Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
Ладони Симайди заскользили по его предплечьям, плечам, спустились по спине вниз, к ягодицам, прижали Коринта к телу; губы неторопливо прикоснулись к его губам, кончик языка медленно провел по ним.
– И все-таки я был несколько агрессивен, нехорошо с моей стороны, – прошептал Симайди. – Я иногда могу увлекаться, мне очень жаль, милый Коринт, что я выместил на тебе все мое напряжение.
Это было слишком непохоже на него. Чтобы Симайди Танья – заискивал?
Коринт заглянул ему в глаза и сменил эту мысль на другую. Что-то жесткое блестело в них, и пальцы впивались в тело Коринта совсем не интимно. Ему следовало начинать бояться за себя?
– Ты делаешь мне больно, – поморщился Коринт. – Кажется, ты действительно слишком напряжен.
– Действительно, – пробормотал Симайди Танья,
Коринт скептически поднял бровь. Симайди Танья не удержался и усмехнулся. Он легко провел языком по шее Коринта и прикусил на ней кожу.
– Н-ну хорошо, не массаж. Но иные расслабляющие мероприятия. У меня есть чудесный эликсир и не менее чудесные голубые атласные ленты. Я выбирал их под твою кожу. Я буду ласков. Утомительно ласков.
Это было необъяснимо – Коринт охотно расценил это приглашение как признание Симайди Танья своего поражения, попытку заискивания, что угодно. Симайди, кажется, чувствовал, что его будущее неопределенно, и рассчитывал чуть укрепить свое положение рядом с Тессой Вёйдерс через него? Но Коринту было интересно, что за «эликсир» и насколько удачен выбор этих лент. И что именно готов был предпринять Симайди.
Через четыре дня он и Тесса смотрели новости. Канал за каналом. Африканские, европейские, азиатские. Восстания в Заире. Захват рабочими рудников в Ботсване. Неудачная попытка введения комендантского часа в Нигере, приведшая к масовым протестам. Европейские СМИ осторожно замечали, что восставшие как-то очень быстро вооружились, очевидно, воинские и полицейские территории окружались не самым лучшим образом, что и позволило так легко их захватить. Центральные, верные Лиге каналы Африки называли это исключительно незначительными народными волнениями, а их организаторов, пока неизвестных, – преступниками. «Либертас» захлебываясь говорила о волеизъявлении народа, тут же пригласила каких-то экспертов и так далее, и Тесса удивленно смотрела на Коринта. Тот же хмурился и пытался разнюхать, кто именно мог платить владельцам «Либертас» и что за эксперты, на чьи деньги живут.
Затем Тесса переходила к карте Африки – огромной, детальной, трехмерной, обходила ее, не скрывая удовлетворения.
– Итак, где коварный Дейкстра вытащил на самый верх своих людишек? – задумчиво говорила она и ухмылялалсь.
Коринт напоминал ей. Доброй мамуле Тессе доставляли удовольствие такие маленькие хитрости, Коринту – тоже.
– А где мы уже намекнули этому вредному властолюбцу, что нехорошо быть слишком алчным? – широко улыбалась Тесса.
И оказывалось, что мест, в которых Дейкстра еще обладал каким-никаким влиянием, оставалось все меньше.
Это было маленьким десертом, что ли. Потому что потом следовали бесконечные встречи, споры, ругань, выяснения, уточнения и прочее, чтобы еще в пяти провинциях организовать восстание, чтобы в сорока с чем-то районах не прекращались поставки продовольствия и оружия – скорей наоборот, если честно, прежде всего оружия. Продовольствие те, у кого оно есть, могут и захватить. Постоянные переговоры – с министрами государств и провинций. С политиками, заседавшими в парламентах. С доверенными лицами на местах, которые координировали действия повстанцев; с руководителями частных армий, которые незамеченными околачивались поблизости от очагов, чтобы при необходимости вступить в стычку – инициировать ее – при необходимости прекратить. С вооруженными силами самой «Эмни-Терры» и других «-Терр», которые должны были по-прежнему охранять месторождения и промышленные центры. И другие обязанности выполнять.
Помимо этого, Тесса играла и в медиа-персону. Она охотно соглашалась на интервью, участвовала в самых разных дискуссиях, делала обзоры, писала статьи – или ставила под текстами Коринта свою подпись – и говорила всем: если бы нам позволяли и дальше развиваться в самых разных условиях, пусть даже в нищих и неразвитых районах, мы – мегакорпы – будем охотно инвестировать в инфраструктуру и социальную сферу; у нас – мегакорпов – забота о работниках это основополагающий принцип, нам – мегакорпам – именно так представляется будущее, и прочая, прочая. А Коринт все это время требовал у главы службы
Через две недели восстаниями было охвачено более сорока процентов территории Африки. В Йоханнесбурге и Претории напряжение почти не чувствовалось; губернаторы отказывались вводить комендантский час, лигейская гвардия работала в режиме военного времени. Это, правда, только называлось красиво – «усиленное патрулирование». А когда после суток патруля дается всего лишь восемь часов на отдых, а за ними снова следуют двадцать четыре часа службы, даже самый отчаянный оптимист задумывается, что именно нечисто в самых мирных из городов. И почему комплекс зданий Лиги так усиленно охраняется, и почему народа на улицах необъяснимо мало, а кто есть, те ходят быстро и стараются держаться группами, и на полицейских оглядываются то ли в страхе, то ли в надежде, что те их защитят.
В Йоханнесбурге – не обычном, рабочем и служебном, а том, откуда недалеко до лигейских кварталов, до министерств и представительств других Лиг, до небоскребов, в которых располагались руководства мегакорпов – предпочитали не замечать напряженных настроений. Все делали вид, что за пределами района ничего не происходит. Все усердно вели себя как обычно. В театрах давали премьеры. На оперные и балетные спектактли выстраивались очереди, в ресторанах набивались толпы людей – словно чтобы доказать, что нигде и ничего не происходит. СМИ, подчиненные Лиге, тоже предпочитали говорить о незначительных событиях и помалкивать насчет восстаний, которые наподобие лесного пожара разгорались и охватывали все новые территории. Генсекретарь Лиги появлялся то на премьере, то на каком-нибудь банкете, то на обеде – общался со своими министрами, представителями нацправительств при Лиге, с послами, осевшими в Йоханнесбурге, с руководящими лицами в представительствах самых разных корпораций. Очень редко в СМИ появлялись краткие сообщения Генсекретаря относительно обстановки в самых разных регионах Африки, подготовленные и переданные пресс-секретарем. Это были очень сдержанные, общо и невнятно сформулированные, ничего не обещающие заявления, которые можно было трактовать как угодно и все равно не ошибаться, или не быть правым. Собственно, обсуждение этих обращений генсекретаря становилось на жаркие полчаса самым ярким событием Йоханнесбурга. И больше не происходило ничего.
А «Тонарогу» неожиданно объявили вне закона. Секретная полиция Нигерии внезапно – для неподготовленных – созвала прессконференцию, на которой долго и обстоятельно рассказывала о прегрешениях этой мегакорпорации перед народами Нигерии в частности и Африки вообще. Берт Франк смотрел эту прессконференцию от начала до конца. Во второй ее трети к нему присоединился Горрен, осунувшийся, уставший, но почти счастливый, развалился в кресле и слушал, счастливо приоткрыв рот. Он время от времени восклицал: «Подумать только! Надо же! Удивительно! И это только «Тонарога»? Куда смотрела полиция?». Когда прессконференция закончилась, он радостно сообщал:
– А ты знаешь, мой элегантный приятель, что полиция превзошла саму себя? Я всегда думал, что показательная порка мелких представительств – это все, на что способны эти тараканы, но они удивили меня, бесконечно удивили.
– Неужели? – угрюмо буркнул Берт, глядя перед собой.
– Представь себе. И мне очень интересно, каков следующий шаг «Тонароги». Куда они побегут жаловаться. Если, разумеется, побегут.
Берт повернулся к нему.
– Ты думаешь, что они возьмутся за законные орудия сопротивления? – с любопытством спросил он. Настроение у него не повысилось, но он оживился – самую малость.