Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
– Я бы уточнил твое глубокомысленное замечание, если позволишь. – Горрен встал и прошелся по комнате. Сунул руки в задние карманы брюк, глубоко вдохнул и шумно выдохнул. – Возьмутся, и не только за незаконные. Последние – эффективны. Достаточно посмотреть на то, как хорошо живется «Бита-Терре» там, где властвует ее армия. Зато первые – долгосрочны. И мы обратим внимание на «Эмни-Терру» и ее властительницу, а также милейшего и изящнейшего Коринта Ильмондерру. Эта крокодилица изображает из себя благочестивую Марту, знается с правильными людьми, хотя подкармливает всех подряд. И который год она на плаву, несмотря на самые разные события. Не так ли?
Берт пожал плечами.
Горрен уселся рядом с ним, так, чтобы смотреть на него в
– Кстати, а как поживает Коринт? – елейным голосом спросил Горрен.
Берт замер, затем пожевал губы. Затем повертел в руках планшет и отбросил его. Пожал плечами.
– Наверное, хорошо. – Через добрую минуту отозвался он.
– Ты не знаешь?
– Что именно? – недобро посмотрев на Горрена, спросил Берт.
Горрен развалился на софе, пожал плечами, приказал искину переключить головизор на европейский инфоканал.
– Ты не поверишь, разумеется, приятель, но я желаю тебе всего самого лучшего. Не то чтобы я рад за тебя с Ильмондеррой, не то чтобы я жажду видеть рядом с тобой именно этого хорька, но если ты осознанно и твердо решил, знаешь ли, поддерживать с ним постоянные отношения… если то же решил и Ильмондерра, – он усмехнулся, – то все, что я могу сказать, это как раз пожелания самого лучшего. Кстати, как дела у него? Полагаю, что он занят бесконечно. Рядом с такой-то дамой. – Горрен помолчал немного и двусмысленно добавил: – В такое-то время.
Берт пожал плечами и встал, чтобы открыть бутылку с пивом. Он не знал, как дела у Коринта. Давно уже не знал. Они переговаривались, иногда проводили по полтора часа за бестолковыми разговорами. Берт под угрозой смертной казни не смог бы вспомнить, о чем они болтали – кажется, что-то легкомысленное, несущественное совершенно. Берт предложил заглянуть к нему в гости, и ответом ему были какие-то невнятные отговорки, а помимо их – странный горящий, тоскующий взгляд Коринта, и взмах руки, словно попытка выбраться по другую сторону голоэкрана, и пальцы рук, задержавшиеся напротив руки Берта. Берт предупредил, что отправляется в Абуджу на добрых три месяца, и не факт, что дело ограничится только ими. Коринт только и сказал:
– Я не знаю, где тогда будем мы. Надеюсь, что в Претории. Может, в Лондоне. Время сейчас нестабильное. Слишком много новостей, слишком много событий.
Коринт выглядел как обычно – и иначе. Берт подумал было предложить ему провести выходные где-нибудь далеко от столиц и политической сумятицы, царившей в них, но – сам был загружен заданиями по горло. Горрен хотел знать, что происходит с представительствами «Тонароги» в Нигерии – конфискуются они, выставляются на аукционы, есть ли на них покупатели, и так далее. Иво Ленартс требовал сведений о политической ситуации. Куратор жаждал статей – чем больше, тем лучше. Предлагал даже ежедневные заметки о том, что происходит, и как всеобщую награду статью к выходным, частью аналитическую, частью очерк о каком-нибудь ярком событии. «Тебе как очевидцу должно быть куда лучше видно, что именно рассказывать. Есть же там события, на которые ведущие журналисты просто не обращают внимания? А ты обрати и расскажи о них». Берт не успел сказать «окей», как на его счету оказался аванс, в пять раз превышающий обычный гонорар. Осталось подумать, как долго ему будет нравиться эта развлекуха. И как долго протянут их с Коринтом отношения, если их полностью переместить в виртуал. Думать о том, есть ли у них эти отношения, Берту не хотелось.
Он и не отреагировал на настойчивые попытки Горрена разнюхать что-нибудь о Коринте Ильмондерра. Все уловки вроде «как чувствует себя, чем занимается в свободное время – кстати, а оно есть у него?» и чего-нибудь более скользкого Берт встречал угрюмым взглядом и плотно сжатыми губами. Горрен не отчаивался, просто откладывал расспросы на более удачное время. Берт готовился в путь. Очередной его этап, который никуда, скорее всего, не приведет.
Коринт пил
Тесса уже объявилась и сообщила, что будет ждать Коринта через час с небольшим у себя. Оттуда они и отправятся в собор.
– И прошу тебя, мой мальчик, не увлекайся своими новомодными штучками-одежками. Разумеется, все мы творения божьи, и я не вижу ничего дурного в том, чтобы украшать то, что создано Всевышним, – морализаторски произнесла она, – но сегодня немного не тот случай.
По сути, совершенно не тот: правительства пяти стран официально признали, что количество жертв в результате военных действий превысило тысячу человек. Что значило: эти цифры можно было смело умножать на два, а то и три, и даже тогда был шанс промахнуться в сторону слишком малого результата. После таких заявлений и Генсекретарь Лиги вынужден был самолично обратиться к Африке. Наверняка это же будет упомянуто и в молитвах кардинала. Коринт еще раз проверил, что опубликовано на странице той захудалой новостной платформы, для которой мотался по всей Африке Берт, и отправился готовиться к очередному акту лицемерия.
Через сорок минут он спускался вниз, где его ждали шестеро охранников «Эмни-Терры». И Коринт не хотел думать, сколько взяток было дано и кому, чтобы они могли так открыто носить столько оружия. Через полчаса он сидел рядом с Тессой в автомобиле, который вез их к собору. Затем – армейский кордон, за которым – все знакомые лица, усердно делавшие вид, что ничего особенного не происходило, разве что маски на их лица были натянуты соответствующие случаю – уныло-благочестивые. Еще полчаса с небольшим привычного светского трепа с десятками людей, чинные кивки головы Тессы Жану-Эдуарду Лиоско, обмен тяжелыми взглядами с Дейкстра, и началась служба. Она, кажется, должна была символизировать незыблемость церкви на земле, проходила в привычном неспешном ритме по тысячекратно прослушанному канону.
После службы Тесса пробормотала:
– Все, можно отдохнуть. Если не случится новой фигни. – Она посмотрела на Коринта и подозрительно прищурилась. Заметила: – Ты слишком задумчив, малыш.
– Наверное, я неоправданно считал себя агностиком, мамочка, – натянуто улыбнулся Коринт. – Или двухтысячелетняя история церкви – это чих и ничто? Сравни-ка с тремя дюжинами лет жизни «Астерры».
– У них хорошие менеджеры, – отмахнулась Тесса.
Они снова ехали в бронированном автомобиле в сопровождении двух машин охраны. Кафедральный собор остался позади, освещенный десятками прожекторов.
В шесть часов утра отец Амор Даг стоял рядом с палаткой, которую использовал в качестве церкви уже третий месяц – старое здание сгорело. Кто-то говорил: случайность; кто-то шептался: поджог. Он приветствовал людей, которые шли и шли к нему, протягивали руки, задерживались, чтобы обменяться приветствиями или ответить на простые вопросы отца Амора. Их становилось все больше. Кардинал в ответ на просьбы о помощи материалами, пищей, медикаментами, финансами, чем угодно разводил руками: они бы рады, но как доставить все это через две сотни километров, на которых творилось не разбери что?