Пылай, огонь (Сборник)
Шрифт:
Вскоре после возвращения Холмса дверь в наше купе открыл высокий рыжеволосый англичанин и неразборчиво пробормотал, может ли он разделить наше общество до Линца. Он сел на поезд в Зальцбурге, но, пока обедал, все места оказались заняты. Вялым движением руки Холмс пригласил его садиться и в дальнейшем не проявлял никакого интереса к нашему соседу. Я же сделал несколько тщетных попыток завязать разговор, но на все мои старания спутник отвечал односложными репликами.
— Я был в Тироле, бродил по горам, — ответил он на один из моих вопросов, и Холмс открыл глаза.
— В Тироле? Не может быть, — сказал он. — Наклейки на вашем чемодане говорят, что вы только что вернулись из Руритании, не так ли?
Сдержанный англичанин побледнел почти так же, как и Холмс. Встав, он переложил багаж и, пробормотав извинения, сказал, что идет выпить.
— Какая жалость, — заметил я после его ухода. — А я хотел расспросить его о коронации.
— Мистер Рассендайл не расположен беседовать на эту тему, — сообщил Холмс.
— Но до чего необычный цвет волос! Он вполне мог бы стать членом Союза [7] , а, Холмс?
7
Ватсон упоминает Союз рыжеволосых — сообщество жуликов, которые использовали в своих целях людей с ярко-рыжими волосами. Обратившись к соответствующему рассказу, читатель узнает все подробности этого дела. — Прим. авт.
— Не сомневаюсь, — коротко ответил он.
—- Вы говорите, что его фамилия Рассендайл? Я не заметил фамилии на наклейке.
— Я тоже.
— Но тогда каким же образом?.. — начал было я, но он остановил меня коротким смешком и взмахом руки.
— Не собираюсь делать из этого тайну, — сказал он. — Просто я узнал его, вот и все. Он старший брат лорда Берлесдона. Как-то я поболтал с ним на приеме у лорда Топхэма. Ничего собой не представляет, — заключил он, теряя интерес к предмету разговора по мере того, как препарат начал оказывать воздействие.
Было уже почти темно, когда поезд прибыл в Линц, и мы с Тоби отправились на платформу, где ему снова предстояло исполнять свои обязанности, К тому времени Холмс был почти убежден, Что Мориарти направился прямиком в Вену (хотя не мог себе представить, с какой целью), так что его не удивило, что собака не уловила ни малейших следов нужного запаха на станции.
Забравшись обратно в поезд, мы погрузились в сон и спали всю дорогу до Вены, куда прибыли рано поутру.
Снова пришлось бриться и приводить себя в порядок, но на этот раз нами владело сдержанное возбуждение в ожидании того драматического момента, когда Тоби выскочит на перрон и возьмет след ванильного сахара.
Наконец подошло время двигаться. Скрестив пальцы на счастье, мы с Холмсом покинули поезд, неся свой багаж и ведя Тоби на поводке. Мы медленно прошли от одного конца поезда до другого, и перед нами оставался всего лишь один вагон, а Тоби все не подавал обнадеживающих признаков оживления. У Холмса вытянулось лицо, когда мы оказались у ворот, ведущих с вокзала.
Внезапно собака застыла на месте, после чего, уткнувшись носом в землю и вытянув хвост, рванулась по платформе, протянув нас за собой несколько футов.
— Нашел! — в голос воскликнули мы. Так оно и было. Восторженно повизгивая, Тоби развернулся и устремился к выходу с вокзала.
Он столь уверенно провел нас по лабиринтам чужеземной железнодорожной станции, словно находился на Пи-Чин-Лейн, оставшейся в тысяче миль от него. Никакие границы, никакие языковые барьеры не производили на Тоби ни малейшего впечатления, во всяком случае, они не мешали ему идти по следу ванильного сахара. Будь его запах еще более силен, он бы преследовал профессора Мориарти вокруг всего земного шара, если бы тому пришло в голову проделать такое путешествие.
Как бы там ни было, он довел нас до стоянки кебов рядом с вокзалом и остановился, устало глядя и моля о прощении. В то же самое время он дал нам понять, что, приложив столько усилий, теперь он полагается только на нас, которые и должны довести дело до успешного конца. Холмс, казалось, совершенно не был обеспокоен.
— Похоже, что он взял кеб, — невозмутимо заключил он. — В Англии принято, что экипаж, стоящий у вокзала, доставив седока, обычно возвращается на место. Давайте посмотрим, не привлечет ли внимание Тоби какой-нибудь из них.
Увы, этого не случилось, Холмс сел рядом с нашим багажом на скамейку рядом с главным входом и задумался.
— Мне приходит в голову несколько вариантов действий, но я предпочел бы простейший из них: остановимся здесь, предоставив Тоби возможность обнюхивать каждый прибывающий экипаж. — Он взглянул на меня. — Вы проголодались?
— Я позавтракал в поезде, пока вы спали, — ответил я.
— Ну, думаю, что могу позволить себе чашку чая. — Поднявшись, он вручил мне поводок Тоби. — Я буду в буфете, и, может быть, вам повезет.
Он направился в буфет, а я вернулся к стоянке кебов, кучера которых были заинтригованы моим таинственным поведением. Едва только подкатывавший экипаж занимал свое место в очереди, мы с Тоби подходили к нему, и движением руки я давал ему понять, что его надо обнюхать. Кучера веселились, глядя на эти церемонии, пока какой-то грузный джентльмен с налившимся кровью лицом не стал яростно протестовать, и даже со своим школьным немецким я понял, что его тревожит: он боялся Тоби, который обнюхивал его экипаж. Точнее, Тоби еще только собирался это сделать, но я успел оттащить его за поводок.
В этих занятиях прошло примерно полчаса. Задолго до того, как они были завершены, с обоими нашими саквояжами в руках появился Холмс и остановился, наблюдая. Комментировать происходящее не было необходимости, через несколько секунд он подошел ко мне и вздохнул.
— Не срабатывает, Ватсон, — сказал он. — Давайте направимся в отель, где я собираюсь предпринять кое-что еще. Выше нос, дружище. Я же говорил, что у нас есть несколько вариантов. Кеб!
Мы уже готовились подняться в только что подъехавший экипаж, как внезапно Тоби с радостным лаем опередил нас и стал выразительно вилять хвостом. Мы с Холмсом удивленно посмотрели друг на друга и одновременно разразились смехом.