Путь Дракона
Шрифт:
Не те цифры. Это были не те цифры. Должны были быть шестнадцать и девятнадцать, а не десять и четырнадцать. Предложение, которое она нашла в его кабинете было ловушкой, и она в нее угодила.
— Благодарю вас, господин губернатор, — поклонившись сказала Ситрин. — Холдинговая компания высоко оценит вашу откровенность.
— Надеюсь, это не язвительность, — сказал правитель. — Банк Медианов новичок в нашем городе, но уже очень уважаем.
— Ни в малейшей степени, — сказала Ситрин. Учитывая пустоту в груди, она удивилась, что эха не было. Этого не должно было произойти. — Большое спасибо за любезное приглашение. Но, полагаю, у вас, господа, есть что обсудить.
Все поднялись вслед за ней, губернатор взял ее ладонь толстыми пальцами и поднес к губам. Она весело улыбалась, создавая видимость умения проигрывать, сохраняя маску той, кем ей хотелось бы быть. Поклонилась наемнику-синайцу, потом Квахуару Ему. Пустота покинула ее, и на ее месте расцвело что-то наполненное болью.
Она неспешно вышла из комнаты, спустилась по лестнице, и через вестибюль вышла на площадь. Небо было опалово-белое, ветер на щеке горячий, словно дыхание. Ее подмышки, спина и ноги были мокры от пота. Несколько минут она простояла потрясенная и оцепеневшая. Она не должна была быть здесь. Ей снова нужно попасть обратно. Были детали, которые нужно доработать, контракты, которые должны быть подписаны и засвидетельствованы. Был грандиозный проект, который необходимо претворить в жизнь. Она не должна быть здесь. Ее место внутри.
Первый всхлип был как рвота: внезапно, рефлекторно и неистово. Не здесь, подумала она. О Боже, если это случится, пусть это будет не здесь, где весь этот чертов город сможет увидеть. Быстрее, шире шаг, бедра ее натянули ткань платья, выигрывая каждый дюйм. Она добралась до лабиринта улиц. Нашла переулок, проследовала его поворотами и изгибами до скрытого от чужих глаз закутка, и присела на грязную брусчатку. Она не могла уже сдерживать рыдания, поэтому зажала рот рукой, чтобы не создавать шума.
Все пропало. Все ее надежды, все планы, все пропало. Они отдали кому-то ее контракт, и оставили ее в дураках, уродливой шлюхой-полукровкой, горько рыдающей сейчас в переулке. Как она могла только подумать, что победит? Как она могла поверить в такое?
Когда худшее было позади, она поднялась. Утерла слезы и сопли рукавом, вытерла грязь с платья и пошла к себе на квартиру. Унижение вскарабкалось на плечи и зашептало ей на ушко. Как много Квахуар рассказал своим партнерам? Хвастался ли он, что раздвинул ей ноги? Тот старый наемник-синаец получил, вероятно, подробное описание каждого кусочка ее плоти перед тем, как она вошла. Квахуар знал все, что она сделает, еще до того, как она сделала это, все спланировал. Были ли слуги предупреждены не препятствовать ее ночному вторжению в его кабинет? Что если они наблюдали за ней из темноты, смеясь над идиоткой, возомнившей себя умной?
Через двери она услышала доносившиеся из банка голоса охранников — Маркуса, Ярдема и новенькой женщины-куртадамки, ни сердитые, ни веселые. Красные тюльпаны покачивались на ветру, почерневшие у основания лепестки сломаны и торчали во все стороны. Она хотела войти, но рука никак не могла нащупать щеколду. Она простояла, казалось ей несколько часов, желая оказаться где угодно, где ее ждали бы друзья, семья или любовь. Ее сотрудники. Ей хотелось, чтобы Ярдем Хейн вышел, и нашел ее. Чтобы подошла, гуляющая по улице Кэри. Чтобы Опал восстала из своей морской могилы, и придушила ее прямо там, где она стояла.
Ситрин поднялась наверх. Скинула платье, и села на кровать в одной рубашке. Продолжавший выступать пот не мог остудить ее.
Она проиграла. Даже сейчас она не могла осмыслить этого. Не могла заставить себя поверить в такое. Она проиграла. Слез больше не было. Боль прошла, хотя у нее было чувство, что та только затаилась, дремлет, подобно охотящемуся коту после убийства. Она вернется. Но в этот момент она не чувствовала ничего. Она чувствовала себя мертвой.
Она проиграла. И едет ревизор.
Солнце прочертило дугу высоко в небе. Ситрин села. Звуки улицы изменились, разомлевший от жары день медленно уступал место более веселым и энергичным голосам вечера. Ей хотелось писать, но она игнорировала желание. Трудно было бы подумать, что в ней осталась хоть какая нибудь влага, после таких потоков пота и слез. И все же, тело ее выполняло свои функции, хотела она этого или нет. Когда позывы стали слишком настойчивы, чтобы их игнорировать, она нашла ночной горшок и воспользовалась им. Когда она заставила себя двигаться, оцепенение стало проходить. Она стянула с себя рубашку, оставив ее валяться на полу, нашла легкое вышитое платье, более удобное, так как было ношенное. Оделась, спустилась по лестнице, и вышла на улицу, не побеспокоившись запереть за собой дверь.
В таверне все ставни были нараспашку, чтобы впустить морской бриз. Не горела ни одна свеча, или фонарь, чтобы даже не много не увеличивать жару, поэтому, не смотря на солнечный свет, в комнатах царил полумрак. Из знакомых была только девчонка служанка, круглолицая, с иссиня-черными волосами до лопаток. Крошечная собачонка нервно кружила у ее лодыжек. Ситрин направилась к крайнему столу, ее столу. За ним кто-то сидел, наполовину скрытый мешковатой одеждой.
Квахуар Ем.
Ситрин заставила себя пройти вперед. Села напротив него. Незапертая ставня дважды хлопнула по раме, и стало тихо. Выражение его лица было мягким и печальным. Полупустая кружка с элем стояла на столе.
— Добрый вечер.
Она не ответила. Он щелкнул языком по зубам.
— Надеюсь, я могу предложить тебе ужин и бутылку вина. В качестве извинения. Со стороны губернатора было свинством так поступить с тобой.
— Мне от тебя ничего не нужно, — сказала она.
— Ситрин…
— Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать, до самой смерти, — сказала она ледяным тоном, чеканя каждый слог. — И если ты подойдешь ко мне, я прикажу капитану своей стражи убить тебя. И он сделает это.
Выражение лица Квахуара стало жестче.
— Понимаю. Признаюсь, я разочарован, магистра. Я думал о вас лучше.
— Ты думал обо мне лучше?
— Ну да. Я не представлял, что вы из тех женщин, что бьются в истерике. Но вижу, я заблуждался. Хотелось бы вам напомнить, что вы та, кто прыгнула мне в постель. Та, кто шныряла у меня дома. И не вам обвинять меня в том, что я загодя принял меры.
"Ты же не знаешь каково это", подумала Ситрин. "Не знаешь, что это значит для меня. Они хотят отобрать мой банк."