Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
Когда за Яспером в утро, ничем не отличавшееся от череды других — такое же унылое, суетливое и скучное, пришел охранник, единственной мыслью было: опять допрос, чтоб его, как будто не все из меня выпотрошили. Но Яспера вели не в блок, в котором обычно проводились допросы, а в другой — где он встречался с сослуживцами, добившимися права навестить его. От этой встречи Яспер не ждал ничего хорошего: невелико удовольствие болтать с людьми, чувствовавшими себя неловко в его присутствии, но упрямо выполнявшими какой-то странный и никому не нужный долг. Но его ждал Амор Даг — безмятежный, немного уставший, самую малость настороженный, когда к нему обращались охранники. У Яспера перехватило дыхание.
— Кажется, я понимаю, что ты имел в виду, рассказывая о жажде приключений. Приключательно ты живешь, друг мой.
========== Часть 41 ==========
Яспер смотрел на Амора, и ему впервые за долгие дни казалось, что все будет в порядке. Сам отец Амор Даг снизошел к нему, подобно серафиму, чтобы подбодрить и вдохновить, вселить надежду, даже если благих вестей пока не было. И до режущей боли, до жжения в глазах захотелось ощутить его легкое прикосновение — хотя бы на мгновение, как обещание, что все изменится к лучшему, упорядочится, образуется. И не меньше не хотелось получить это благословение — пусть мимолетное, но дарованное ему Амором — на виду у многих и многих, безразличных и открыто недружелюбных, алчных до чужих бед и одновременно равнодушных к ним, не способных понять и оценить благородные и искренние чувства людей. А вообще самой главной для Яспера была возможность видеть Амора воочию, рассчитывать на мягкую улыбку, приятельскую шутку, сосредоточенный, внимательный взгляд и пару минут молчания, объединяющего их куда лучше самых красивых слов.
– Какими судьбами ты здесь, святый отче? – спросил Яспер, кладя руки на стол перед собой, словно потянувшись к Амору и решив все-таки остановиться на полпути.
Амор вопросительно поднял брови.
– Йоханнесбург это не то место, в котором можно рассчитывать на встречу с тобой. Ты ведь к совсем иным епархиям относишься? – уточнил Яспер.
Амор невесело усмехнулся и опустил голову. Загадочно пробормотал:
– Это точно.
Яспер подался вперед, казалось — еще немного, и он протянет руку, дотронется до него, проведет по плечу в легкой, ни к чему не обязывающей и при этом многозначительной ласке, словно пытаясь то ли успокоить, то ли подбодрить Амора; и он взял себя в руки, склонил голову, изучая его лицо. Вроде привычное: все те же черты, разве что морщин больше и Амор осунулся, но глаза — знакомы десятилетия, темные, бархатные, внимательные, побуждающие к откровению, вселяющие уверенность: тебя слушают, тебе внимают, тобой интересуются, тобой, шкура ты такая, а не чем-то на тебе, погоны ли это, награды или шрамы. Губы — а Яспер был уверен, что и их изучил, ан нет; они были упрямо сжаты, кривились в неожиданно саркастичной улыбке, для Яспера неожиданной: он не видел Амора столько времени и, как оказывалось, вынужденно узнавал его заново. И у него была уйма времени и настроение — желание делать это.
– Как ты нашел меня? – тихо спросил Яспер. Он коснулся рукой стола, провел по нему, его рука застыла, он смотрел на Амора. Не ждал ответа — плевать бы на него.
Амор пожал плечами. Он задумчиво смотрел на руки Яспера, улыбался знакомо — ласково; Ясперу казалось, что он понимает куда больше, чем сам он, но и это было не самым незнакомым ощущением. Амор держал руки сцепленными в замок, очень сильно сжатыми — костяшки побелели. И Яспер снова переводил взгляд на его лицо, жаждал поймать его взгляд, погреться в его улыбке, и ему удавалось: Амор смотрел в одну сторону, в другую — и на него. Улыбался — и снова взгляд бродил по помещению.
– Это было неожиданно просто, – наконец признался он. – Некий майор Винк охотно помог мне.
– Майор, – поморщился Яспер. – Не полковник?
Амор подозрительно посмотрел на него.
– Нет. А должен
Яспер пожал плечами, откинулся назад.
– Я бы не удивился. Я, признаться, всегда был уверен, что мне это удастся куда раньше, чем ему, а ему может и вообще не удаться, но, очевидно, судьба распорядилась иначе. Мне это не светит ни с какой стати, ему — напротив. – Он развел руками. – Более того, я в этом роскошном месте в такой замечательной компании.
Амор внимательно смотрел на него. И под его взглядом становилось неуютно: слишком холодно, тяжело, неловко.
– Амор? – тихо позвал его Яспер.
Губы Амора дрогнули.
– Я смею думать, что это – твое сиюминутное настроение, которое как-то связано с твоим вынужденным бездействием и этими множащимися мыслями, – ровно произнес он. – Это слишком непохоже на тебя.
– Я провожу слишком много времени наедине с собой, – охотно подтвердил Яспер и криво усмехнулся, признавая свою вину, но отказываясь чувствовать себя виноватым. – Но расскажи мне, отче, что ты делаешь здесь. Я удивлялся, когда ты выбирался в города рядом с твоим приходом, я куда больше удивлялся, что ты еще и в Лагосе бывал, но Йоханнесбург, отче, это одно из самых невероятных мест, чтобы встретить тебя. Что ты делаешь здесь? Неужели твои важные кардиналы решили, что тебя нужно помазать в епископы?
Амор поморщился. Он долго молчал, похлопывал по столешнице, рассматривал собственные пальцы. Эта пауза насторожила Яспера; он подался вперед, приготовился допрашивать его по всем правилам. Очевидно, почувствовав перемену в настроении, Амор поднял на него взгляд. Пожал плечами, сказал:
– Я сопровождаю Альбу. Она пытается добиться амнистии для детей-солдат, хотя бы тех, которые остались у нее в лагере.
Он снова пожал плечами, опустил голову в задумчивости.
Яспер, поморщившийся было, услышав это «Альба», сказанное слишком, на его взгляд, фамильярно, нахмурился.
– Ты думаешь, сейчас это возможно? – Амор настороженно посмотрел на него, и Яспер пояснил: – Сейчас не до этого. Все заняты куда более важными делами.
Он потрудился произнести это «важными» с двусмысленной улыбкой, и только это примирило Амора с тем, что ему только что сказали. Он только и прошипел: «Чушь», – и снова погрузился в угрюмое молчание.
– Отчего же, – мрачно возразил Яспер. – Сейчас всем есть дело в первую очередь до государственного строительства. Законы, ратификации, все такое. Затем до того, как бы поближе подобраться к тем, кого привечает новый генсек. Дети в такие важные задачи не вписываются совсем.
Амор посмотрел на него, вздохнул и скрестил руки на груди.
– Ты думаешь, я не понимаю? – меланхолично отозвался он. – Понимаю, и еще как. С другой стороны, я не могу не согласиться с Альбой. Сейчас все, вся эта ситуация настолько нестабильна, эти новые законы принимаются, старые отменяются, я утомился следить за этим после первых двух десятков отмен. Она утверждает, что именно сейчас отличное время, чтобы продвигать это дело. Есть и политики, которые готовы помочь. Пока есть возможность как-то воздействовать на них. Потом они успокоятся, обленятся, вообще откажутся что-то делать для детей.
– Получается? – сочувственно спросил Яспер, подаваясь вперед. Жаждая коснуться его — не позволяя себе.
Амор улыбнулся. И его улыбка, неожиданно знакомая, многократно виденная когда-то давно, оказалась полной внезапностью для Яспера: как будто он не просто встретил старого знакомого, а вернулся в какой-то особенно счастливый момент в детстве и вновь пережил искреннее, неподдельное и всеобъемлющее ощущение защищенности, умиротворенности, тихой, теплой, самую малость застенчивой радости. Он залюбовался Амором. Тот — не спешил отводить от Яспера глаза.