Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое

Marbius

— Грандиозные проблемы возникнут у них исключительно с финансовыми директорами «Астерры» и «Тонароги», или от кого еще они получают деньги. — Огрызался Яспер. — Международный суд пусть решает делишки, которые относятся к их полномочиям, а этому стервецу я лично с огромным удовольствием вырезал бы печень и скормил ему же, что не ведет себя как мужчина, а ищет еще одну спину, за которой может спрятаться. Мы должны быть там и должны арестовывать этих предателей, которые посмели выступить против двух законно избранных глав Лиги!

— Это решать не нам, — огрызался Сибе.

—

Если это решать не нам, то что мы можем доверить себе, чтобы посметь принять решение, майор? Вспомни, нас отправляли разбираться с сепаратистами пять лет назад, вспомни, мы разбирались с мятежниками семь лет назад. Ты ведь учил историю гвардии, когда готовился к своим испытаниям: гвардия была сформирована, чтобы реагировать независимо от национальных интересов и во имя общей Африки. Где это, я спрашиваю? Почему в ситуациях, когда обязаны действовать мы, они посылают переговорщиков? И я скажу тебе еще одно, Сибе. Что действительно оскорбительно, так это… они пригласили каких-то ублюдков из частной конторки.

— Угу, адвокатское бюро с мировым именем — это частная конторка, — хмыкал в ответ на это Сибе.

— Мы говорим о международных организациях государств, майор, — рявкал Яспер. — Международных! Государственных! Какого хрена они вмешивают частную компанию, которая просиживает штаны в Лондоне, а налоги платит в каком-нибудь Монте-Карло? Никто оттуда не имеет никакого отношения к нам, они не знают, что именно здесь происходит. Они, майор Винк, — не африканцы. Откуда, дьявол их раздери, они могут знать, как разговаривать с теми предателями?

Яспера задевало то, что их заставляли бездействовать, когда необходимы были действия — решительные и безжалостные. Сибе Винка куда больше оскорбляла необходимость смотреть, как военные элитных частей —, но национальных армий вовлекались в одну кампанию за другой, а их одного за другим отправляли в отпуска.

— Нас действительно обескровливают, — шипел он.

— Нас уже который год обескровливают, — кривился Идир. — А ты заметил это только сейчас, младший брат?

Это обращение не было рассчитано на то, чтобы оскорбить — так, легкая оплеуха расшалившемуся щенку, чтобы не забывал своего места. Сибе пытался принимать его именно так — с трудом. Потому что его снова тыкали в слишком абстрактные вещи, и он различал еще и это основание для поступков и решений — когда ему указывали на это.

Полковник Зубару иногда заглядывал к Идиру на кофе. Он словно старался и подыскивал такие моменты, когда у Идира находился Яспер. И он же позволял себе некоторые оговорки — слишком значительные, чтобы быть случайными. От него Яспер узнавал, что охрана лигейских кварталов переведена на обычный режим, что протоколы выборов снова проверяются заграничными экспертами, что откуда-то из самых глубин архивов вытащили инструкции, по которым состав и размеры личной охраны у различных чиновников Лиги строго регламентированы.

Именно по этим инструкциям охрана Квентина Дейкстра была признана несоразмерной. Буквально на следующий день юридическая служба потребовала от него сократить охрану до разрешенных размеров. Что значило ее уменьшение в три с половиной раза. Помимо этого, выносилось решение

о штрафе — крупная сумма, составлявшая несколько месячных окладов высшего чиновника Лиги. Для Дейкстра эта сумма не была сверхъестественной; унижало другое: инструкцию применили к нему и еще нескольким чиновникам, открыто выступившим в его поддержку. И все. Лиоско, чьи расходы на предвыборную кампанию оценивались — некоторыми из в несколько сотен миллионов афро, продолжал пользоваться услугами нескольких звеньев элитных телохранителей — и кому, как не Сибе Винку, об этом знать: с парой человек из охраны Лиоско он в свое время приятельствовал.

За две недели до инаугурации генерал Давод вызвал Яспера, чтобы сообщить ему, что, просматривая личные дела служащих, обратил внимание, что майор Эйдерлинк уже более трех лет не был в отпуске. Он с одобрением относится к безупречной дисциплине майора Эйдерлинка и его регулярным контактам с психотерапевтами — в их профессии подобное является основой основ. Но люди изнашиваются и выгорают, и как бы хорошо ни работалось солдатам и терапевтам, целительных свойств простого отдыха вдали от места службы с непременной сменой обстановки никто не отменял.

— Мы не можем позволить себе разрешить вам брать целиком неиспользованный отпуск за все это время, но компенсация за предыдущие годы будет соразмерной, — с мягкими интонациями говорил генерал Давод. — Ознакомьтесь с приказом о вашем отпуске.

Он положил перед Яспером лист бумаги, на котором был напечатан приказ, и откинулся на спинку кресла с довольным видом.

Безупречная дисциплина. Разумность и уравновешенность. Необходимость отдыха. Отпуск на две с половиной недели, хотя в обычное время десятидневного с трудом допросишься. Яспера вышвыривают из столицы. Как раз на то время, когда в ней происходит нечто странное, а будет — что-то практически невозможное. И генерал Давод смотрел на него очень пристально. И он не погнушается применить некие очень нехорошие методы воздействия — он был из таких.

Подписав приказ, выслушав совершенно ненужные ему пожелания об отпуске и даже советы, отказавшись от предложений о бесплатных авиабилетах и даже скидках в паре отелей — все как один в Австралии, сухо ответив на вопрос генерала о предполагаемом месте отдыха — «Я знаю пару отличных, очень привлекательных уединенных ранчо в Северной Африке, давно мечтал побывать там снова», Яспер наконец ушел от него. У себя в кабинете долго стоял, хмуро изучая стол, словно на нем рассчитывал прочитать ответы на вопросы, беспокоившие его все требовательней. К нему заглянул Идир, и Яспер узнал с недоумением, что и его выставили в отпуск.

— И Сибе? — хмуро спросил он.

— Нет, — невозмутимо ответил Идир. — Он уже хвастался всем, кого видел, что получил приглашение на инаугурацию.

Он обошел стол, уселся в кресло, вытянул ноги.

Яспер ухватился за ремень.

— Кто-то из офицеров должен остаться хотя бы для проформы, — поморщившись, ядовито произнес он, не желая соглашаться с многозначительно поднятой бровью Идира.

— Мальчик говорит много и с яростью в голосе, — кивнул Идир. — Но его сердце слишком мелко для истинной ярости.