Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
Огромных, колоссальных усилий требовала необходимость хотя бы приблизительно определить, что именно — кто именно — будет предпринимать. О «когда» речи почти не возникало: это мог быть любой момент, начиная с настоящего и до того мгновения, когда Дейкстра положит руку на Устав Лиги. Что именно — они сходились в том, что это будет невыразительная операция. Грандиозность нужна противнику меньше всего: она повлечет за собой цепную реакцию непредсказуемых событий, и все это отложит на неопределенный срок осуществление главной цели — получение прибыли. Мегакорпы нуждались в ресурсах, именно поэтому они нуждались в Африке — на своих условиях. Уже происходящие беспорядки ограничивали их в этом самым решительным образом; если стихия беспорядков прокатится по всей Африке, они будут лишены источников сырья на значительный срок. На такое они едва ли пойдут.
Яспер не рассчитывал, что Дейкстра обратит на них внимание. У него наверняка были сторонники; он был уверен, что местные компании, которым не тягаться с межнациональными корпорациями на мировом уровне, яростно отстаивали свое право на национальные ресурсы. Они поддерживали Дейкстра — продолжали это делать, пусть это становилось все сложней. Это был мир, существовавший по своим законам, тщательно охранявший их и свои тайны, но здравый разум обязывал, что они тщательно следили, чтобы с Дейкстра ничего не
========== Часть 39 ==========
Неофициальный Квентин Дейкстра самую малость отличался от официального: был ниже ростом и рыхлее, чем можно было судить по репортажам на инфоканалах, выглядел осунувшимся, уставшим, но глаза цепко осматривали Яспера, и уголки губ не были меланхолично опущены. Напротив, Квентин Дейкстра усмехался вполне удовлетворенно, был, кажется, доволен происходившим и тем, что думал о собственных перспективах. Неурядицы, окружавшие его, вроде требований снова сократить охрану, неожиданных арестов членов лигейских комитетов, бывших его сторонниками, иски против него и активные кампании в мировых СМИ, ставящие целью представить выборы в Африке как борьбу старого с новым, консерватизма в его худшем проявлении и либерализма в его лучшей версии, как противостояние настоятельному желанию реанимировать патерналистскую государственность, не трогали его совершенно. Он почти достиг своей цели и с философским спокойствием взирал на бурю у своих ног — очевидно, отказываясь бояться ее больше, чем сердитой волны на озерном пляже. Он добродушно поприветствовал Яспера, самодовольно выслушал его поздравления с победой на выборах и покивал, когда тот в сухих фразах высказал надежду, что Дейкстра останется верен своим предвыборным обещаниям. Дейкстра заверил его, что именно это является его основным приоритетом, и что он последовательно следовал всем принципам, которые положил в основу своей предвыборной кампании, и будет развивать их и дальше.
– Смею предположить, что мне будет позволено быть с вами чуть более откровенным, чем даже с людьми из моего ближайшего окружения, – сказал Дейкстра, постарался сдержать улыбку, сощурился, внимательно осматривая Яспера, словно прикидывал, достоин ли тот его доверия, или проницательный и многомудрый Дейкстра ошибся, оценив его подобным образом. Нет, решил он, не ошибся, да, достоин. – Я, пожалуй, буду последним человеком, который скажет, что мной движут исключительно бескорыстные цели. Я очень корыстен. Я люблю власть. Но чем больше я живу, тем лучше убеждаюсь, что власть сама по себе не имеет никакой ценности. Важно то, что она обеспечивает, в моем случае — какие возможности она открывает. И я не буду лукавить, что меня интересует судьба каждого отдельного нищего где-нибудь в глухой деревне в Руанде. Я не могу следить за судьбой каждого из полутора миллиардов людей. Это невозможно. И это — не моя задача. Для этого есть социальные службы, всевозможные благотворительные фонды, самые разные армии милосердия. Моя задача — дать им возможность приносить пользу, равно как и дать возможность бедняку из руандийской деревни заработать себе и своей семье на пристойную жизнь. Я могу ошибаться, и я буду ошибаться, я всего лишь человек, но я буду иметь именно эту цель в виду, когда буду стоять в парадном зале за кафедрой, положив руку на Библию. И когда покину тот зал, чтобы войти в мой новый кабинет, я буду думать и о бедной руандийской деревне тоже.
Они мерились взглядами. Дейкстра испытывал Яспера, тот — сверлил взглядом его. Ни один не уступал. Ни один не собирался первым прекращать испытание. Пауза могла длиться десять секунд, могла — минуты. Яспер опустил глаза. Дейкстра откинулся назад и положил ногу на ногу. Продолжил:
– Вы могли заметить… если, разумеется, интересуетесь хотя бы немного макроэкономическими событиями. Что мои доверенные люди, мои единомышленники уже предприняли немало, чтобы максимально усложнить жизнь олигократам. Они были успешны в ряде случаев. Даже если не все их начинания получили благоприятное развитие, основание для наших будущих действий положено впечатляющее.
Он говорил: о намерении слегка скорректировать правовую систему, чтобы уравновесить бремя налогов; о необходимости более согласованно действовать не только на континенте, но и на мировой арене, о необходимости пересмотреть социальную сферу. Яспер слушал; соотносил с тем, на что не обращал достаточного внимания — его голову всегда занимали совсем иные темы.
Ему не нравился Дейкстра — и Яспер ничего не мог поделать; вблизи куда больше, чем когда он знал его только по выступлениям, по отголоскам его решений. Яспер допускал, что причина неприязни — в том, что они слишком похожи. Дейкстра, как и он, громадное удовольствие получал оттого, чтобы взбираться наверх. Куда интересней ему жилось, когда этот путь усложнялся самыми разными препятствиями, ничто не радовало его больше, чем хорошая схватка. Сейчас, когда он был почти уверен в печальных последствиях для своей карьеры вот этого вот сражения, в которое ввязался, хотя ни вызова открытого не получил — не считать же за таковой снисходительные речи генерала Давода и пары других высших офицеров, – ни значительного шанса для победы не увидел, более того, не смог бы определить, как ни думал, что есть победа, – сейчас он не мог ничего поделать — жил сражением, адреналином, который вкачивался в его кровь в колоссальных количествах — эндорфинами от понимания, что противники у него грандиозные, но он — он их достоин. Дейкстра, дьявол его побери, отлично понимал его. Точней, понял бы, вздумай он поиграть в приятельство, реши Яспер принять его приглашение и чуть открыться. Поговорить о том о сем, о великих целях и тяжелых и почетных путях, ведущих к ним, и так далее. Но Яспер никогда не принял бы предложение приятельствовать с Дейкстра; едва ли Дейкстра даже предполагал такую возможность. Их судьбы были, наверное, похожи только в одном — в настойчивом стремлении к цели. Параллельными им не стать, не совпасть — тем лучше для обоих. Неизвестно, зачем Квентину Дейкстра понадобилось снизойти до майора Яспера Эйдерлинка — не самой значительной фигуры в игре, ведшейся не без поддержки Дейкстра и для его личного успеха; но он был удовлетворен встречей с ним, рассчитывал, что смог привести аргументы, которые могли оказаться достаточным стимулом, возможно, и платой. Поэтому Яспер был удовлетворен встречей, что не
Что им всем светит в будущем, не обсуждалось. Это была еще одна операция, которую следовало выиграть любой ценой. Сначала, пока Яспер, и Идир, и еще несколько человек, знавших друг друга давно, но не так чтобы достаточно близко, присматривались, приценивались, примет ли другая сторона их точку зрения — необходимость выступить против командиров. Это предварялось многими часами рассуждений о долге и ответственности, о порядочности и будущем народа, об идеальном политике и идеальной политике, и прочая, чтобы убедиться, что другие видят то же — но это малая проблема, в этом как раз не сомневались. Нужно было удостовериться, что и собственное отношение к сложившейся ситуации было похожим. Решительно действовать — это давно было привычкой, загвоздка за тем, как именно. Во имя чего. Поэтому немного философствований на начальном этапе не мешало. Потом, определившись, что и как делать, рассуждения об абстрактных благах были отброшены за ненадобностью, осталось одно намерение: действовать.
Они действовали — Яспер и остальные. Определяли непосредственного противника, степень его подготовленности, осведомленности и решительности, просчитывали его возможные действия, свои контрдействия, так, чтобы при минимальных затратах и как можно более незаметно заблокировать их. Одним глазом следили за новостями; Яспер — так особенно, пытаясь разглядеть за очевидными событиями, оглашавшимися во всех СМИ, маневры третьих сил. Особенно после встречи с Дейкстра, особенно после осознания своей незначительности на фоне уже развернувшегося на всем континенте — во всем мире противостояния. Из-за своего сомнительного статуса Ясперу и другим приходилось действовать исключительно осторожно: попадешься на глаза не тем — что с учетом чрезвычайного положения в лигейских кварталах, в городе, стране и по всей Африке было очень просто, могло произойти случайно, просто потому, что часовой нашел твою физиономию подозрительной, и группа лишается значительной части личного состава, а плюс к этому материальных и не только возможностей, которые у каждого значительно выходили за рамки служебных; и ладно бы только это — но осечка привлечет внимание противника, и бить будут по Дейкстра, по его помощникам, по самим заговорщикам совсем с другой стороны.
Со временем все отчетливее становилось, насколько тщательно Дейкстра опутал своей сетью административные кварталы. Яспер не хотел, а одобрительно кивал. Казалось: мегакорпы каждый по отдельности — могущественная сила, обладающая колоссальным бюджетом, как бы не соотносимым с ВВП нескольких не самых бедных стран, несокрушимая сила, не искусством, так своей мощью способная подавить любое мало-мальское сопротивление, – и при этом проигрывали сражение за сражением. Во всех странах, чьи правительства были относительно стабильными, где не происходило перемен в руководстве, не случалось захватов власти, а сепаратистам быстро затыкали рты, – иными словами, на добрых девяноста процентах территории — мегакорпы методично вытеснялись отовсюду. Если проследить на карте, где они теряли контракты, подряды, возможность участвовать в общественной жизни через собственные фонды, можно было заметить, как изменились зоны их влияния — от впечатляющего «везде» до удручающего «нигде». Стоило оглянуться на два года назад, чтобы отметить нараставшую тенденцию: тогда мегакорпы изматывали исками всех, до кого могли дотянуться. Гражданскими прежде всего, стоившими огромных денег, задействовавшими элитнейших адвокатов, обладавшими свойством растягиваться на десятилетия, имевшими тенденцию портить репутацию — для тех, кому важна была именно она, но и благоволение начальства — высшая награда, а его утрата – смертельный приговор. До этого подобное случалось, но исключительно редко, и масштабы у подобных исков были куда меньше, хотя огласка в СМИ примерно соответствовала. Затем — невесть откуда бравшееся упрямство властей. Теперь — коренным образом изменившаяся ситуация. Уже открыто говорили о том, что нужно было всего ничего — чтобы компания учреждалась на неместные деньги, чтобы против нее возбудили какое-нибудь дело. И практически все мегакорпы, их филиалы или дочерние компании находились на той или иной ступени судебного разбирательства. Странное дело: местные инфоканалы горланили об ущемлении прав, о пренебрежении правом на свободное предпринимательство, о нарушении экономических свобод — что угодно, что подсказывали адвокаты, спичрайтеры и PR-отделы и что допускали редакции самих инфоканалов; на мировом уровне на это обращали куда меньше внимания, потому что там были свои заботы. Сами же власти предпочитали не привлекать внимание к своим действиям; приходилось присматриваться, общаться со знакомыми, чьи знакомые были вхожи в определенные круги, чтобы узнать, что полиция не знает отдыха, что прокуроры работают чуть ли не круглосуточно, что всевозможные финансовые и налоговые инспекции забыли, что такое отдых — что с механическим постоянством суды отправляют в тюрьмы всех мало-мальски значимых людей в мегакорпах, до кого смогли дотянуться. Ради интереса можно было проследить, как связаны те, кто отправляет этих бедолаг в тюрьмы и, скажем, Квентин Дейкстра; цепочка была достаточно длинной, но связь существовала практически всегда.
Единственным развлечением, которое позволял себе Яспер — если это можно было так назвать — были непрекращающиеся разговоры с Амором. Точнее, это был один разговор, невероятно растянувшийся во времени. Яспер упрямо возвращался к тому, с чего однажды начал, и Амор никогда не делал вид, что не понимает, о чем он говорит. Все так или иначе вращалось вокруг Дейкстра. Будущее гвардии, к примеру — острейшая необходимость ее реформы; будущее страны, континента, всего мира, будущее того лагеря, в котором Яспер был проездом несколько раз на пути из одной точки назначения в другую, а Амор — уже который месяц пользовался защитой, но все время оглядывался назад на деревню, которая давно перестала существовать, на Европу, которую давно перестал считать своим домом. В лагере следили за борьбой абстрактных сил, чьими воплощениями стали Дейкстра и в значительно меньшей степени Лиоско, с таким же напряжением, что и коренные жители: от того, кто победит, зависело их будущее. Будет это Лиоско, и об относительно удовлетворительном существовании можно будет забыть; если Дейкстра — можно будет перевести дух, продолжать жить, делать вид, что надеешься на мирное будущее. Яспер допускал, что это слишком оптимистичный взгляд на будущее, в конце концов, избавиться от конфликтов, то и дело разраставшихся в локальные войны, так и не удавалось, но и свести их к былому уровню, которым так просто было пренебрегать, тоже могло получиться — Дейкстра обещал, он был намерен это сделать, уже были заметны знаки его решительности. И тема, о которой они оба предпочитали не говорить: то ли из суеверного страха — поговоришь, предположишь, выскажешь пожелание, а Высшая Сила, местные ли божки, Провидение или кто-то — что-то еще решит, что ты слишком самонадеян, и накажет, – это каждый из них. И они вместе.