Путь к себе. Отчим.
Шрифт:
Сережа рассмеялся:
— Неужели я приношу тебе только неприятности? — И строго добавил: — Ты опять много куришь!
Сережа недавно накурился до тошноты и поклялся себе, что никогда больше не будет заниматься этим «грязным делом». Виталия же Андреевича решил перевоспитывать. У него появилось еще более ясно выраженное стремление перевоспитывать родителей.
— Зачем ты отравляешь себя этой гадостью? — спросил он строго.
— Фронтовая привычка.
— Неужели у тебя не хватает силы воли?..
— Дело не в этом…
— А дурной пример мне?
— Гм… Гм… Будем рассматривать, как человеческую слабость, — неуверенно ответил Виталий Андреевич. — Особенно вредно курить в раннем возрасте, когда организм не окреп…
— Ну, ты ищешь оправдания.
— Ладно. Бросить не брошу, но подсокращусь…
Ему вспомнилось, как он в гневе крикнул Сереже: «Проживу без твоего уважения».
Виталий Андреевич нахмурился: «Как у меня повернулся язык?! Так можно действительно потерять все…»
В школьном коридоре Венька Жмахов, войдя в роль мима, представлял в кругу ребят подъем штанги тяжеловесом. Он размялся, прицелился; расставив ноги, нагнулся; покраснел от натуги, мышцы его задрожали. Он выбросил вверх воображаемую штангу, едва удерживаясь на ногах и покачиваясь. Потом сбросил ее, но попал себе на ногу, ухватился руками за носок ботинка, стал уморительно прыгать на одной ноге.
Зрители в полном восторге:
— Во дает!
— Все точно!
Сережка, глядя на Веньку, тоже улыбался: «Прямо артист».
К Сереже подошла Варя — новый комсорг класса. Отозвав в сторону, тихо спросила:
— Ты все же намерен вступать в комсомол?
— Намерен.
— Почему тянешь?
Сережа замялся:
— Готовлюсь.
Действительно, со вступлением в комсомол никак не ладилось.
Еще год назад сообщил своим родителям, что берет анкету, даже заполнил ее. А потом произошли драка с Гундом, злосчастный побег из дому.
Снова собрался подать заявление, так эта нелепая, постыдная история с Коваленко.
Отец и мать считали, что Сережа не готов еще к такому серьезному шагу, говорили ему об этом.
Мама совсем недавно удивлялась:
— У тебя же проскальзывают двойки по русскому языку!
Он энергично возражал:
— Это исправимое дело… Рем Никанорович утверждает: «Важны душевные качества».
Правда, Сережка не признался маме, что Рем здорово его отчитывал за невыдержанность.
— Разве что Рем Никанорович утверждает, — иронически произнесла Раиса Ивановна. — А может быть, двойки из-за лености тоже выражают эти качества?
— Вряд ли… Между прочим, я сегодня написал обязательство.
— Какое?
— По русскому в четверти иметь твердый трояк.
— Прямо скажем: слабовато…
— Лучше перевыполнить, чем недовыполнить.
— Типичная психология перестраховщика!
— Н-н-ну, — дернулся Сережа. — Поосторожнее!
…А Варя опять настаивала:
— Ну чего ты затянул?
Сережа даже вспылил:
— Вам известно, какое я золото?
— Комсомол перевоспитывал и не таких!
Так-то оно так, да разве Витька Передереев комсомолец? Даже Платоша, мудрейший Платоша, вечно отлынивает от общественных поручений, сбегает с собраний… Если в классе назревает острый конфликт, сложная ситуация, Платоша избирает гнилой нейтралитет.
Его хотели сделать ответственным за политинформации в классе, он отказался. Подумаешь, сторонник «чистой науки». Чем же тогда отличается комсомолец от некомсомольца? И для кого написан устав? И кому нужно лишь формальное пребывание в комсомоле?
…Наконец Сережа решился и написал заявление. Виталий Андреевич увидел его на столе: «Рассматривая комсомол, как коммунистическую партию молодых…»
— Ты себя хорошо проверил? — спросил он у сына.
— Думаю, что да.
— Знаешь свои недостатки? Готов их преодолеть?
Сережа молчал, лицо его стало сосредоточенным.
— Я несамокритичен… Только про себя признаю ошибки, а вслух об этом сказать не могу.
— Да, это очень серьезно.
— А ты всегда самокритичен?
Совершенно не понимает, что можно говорить отцу, а чего нельзя, деликатности в нем внутренней не хватает.
— Стараюсь быть, — как можно спокойнее сказал Виталий Андреевич.
— Мама член партии, а несамокритична. Почему ты не в партии?
— Я тоже готовлюсь.
— Почему так долго?
Виталий Андреевич с трудом сдержал себя:
— Теперь уже скоро…
На классном комсомольском собрании Сереже изрядно досталось за все его художества. Вылезла и Верка Синицына:
— Я однажды только легонько на черчении толкнула сзади его в спину, а он меня хлопнул учебником по голове. Хорош джентльмен!
— Но если ты не леди? — пытался отбиться Сережа.
— Грубиян! — возмущенно фыркнула Синицына.
И Варя посмотрела на Сережу укоризненно:
— Действительно некрасиво.
Вдруг поднялся Ремир:
— Я думаю, что с приемом Сергея надо повременить…
Это прозвучало, как разорвавшаяся бомба. Лучший друг — и заявил такое!
— Почему?
— Да, почему? — допытывалась и Варя, неприязненно поглядывая на Бакалдина.
— Он плохо владеет собой, — настаивал Ремир. — Последний случай с Сеней подтверждает это.
Сережа вцепился пальцами в парту. «Такая неблагодарность! Его же защищал! Ну сказал мне — и хватит! Так нет, надо еще здесь…»
— Ты… ты, — захлебнулся он от гнева, — предатель…