу ваш начальник? – не скрываясь, ухмыльнулся Эше.
Тафари угрожающе молчал, сжав челюсти, играя желваками, в бешенстве глядя на Эше. Медленно, но верно приходил в состояние ярости лейтенант Кваси. Эше смотрел то на одного, то на другого
Амор предпочитал молчать. Он не должен был одобрять выходку Эше, но не мог ничего поделать с собой – его забавляло, как легко, оказывается, можно вывести из себя двух уважающих себя, самоуверенных мужчин. И кому – щенку, заморышу, не подохшему только потому, что ему повезло. И что еще было очевидно тем лучше, чем дольше Амор развлекался: Эше действительно мог сообщить куда больше толковых сведений, чем простоватый Иге. Ход, который предпринял Эше, был совсем не прост. Своим умом до него в юном возрасте додуматься – граничит с невероятным.
– Иными словами, ты предпочитаешь не сотрудничать с властями, саботировать попытки установить порядок и осуществить правосудие над преступниками. – Сдерживая бешенство, хлестал словами Тафари. – Ты предпочитаешь содействовать преступникам, которые убивают, грабят и калечат мирное население.
– Так я тоже преступник, – огрызнулся Эше. – Я тоже убивал, грабил и калечил мирное население.
Он с ненавистью смотрел на Тафари. Тот – упер кулаки в бока.
– Ты делал это добровольно? – спросил он.
– Я делал это. – Ответил Эше. – Понимаете? Я – делал – это. Я тоже преступник.
– Это решает суд. До его решения – нет. Понял?
Эше смотрел на него. Затем – перевел взгляд на Амора.
– Суд совести давно решил это. Он признал меня преступником. Так ведь?
Амор пожал плечами.
– Твой личный суд, Эше. А то, что личное, не всегда справедливо, – стараясь звучать мягко, но не снисходительно, чтобы это не выглядело, как разговор с малоумным, отозвался Амор.
Эше презрительно фыркнул и закрыл глаза.
– Если бы твой суд был достойным, он бы приговорил тебя к тому, чтобы помогать правосудию, – задумчиво продолжил Амор. – Тем более от этого действительно зависят многие жизни.
– Мне плевать, – процедил Эше.
– Вот именно, – пробормотал Амор, рассматривая пальцы.
– Что «вот именно»? – мальчик попытался поднять голову.
– Грош цена тому суду, которым ты себя к чему-то приговорил. Твой суд выбрал самое легкое наказание. Лицемерный, формальный суд. – Равнодушно заметил Амор. Подумал было достать комм и проверить сообщения, но решил, что это было бы перебором.
– Да что вы понимаете! – воскликнул Эше. В его голосе слышны были слезы. Амор покосился на него – Эше закрыл глаза. Амор посмотрел на Тафари – тот, внимательно изучал его. Амор виновато улыбнулся, пожал плечами.
– Ну так расскажи, – флегматично произнес он. – Чтобы я понял.
Эше открыл глаза – в них действительно стояли слезы.
– Видишь? – тихо сказал Амор. – И может быть еще больней. И может стать бесконечно больно и невыносимо тяжело. И это будет достойным тебя наказанием. Попробуем еще раз?
Эше шмыгнул, поднес руку к лицу, начал вытирать слезы. Он судорожно всхлипывал, тихо трясся на кровати, снова шмыгал носом.
Будучи в странном, отчаянно-возбужденном состоянии, будучи ослеплен светом, оглушен тишиной, почти теряя сознание от собственного сердцебиения, Амор заметил, что у Эше не хватало по фаланге на двух пальцах. Отчего-то эта деталь особенно бросилась ему в глаза. Амор в испуге покосился на ноги Эше – неужели
Он придвинул стул к кровати, привычно положил руки на перила, опустил на них подбородок.
– Тебе нужно мое благословение? – спросил он.
– Нет, – сквозь зубы выдавил Эше.
Амор кивнул. Бросил взгляд на Тафари – тот стоял, склонив голову, сцепив руки за спиной. Амор похлопал Эше по руке.
– Ну что, попробуем еще раз? – спросил он. – Майор Тафари может задавать тебе вопросы?
Эше сглотнул, попытался кивнуть. Лежа – не получилось. Но его поняли.
Майор Тафари начал с простых, формальных вопросов. Имя – Эше Амади. Возраст: двенадцать лет и еще немного. Эше помнил свой день рождения. Город, из которого был родом. Отец был учителем, мать – работала «в городе», по его словам. Кваси проверил по базе данных, смог восстановить сведения о его семье. Отец был директором школы, мать – служащей администрации в крошечном городке с населением под пять тысяч человек. Оба погибли во время налета неустановленного вооруженного отряда, который по косвенным признакам определили как восточно-африканский. Отец сгорел вместе со школой, мать и еще нескольких служащих растреляли на площади перед зданием мэрии. Двое детей, один умер от лихорадки, второй – Эше – числился пропавшим без вести.
Он помнил кое-что о том налете, рассказал, что прятался несколько ночей, проголодался, попытался выбраться, чтобы найти что-нибудь поесть, но был захвачен в плен – уже другими. Те говорили на смеси французского, голландского и диалектных африканских языков, не на итальянском, как в самый первый налет, – которого Эше не понимал вообще.
Тафари показывал ему фотографии – и Эше узнавал некоторых людей. Он сомневался, несколько раз оттолкнул планшет, который Кваси держал перед ним. Имен он не знал, но вполне достоверно мог рассказать, что именно те люди делали. Пару раз он попытался отговориться: «Это одно и то же, они резали людей, забирали вещи из дома, трахали, расстреливали, людей и дома тоже, ну что вы хотите!». Тафари настаивал: кого именно, что именно. Все, что Эше говорит, – важно. Эше плакал – рассказывал. У него была хорошая память. Он мог многое рассказать. Амор не мог найти сил, чтобы перебирать бусы на четках: сидел, опустив голову, сжимая их, но заставлял себя слушать. Он боялся думать о том времени, когда этот допрос кончится, потому что потом ему предстояло оставаться наедине с Эше и что-то говорить.
Тафари продолжал. Что за тип этот «сэр майор». Эше не знал, говорил, что он не называл себя по имени. Даже те, кто связывались с ним, называли себя как-нибудь по-звериному: бешеный гепард, яростный тигр, стремительный волк.
– Шакалы они, – не удержался – прошипел Кваси.
Эше отвернулся.
Амор передвинул бусину на четках.
Тафари продолжал. Как выглядел тот тип, как говорил, упоминал ли какие-то места, откуда он мог быть родом. Эше отвечал, огрызался, злился, когда Тафари требовал слишком настойчиво. Кваси задавал вопросы. Амор вмешивался, когда ему становилось очевидно, что Эше слишком близок к истерике; он брал мальчика за руку и просто молчал. Его руки тряслись, пальцы Эше дрожали; Амор опускал голову и бездумно молчал. Майор Тафари ходил по боксу: два шага вправо – два влево. Лейтеант Кваси стоял, держа руки за спиной, опустив голову. Дышал редко, неглубоко, словно избавлялся от слишком сильных эмоций. Майор Тафари возвращался к допросу, снова и снова уточнял всевозможные детали о том «сэре майоре» и о других взрослых членах его отряда и казался вполне удовлетворенным.