Раб Ритма
Шрифт:
Несколько минут спустя он поднялся на ноги, немного отряхнулся и побрел своей дорогой. Его качало и бросало из стороны в сторону, прохожие шарахались от него как от чумы, детям закрывали глаза и прятали за собой. Он этого не замечал.
Выглядел наш герой ужасно. Носом шла кровь, а костяшки пальцев были сбиты до самих костей. Мимо плыли заброшенные дома, трущобные нечистоты, смердила свалка отходов. Здесь как гость из другого мира затесалась пёстрая вывеска с надписью – "Победоносное возвращение звезд!" На нем красовался квартет мужчин в дорогих костюмах, шляпах и очках. На их лицах сияли белоснежные
–Это тебе за все, мерзавец!– а затем, обратился к остальным,– и вам жалкие гиены!
Он стал колотить кулаками по бумажным лицам. Бил, бил, бил – с ненавистью, звериным рычанием, с жаждой крови. Его руки онемели от боли, а пальцы, залитые кровью, не слушались. Тогда он издал вопль раненного зверя и спустился вниз к подножию плаката, оставляя на нем кровавые следы царапин. Его лицо, покрытое испариной, исказилось от боли, побелевшие губы еле слышно прошептали:
–Я снова внизу. Я снова у ваших ног, – черные глаза затянулись пеленой слез.
***
Он пришел домой поздней ночью. На веранде поблёскивал тусклый свет лампы. Тереза сидела в плетеном кресле, беспокойно вглядываясь в темноту. Сейчас она немного задремала, отложив на время спицы и несколько клубков шерсти – женщина тайком вязала детям подарки на Рождество. При скрипе деревянных ступенек она открыла глаза, чуть щурясь. Ее рот в ужасе раскрылся:
–Боже, Джакомбо, что случилось?– она тотчас подскочила, увидев мужа, клубок шерсти упал на пол, покатившись куда-то в темноту. Джакомбо при виде жены покачнулся, схватившись за перила, удержался и тут же опустился вниз – на ступеньки:
– Они и тебе все испортили,– прорычал пьяным голосом он, его губы искривились в презрительной улыбке,– уничтожили мерзавцы…,– он вдруг повернулся лицом к жене, его пальцы коснулись ее щеки, – Теса, моя Теса, что с нами стало, – казалось на секунду он стал тем самым Джакомбо, с которым она согласилась быть до конца жизни.
Тереза не замечая пьяные бредни мужа, тут же вытерла кровь цветастым платком, которым обычно протирала стекла на очках. Через мгновение в ее руках с отметинами тяжелого труда оказались ровно отрезанные повязки и маленькая баночка с неприятно пахнущей субстанцией. Она аккуратно проводила лечебные процедуры в полутьме. Ее движения были настолько слаженными, что делалась понятной одна вещь – пьяные истерики мужа были привычным делом для нее. Джакомбо по своему обыкновению стал сопротивляться, чуть не ударив жену рукой:
– Пошла к черту со своими пилюлями,– он еле поднялся на ноги, бормоча под нос что-то неразборчивое, и направился в сторону гаража, где завалившись на деревянную скамейку, проспал до утра.
Тереза же, аккуратно собрав лекарство, повязки, клубки с шерстью, смахнула рукой несколько слезинок со своей щеки. Зайдя в дом, женщина увидела стоящего перед ней старшего сына – по его мрачному виду она поняла, что он видел своего отца:
–Джереми, ступай спать, – устало произнесла женщина, выключая свет на веранде, – завтра нам всем рано вставать, – она подошла к мальчику, положив руку на плечо, – мы все устали…
Мальчик непонимающе смотрел
–Мама, как ты можешь это терпеть? Я не понимаю, почему ты не бросишь его, и мы все не уедем из этого проклятого места! – в темных глазах мальчика искрилась злость, а его скулы обострились совсем по-взрослому, – мы тоже страдаем!
–Джереми, ты не понимаешь, о чем говоришь! Ты слишком юн, чтобы понять такие вещи! – в голосе женщине прорезалась строгость, – он твой отец – ты обязан уважать его! Я не стану рушить семью! А теперь ступай спать!
Джереми словно облили ледяной водой – он отшатнулся от матери, невольно сбросив ее руку со своего плеча, и смотря вниз на свою мать, думал, что, быть может, он слишком юн, но видит самое главное. Здесь нет любви.
***
Утром, когда сонные дети пришли на кухню, то, как всегда, обнаружили на столе завтрак. Джереми не стал рассказывать ничего младшим братьям – не хотел их расстраивать. Он решил, что у них и так хватает проблем. Мальчики сладко зевали и потягиваясь, рассаживаясь по своим местам. Заспанные лица окрашивались улыбками при виде ароматной каши, посыпанной сахаром. Тереза суетливо расставляла стаканы с молоком. В ее облике не было ни намека на усталость. Она улыбалась своим детям солнечной теплой улыбкой:
–Завтракайте, дорогие мои, – она подошла к каждому, поцеловав кудрявые головы, обняв за плечи, – а после занятий, мы с вами будем заниматься подготовкой к празднику! – ее тон был окрашен энтузиазмом, который обычно помогал мальчикам справляться со всеми трудностями.
Завтрак проходил в тишине под металлические звуки ложек, легкий звон стаканов и шкворчание на сковороде сосисок, которые Тереза завернет Джакомбо с собой на работу. Отец утром не удостоил сыновей даже взглядом не проронил ни одного слова жене. При его появлении на кухне, даже маленькая Виви затихла – сжавшись от страха. Мужчина грубым жестом вырвал у жены свой обед и захлопнул за собой дверь. Мальчики выдохнули, перебросившись между собой парой фраз шепотом:
–Хоть бы устал сильнее!
–Да, когда устает, меньше нас гоняет!
–Я больше не выдержу!
Они говорили тихо, чтобы ничего не услышала Тереза. Она не позволяла им обсуждать отца или нелестно выражаться о его методах воспитания. Все дети должны были его любить, но возникал вопрос – за что?
Пока мальчики ели, Тереза взяла на руки Виви:
–Малышка, нам нужно переодеться, а пока мальчики уберут со стола, – с этими словами женщина удалилась из кухни.
Джереми поднялся из-за стола, легонько подтолкнув сидевшего рядом Джонни – тот невольно задремал, пригревшись на солнышке:
–Эй, не спи, – сказал Джер, – мы с тобой моем посуду, а ты, Джек, – он обратился к крепкому на вид мальчику невысокого роста с широкими плечами, – убираешь со стола. – Затем он повернулся к самым младшим братьям, – Джимми, Джорджи с вас порядок в нашей комнате, кое-кто опять не заправил свою постель, – Джереми выразительно посмотрел на сонного Джонни, который без всякого интереса елозил тряпкой по тарелкам.
Тонкий Джимми с прической, делающей его голову неестественно большой, спросил, повернувшись к братьям, когда уже выходил из кухни: