Путь Дзэн
Шрифт:
морали, этикета и искусства, кодов веса, меры, чисел и, в первую очередь, — ролей. Нам трудно общаться друг с другом, если мы не можем идентифицировать
себя в терминах ролей — отец, учитель, рабочий, художник, “славный парень”, джентльмен, спортсмен и т.д. В той степени, в какой мы идентифицируем себя с
этими стереотипами и связанными с ними правилами поведения, мы и сами ощущаем, что на самом деле являемся чем-то, потому что окружающим легче
нас, — т.е. идентифицировать нас и чувствовать, что мы у них “под контролем”.
Встреча двух незнакомых людей где-нибудь в гостях вызывает ощущение некоторой
неловкости, если хозяин не идентифицировал их роли, представив их друг Другу, ибо они не знают, какие правила общения и поведения следует соблюдать в данном
случае.
Легко заметить конвенциональный характер любых ролей. Человек, который
является отцом, может быть и доктором, и художником, а также служащим и
братом. И очевидно, что даже совокупность названий этих ролей является далеко
не адекватным описанием самого человека, хотя и помещает его в определенную
схему поверхностной классификации. Но есть соглашения, которые определяют
идентификацию самой личности, они носят более тонкий характер и гораздо менее
очевидны. Мы учимся весьма глубоко, хотя и не столь явно, отождествлять себя
со столь же конвенциональным представлением о своем “я”. Ибо конвенциональное
“я” или “личность” образуется
28
главным образом как результат отдельных разрозненных воспоминаний, начиная с
момента рождения. В соответствии с конвенцией, “я” — это не просто то, что я
делаю сейчас. “Я” — это то, что я уже сделал. Поэтому моя конвенционально
обработанная версия своего прошлого может оказаться более реальным “я”, чем
то, чем я являюсь в данный момент. Ведь то, что я есть, — так мимолетно, неосязаемо, а то, чем я был, является фиксированным и окончательным. Оно может
служить твердой основой для предсказаний о том, чем я стану в дальнейшем. Но
таким образом получается, что я прочнее идентифицирую себя с тем, чего уж нет, чем с тем, что есть на самом деле!
Очень важно осознать, что воспоминания и эпизоды из прошлого, которые
формируют
отбора. Из действительной бесконечности событий и переживаний жизни человека
отбираются и абстрагируются как наиболее важные только некоторые, причем
важность их, конечно, определяется принятыми в обществе мерками. Ибо сама
природа конвенционального знания заключается в том, что оно представляет собой
систему абстракций. Оно состоит из знаков и символов, в которых предметы и
события сводятся к самым общим их значениям, подобно тому, например, как
китайский иероглиф женъ означает “человек”, потому что является самым
упрощенным изображением человеческой фигуры.
Это же относится к словам, не являющимися идеограммами. Каждое из английских
слов: “человек”, “рыба”, “звезда”, “цветок”, “бежать”, “расти” — указывает на
некий класс предметов или действий, обнаруживающих свою принадлежность к
данному классу с помощью простейших признаков, абстрагированных от общей слож 29
ности того целого, которое представляют собой эти явления.
Таким образом, абстракция представляет собой необходимый элемент общения, ибо
она дает нам возможность оформить свой опыт с помощью несложного и быстро
производимого “схватывания” умом. Когда мы говорим, что в каждый момент
времени можем думать только об одной вещи,— это все равно, что сказать, что
Тихий океан не может быть выпит залпом. Его, мол, нужно пить стаканами и
осушать постепенно. Абстракции и конвенциональные знаки подобны таким
стаканам: они дробят переживание на части, достаточно элементарные для того, чтобы воспринимать их по очереди, одну за другой. Подобным же образом, кривые
измеряются с помощью сведения их к множеству крошечных прямых или с помощью
представления их в виде квадратов, которые они пересекают, будучи перенесены
на графленую бумагу.
Другими примерами того же рода являются фотографии в газетах или телепередачи.