Пять капель смерти
Шрифт:
Пришел час торжества науки над домыслами логики.
— Нет, это не отравление! — заявляю, и Цвет мне согласно кивает.
Тут наш умник зашел в тупик и спрашивает:
— Тогда что?
— Та самая смесь… Ну, вы понимаете… Не яд, а сильнейшее, я бы сказал, чудовищное наркотическое средство.
Вот загадали задачку! Каждый чиновник полиции знает, что наркотические средства безвредны и применяются для обезболивания: без хлороформа, закиси азота, бромистого этила, эфира, атропина, морфия невозможно представить современную медицину начала двадцатого века. Конечно, отдельные эксцентричные натуры не могут жить без укола морфия. Но это безопасные и ленивые создания, плавающие в собственных снах. Никакой угрозы для общества не представляют. Тем более что морфий продается в любой аптеке.
Я бы его еще помучил, но добрейший Цвет пришел на выручку:
— Средство, которое я изучал, судя по всему, сильнейший растительный наркотик. С ним не сравнить ни листья коки, ни высушенный сок мака, называемый гашиш, ни открытый в Мексике семь лет назад Людвигом Левином кактус пейотль.
— Как насчет имбога, коллега? — подсказываю.
— Экстракт этого африканского растения, завезенного в Европу в середине прошлого века, значительно слабее. Алкалоид из него выделили четыре года назад, а чтобы Tabernanthe iboga подействовала, надо съесть очень много коры.
— Подозреваю, что эта жидкость даже хуже вещества под названием «героин», синтезированного из морфия некой швейцарской компанией Bayer, — говорю.
Нашему славному Ванзарову надоело играть роль несмышленого ученика:
— Господа, если это вещество — сильнейший наркотик, а не яд, как вас тогда понимать? В чем опасность?
Цвет пенсне надел, тут же снял в нерешительности и говорит:
— Сознание человека подвергается решительному изменению.
— Последствия могут быть непредсказуемы, — добавляю.
Могло показаться, что мы заранее отрепетировали свои партии. Но суть дела от этого не менялась. Как и обещал, преподнес сюрприз сыщикам-зазнайкам.
— В русской литературе есть яркий пример последствий регулярного приема наркотиков, — говорит Цвет.
— Не припомню, — Ванзаров ему.
— Анна Каренина. Бедняжка принимала морфин и опиаты, отчего и бросилась под поезд в состоянии помрачения рассудка. Граф Толстой, видимо, хорошо представляет, как это происходит.
— К счастью, наркотическими средствами у нас балуются лишь обеспеченные господа и некоторые художественные натуры, — подхватываю. — Простой люд водочку пользует. Но если народ начнет употреблять наркотики, мы утонем в море преступлений.
Как часто бывает, все замолчали. Наконец Ванзаров не выдержал и спрашивает:
— Доктор, что вы знаете про сому?
Цвет отвечает:
— Вы имеете в виду мифическое растение? Видите ли, я ученый и не занимаюсь сказками. Для меня «soma» — это греческое слово, обозначающее всю совокупность клеток растения. Извините, если огорчил вас.
— А как же труд Овсянико-Куликовского? — спрашиваю.
— Эту книгу знаю. Но когда увидел на первых страницах, что легендарная сома — растение из рода Asclepias acida, закрыл и не стал читать дальше. Филолог мало что понимает в ботанике. К тому же сей господин пропагандирует наркотический экстаз как средство культурного развития общества. Я с ним не могу согласиться.
Ванзаров встает, протягивает доктору руку:
— Спасибо, вы нам очень помогли. Смесь можно произвести в домашних условиях?
Цвет смутился, как барышня, улыбнулся и говорит:
— Ну что вы, такая мелочь! Если бы я мог провести подробные исследования… Для производства такого вещества нужна оборудованная лаборатория… Знаете, это действительно очень опасный состав. И хоть мне не удалось определить его до конца, все же рискну сделать вывод: подобный наркотик может вызывать невероятные видения. Он способен полностью подавлять волю человека. Более того, делать его рабом. Понимаете?
— Нет…
— Чиновник полиции не понимает намеки, он любит полную ясность! — говорю.
И тогда наш великий ученый ответил с явной неохотой:
— Если некто, использовавший в составе препарата спорынью, пожелает узнать, что получится, если дать это вещество большой массе людей… Трудно представить последствия такого научного эксперимента… Я бы не рискнул их прогнозировать.
Неплохой сюрприз получился, нечего сказать.
В десятом часу вечера чиновник с разбитой головой добрался до дома. Наверное, преодолевая ступеньки парадной лестницы, он ощущал себя Сизифом, который тащит камень наверх, а тот упорно скатывается вниз. Барышня Полонская, или как там ее, при помощи Марианны Лёхиной опережают полицию везде, оставаясь недосягаемыми. К ним добавилась сома. После того, что сказал Цвет, Ванзаров понимал, что случится, если они решат использовать напиток профессора.
Добравшись до третьего этажа, он повернул ручку звонка.
За массивной дверью было тихо. Открывать никто не торопился.
Ванзаров вновь повернул рычажок. Послушно звякнул колокольчик. Ни звука. От нахлынувшей паники он потерял способность рассуждать, бил кулаками в дверь и кричал, чтобы немедленно открыли, иначе высадит замок.
Что-то щелкнуло.
— А ну уходи, окаянный! Полицию вызовем, у нас в доме ящик паратный!
— Глафира, зачем заперлись? — прокричал он в замочную скважину.
— Это ты, батюшка, Родион Георгиевич?
— Кто ж еще! Открывайте! Что за игры?
Клацнул замок, в проеме показался силуэт кухарки.
— Весь дом из-за вас перепугал…
Глафира сжимала топорик, которым колола дрова для растопки плиты. В доме что-то случилось. В дальнем конце прихожей Софья Петровна, зажав рот кружевным платочком, содрогалась от рыданий.
— Соня, что с детьми?!
— Спят, голубушки, что им станется, — ответила Глафира. — А вот барыня наша…
Софья Петровна захлебывалась рыданиями, притихшая Глафира не выпускала топор, таращась жалостливо, будто прося защиты.
Ванзаров сбросил пальто и обнял сестру. Ее трясло как в лихорадке.
— Ну сестренка, ну маленькая, ну хорошая, ну славная, ну успокойся…
Она спрятала лицо на его груди и разревелась.
Через полчаса, приняв успокоительные капли, Софья Петровна смогла рассказать, что превратило мирный дом в осажденную крепость.
Вернувшись в прекрасном настроении из «Польской кофейни», она проявила милосердие и помирилась с Глафирой. Кухарка принялась стряпать обед, а девочки, наигравшиеся в детской, потребовали прогулку. Забыв о просьбе брата, она стала одевать малышек. Когда Оля и Лёля уже нетерпеливо прыгали в коридоре, а Софья Петровна примеряла перед зеркалом шляпку, раздался телефонный звонок. Она взяла слуховой рожок. То, что услышала, было чудовищно.