Путь на Балканы
Шрифт:
— Не может быть!
— Да отчего же не может! Нет, господа, я не знаю, чем этот солдат провинился, однако же, прямо требую при вынесении приговора учета прежних заслуг.
— Владимир Васильевич, — тихонько шепнул Буссе, полковой адъютант Линдфорс, — я вспомнил. Брат рассказывал мне об этом солдате, он действительно чрезвычайно ловко стреляет.
— Ну, что вы, друг мой, — решился командир болховцев, — вина рядового Будищева не так уж велика и он, разумеется, получит причитающуюся ему награду. Потом. Эй, вы, отпустите его!
— Слушаю, — вытянулся обескураженный Хитров и велел отдать Дмитрию винтовку и пояс.
— Прошу в палатку, господа, — полковник сделал
— Надеюсь ничего серьезного?
— Да как вам сказать, вообразите, из Дунайской флотилии пришло отношение, чтобы из моего полка перевели к ним рядового Блудова! Каково?
— Странно, конечно, но что же вы ответили?
— Да что же мне отвечать, если в списках полка такого нижнего чина не числится? Так и ответил!
— Дурят что-то наши морячки!
— И не говорите.
Дмитрий тем временем шел вместе с остальными солдатами к расположению роты, размышляя над нелегкой судьбой Хитрова. Тот, очевидно, угадав ход мыслей солдата, невольно ежился под его взглядом, однако вида не подавал, стараясь выглядеть уверенно.
— Ты чего с нами прешься? — строго спросил он Будищева, — твою команду к стрелкам передали, так и иди к Михау!
Тот неожиданно не стал спорить, а, ни слова не говоря, повернулся и зашагал прочь, оставив недавних конвоиров в недоумении. Дядька Никифоров хотел окликнуть, но посмотрев на командира звена, сразу отказался от этой затеи и двинулся вслед за остальными.
— Вы где были? — подозрительно спросил их Галеев.
— Приказ командира полка сполняли, господин унтер-офицер — заюлил ефрейтор.
— А я, почему про то ничего не знаю?
— Ну, что ты, Северьян, — голос Хитрова можно было мазать на хлеб вместо патоки, — мне приказали, да велели быстро, где же тут успеть всем сообщить! Да и кончилось уже все…
— Ну-ну, смотри Васька, я ведь тебя предупреждал!
Прямым следствием этого происшествия, была немедленная отправка санитарных и похоронных команд к месту боя у Езерджи, с целью поиска выживших. Задействованы на это были роты, не участвовавшие в деле и потому не понесшие потерь. Солдаты, разбившись цепью, еще раз обошли местность, стараясь не пропустить ни малейшей складки на ней, где бы могли оказаться их раненные или убитые товарищи. Вскоре поиск увенчался первым успехом — вольноопределяющемуся Гаршину удалось найти в густых зарослях раненного в обе ноги рядового второй роты Василия Арсентьева. Бедолага лежал рядом с убитым им аскером в полном сознании. Как оказалось, он слышал, что рядом ходили люди, однако не знал русские это или турки и потому боялся подать голос. Жажду он утолял из фляжки найденной им у мертвого противника, еды не имел вовсе и, по словам осматривавшего его при приеме в лазарет Соколова, непременно погиб, если бы его нашли хотя бы днем позже. Даже и теперь, врачам пришлось отнять ему одну из ног, но, по крайней мере, жизни его ничего не угрожало.
Вся эта история произвела на впечатлительного Всеволода такое действие, что он несколько дней ходил сам не свой и друзья даже опасались за его душевное здоровье. Однако все обошлось и вскоре Михалыч, как его называли солдаты, вернулся в свое обычное состояние. Вообще, нельзя не отметить, что в полку все любили Гаршина. Несмотря на явную слабость, он стойко переносил вместе со всеми тягости похода. Был неизменно приветлив и никогда и никому не отказывал в помощи. Единственный с кем у него не складывались отношения, был Будищев. Не то чтобы они враждовали, но всякий раз при встрече между ними случались недоразумения, так что они старались даже избегать
Впрочем, получалось это далеко не всегда. В тот день, Дмитрий был свободен от службы и занимался тем, что мастерил пулелейку. Дело в том, что захваченный им в бою у Езерджи револьвер оказался капсюльным. То есть заряжались каморы его барабана не металлическими патронами как Смит-Вессоны, Галаны или Лефоше, а отдельно порохом и пулями. Капсюли же надевались на специальные шпеньки брандтрубок на тыльной стороне барабанов. В горячке боя разбираться с этим времени не было, но после него, эта конструкция нимало удивила Будищева. Впрочем, ничего особо сложного в ней тоже не было. Найти капсюли, порох или свинец не составляло ни малейшей проблемы, но вот пули нужно было отливать самому.
Прежде всего, нужна была модель для отливки. Поразмыслив, Дмитрий решил разрядить одну из камор, но дело это оказалось совсем не простым. Пули плотно сидели в гнездах, так что выковырнуть их никак не получалось. Тем более что никаких инструментов кроме ножа и штыка у него не было. Идти на поклон к полковому оружейнику не хотелось, один Бог знает, как он мог отреагировать на наличие у простого солдата трофейного револьвера. Пришлось идти по пути наименьшего сопротивления и разрядить револьвер выстрелом. Найдя укромное местечко в небольшой овраге по дну которого протекал не совсем еще пересохший от жары ручей, Будищев обмотал револьвер куском рогожи, чтобы заглушить выстрел, и спустил курок. Творение неведомого оружейника исправно выплюнуло огонь, дым и кусочек свинца. Звук и впрямь получился негромким, зато вони и дыму было хоть отбавляй. Опустившись на колени, он принялся за поиски, и скоро пуля была у него в руках. Вода и жидкая грязь не дали ей деформироваться, так что можно было приниматься за дело.
Далее нужен был гипс. Достать его можно было только в лазарете, но вот попасть туда без разрешения начальства, нечего было и мечтать. Увы, вольница у охотничьей команды закончилась вместе с ранением Линдфорса. Пришлось идти к Михау. Поручик после памятного боя у Езерджи долгое время ходил как не свой, но постепенно пришел в себя, хотя и был лишь тенью бывшего командира стрелковой роты.
— Здравия желаю вашему благородию! — поприветствовал его Дмитрий.
— Охотник, — поднял на него глаза офицер. — Чего тебе?
— Господин поручик, разрешите отлучиться в лазарет?
— Зачем?
— Навестить рядового Шматова.
— А это тот, кого ты раненного нашел?
— Так точно.
— Хорошо, только недолго.
— Слушаюсь!
— Подожди, — Михау, будто спохватившись, остановил собиравшегося уходить Будищева и пристально, словно не узнавая, вгляделся ему в глаза. — верно ли, что это ты подстрелил Азиз-пашу?
— Так точно!
— И полковника Тинькова спас?
— Так точно!
— Да не кричи ты, — поморщился поручик, — отвечай по-человечески.
— Было такое.
— И пленного для генерала Тихменева ты раздобыл?
— Я, ваше благородие, только не один, а вместе с Федькой Шматовым.
— Черт знает, что такое! — непонятно на что выругался поручик и махнул рукой, ступай, мол.
Размышлять, что все это значит, у Будищева времени не было, так что он как можно быстрее отправился к лазарету. Добравшись до места, он остановился и принялся разглядывать снующих туда-сюда санитаров и вскоре нашел того кого искал. Нескладный солдат, ростом немногим выше Федькиного, пытался наколоть щепу для растопки, но руки у него дрожали, и топор все время соскальзывал в сторону. Причина тремора была крупными буквами написана на его набезображенном интеллектом лице — санитар явно мучился с похмелья.