Путешествие в молодость, или Время красной морошки
Шрифт:
Токо кивнул, оглянулся на Мордирова и вдруг сказал:
— А вы, оказывается, совсем не страшный!
Мордиров удивленно воззрился на мальчика:
— А почему, собственно говоря, я должен быть страшным?
Токо смутился. Он уже жалел о невольно вырвавшихся словах.
— Ну, вот говорят… что вы хотите свести наше озеро, — тихо произнес Токо.
Мордиров смотрел на мальчика внимательно, пристально, слегка прищурив серые, опушенные светлыми ресницами глаза. Токо вспомнил, что у коров почти такие же светлые ресницы, не загибающиеся кверху, а свисающие вниз, как у этого в общем-то даже красивого человека. Но, как это бывает в человеческой наружности, одна маленькая, даже на первый взгляд незаметная деталька перечеркивала все остальное. И даже голос Мордирова после этого показался Токо неприятным.
— Ты хоть и мал, но должен понимать, что человек — это повелитель природы, — наставительно сказал Мордиров и повернулся к своей спутнице.
Наташа искоса глянула на мальчика, и Токо вдруг понял, что она прекрасно видит коровьи ресницы Мордирова, слышит его металлический скрежещущий голос и тяжелые, как неочищенные от прилипшей глины и грязной земли, слова.
Да, Савелий был совсем не страшный, он был иной, к Токо не мог найти определения этому человеческому типу, еще не встречавшемуся на его таком коротком жизненном пути.
— Почему вы думаете, что он еще мал? — спросила Наташа, и в ее голосе мальчик уловил нотку дерзости.
— Мал, и все, — отрезал Мордиров.
— А ведь он ближе к природе, чем вы, повелитель, — усмехнулась Наташа.
Несмотря на свою молодость, Токо отлично чувствовал, когда внутри человека закипал гнев. Но, поскольку он уже открыл, что Мордиров совсем не страшный, то и не беспокоился, не боялся. Токо восхищался смелостью девушки, ее ироническим отношением к этому уверенному и самодовольному человеку. Нет, его самодовольство не было явным, внешним, как, скажем, у торговых работников и других районных деятелей, а глубоким, идущим из самого нутра, из глубины души.
Чтобы не раздражать своим присутствием Мордирова, Токо подошел к самой воде.
В глубине по-прежнему просвечивали серебром идущие вверх косяки. Приглядевшись, можно было увидеть отдельные рыбины, прекрасные, совершенные, и вся их удлиненная форма была законченным выражением устремленности вперед.
Токо любил наблюдать за плывущей рыбой. Там, в озерах, она была более спокойна и нетороплива, нежели вот эта, огромной, наверное, многотысячной стаей движущаяся навстречу желтоватой воде Большой реки.
Вообще все живое, что встречалось в тундре, от самых больших ее обитателей — бурых медведей, горных козлов, оленей, песцов, зайцев, евражек, горностаев, мышей-леммингов, разнообразных птиц — все было полно стремительной силы, неустанного движения. Все находилось в вечном круговороте жизни, в поисках пищи и крова.
— То-о-ко! — мальчик услышал голос водителя и заспешил к машине, которая уже вздрагивала от заведенного двигателя.
Обратно ехали по проложенной колее.
Токо сидел рядом с водителем, крепко вцепившись руками в железную скобу. Машину часто подбрасывало на кочках.
Разговаривать было трудно, из-за грохота приходилось кричать друг другу в ухо.
— Ну как? Понравилась тундра? — весело спросил девушку Мордиров.
Наташа повернула улыбающееся лицо и выкрикнула в ответ:
— Такое не может не понравиться!
— Вот видишь! Тундра — это настоящее!
— У меня такое ощущение, что я прикоснулась к той самой природной чистоте.
— Во-во! — радостно кивал Мордиров, — Все остальные природные красоты — не то! Тем более знаменитые, курортные или даже таежные. Это все равно что побывавшая во многих руках прославленная красавица… А тут…
— По тем страшнее эту красоту разрушать…
— Вы имеете в виду озера? — спросил Мордиров, и глаза его сузились.
Чтобы не кричать в ответ, Наташа молча кивнула.
— Это совсем другое дело! — сказал Мордиров. — Красота должна служить человеку.
— Именно! Красота! — отозвалась Наташа. — Но лишенное воды озеро — это не красота.
Вдруг грохот вездехода оборвался. Наступила тишина, в которой поначалу нереальными показались обыкновенные человеческие голоса.
Это было становище оленеводов. Бригадир отогнул край брезента, прикрывающего задний борт, и, заглянув, пригласил:
— Не хотите отведать тундрового чаю?
Наташа сразу же заметила сходство мальчика с оленеводом. Токо, как и отец, вел себя степенно, таким же жестом брал наполненную горячим чаем эмалированную кружку и медленно подносил к заранее приоткрытым темным губам.
— А кто хозяин тундры? — спросила вдруг Наташа, сделав несколько глотков удивительного напитка, в котором чувствовался не только обыкновенный, довольно круто заваренный чай, но и какие-то другие добавки.
— Как — хозяин тундры? — переспросил бригадир.
— Кто владеет всей этой землей? — повторила Наташа, сделав широкий неопределенный жест.
— Если говорить о пастбищах, то это владения нашего совхоза, — ответил бригадир. — Есть соответствующий документ.
— А реки и озера?
— Они вроде бы тоже входят, — Папо понял, к чему клонит девушка.
— А вот они, — она кивнула в сторону сосредоточенно пьющего чай Мордирова, — спрашивали вашего разрешения на то, чтобы спустить озеро?
— Меня — нет, — резко ответил Папо.
— А если бы вас лично спросили?
— Я бы не позволил!
— У нас есть все соответствующие разрешения, — стараясь скрыть нарастающее раздражение, сообщил Мордиров. — Мы только еще обследуем озеро на предмет использования в качестве посевной площади.
— А красота-то ведь будет погублена, — тихо произнесла Наташа.
Она явно поддразнивала Мордирова, вызывала его на спор, стараясь вывести из равновесия. Но, будучи человеком умным и догадливым, Мордиров не поддавался на эти уловки, говорил тихо, размеренно, всем своим видом показывая, что он стоит твердо и ничем его не сбить.