Раб Ритма

Чугуевская Вера

–Маловероятно, – он сочувственно положил руку на плечо Джакомбо, – простите, но я всего лишь врач, а не волшебник.

Врач удалился, а Джакомбо еще несколько минут стоял в коридоре, пытаясь осмыслить новую для себя реальность. Когда он вошел в палату, то увидел загипсованного сына, рядом с которым сидит Тереза, которая принесла из дома свежий пирог и запеканку. Она нежно гладила травмированную руку, успокаивая сына:

–Все наладится, мальчик мой, ты поступил правильно, – ее ласковый тон дополняла нежная улыбка, которая испарилась, при появлении мужа, она моментально переключила свое внимание на мужа, – самое главное, что твой сын остался жив!

Джакомбо сделалось тошно от этих слов. Он не смог

сдерживать нарастающую ярость внутри себя, схватив рядом стоявший стул мужчина разбил его об стену. Его глаза налились ненавистью:

–Этот мерзавец все испортил! Малолетний слюнтяй нарушил все мои планы! – он кричал так, что, наверное, это слышала вся больница, но ему было все равно, – это твоих рук дело – это ты хочешь меня уничтожить,– он тыкал пальцами в жену, – ненавижу тебя! Ненавижу твоих ублюдков! Никчемные, ленивые тряпки! Этот теперь будет сидеть на всем готовом? Не позволю! Пусть убирается из моего дома! Мне нахлебники не нужны! Даже по морде не может дать, – он сплюнул прямо на пол, – теперь лежит тут как на курорте! – он схватил рукой пирог, продавив его между пальцами, сунул в лицо сыну, – на, жри теперь!

С этими словами он вышел из палаты. Джеки лежал, сотрясаемый приступом от нескончаемого потока слез. Мальчик почувствовал себя настолько униженным и оскорбленным, что любая травма казалась пустяковой. Тереза бережно вытирала лицо сына дрожащей рукой:

–Не нужно, милый, все наладится. Он буйный, но отходчивый, ты же знаешь…

В голову мальчика пришла мысль «Лучше бы они меня там и убили!».

***

Джеки пришлось вколоть несколько доз успокоительного, после чего мальчик уснул. Его братья не знали о поступке отца, но догадывались, что в больнице произошло нечто ужасное. Джонни стоял, облокотившись о дверной косяк, его опущенный взгляд внимательно изучал потертые ботинки. Вдруг он тихо произнес:

–Ведь она и теперь смолчит, – в его голосе звучало разочарование, – мне порой кажется, что и ей на нас плевать…

Сидящие на одной кровати рядом друг с другом Джорджи и Джимми лишь обреченно опустили свои тонкие детские плечики, а Джереми постарался успокоить Джонни, тронув его за рукав старой рубахи, доставшейся ему «по наследству» от старшего брата:

–Я думаю, что она все же даст отпор. Она нас любит, – вступился он за мать. В ответ Джонни лишь хмыкнул:

–Посмотрим…

Джорджи бросил взгляд в окно:

–Он возвращается! – Джакомбо пришел с работы. Он выглядел как всегда злым, а изо рта торчала дешевая сигарета. Его рабочая одежда нуждалась в чистке, а жесткие черные волосы слиплись от пота.

Мальчики насторожились, стараясь даже не дышать. Они внимательно прислушивались к каждому шороху – скрипнула половица, послышались тяжелые шаги – значит, отец пошел в столовую, где через несколько секунд откроется дверца холодильника, звякнет бутылка с пивом и хлопнет дверца.

Обычно Тереза не трогает мужа после смены. Она молча кормит его, он также не проронив ни одного «спасибо» берет пиво, ожидая когда наступит время воспитывать сыновей. Тереза тяжело вздохнула, ей было сложно начать неприятный разговор. Джакомбо почувствовав, как супруга собирается что-то сказать, но по-детски переминается с места на место, мужчине это надоело. Он ненавидел порой мямлящий тон жены:

–Чего тебе? Я устал! – его насмешливый тон якобы говорил ей «Ничего у тебя не получится слабачка!». Женщина, сдвинув брови на своем круглом лице, начала свой монолог:

–Не смей меня игнорировать Джакомбо. – она скрестила руки и гордо подняла подбородок, – Джеки останется дома с семьей. Я не позволю тебе выгнать моего сына из моего дома. – В этот момент мальчики наверху обрадованно обнимались, счастливо улыбаясь, слушая, как мама их защищает, – Это мой дом, – она сделала ударение на слове «мой», – во

всех твоих бедах и несчастьях виноват только один человек – ты. Не смей винить моих детей. Не смей угрожать и попрекать их куском хлеба, – ее глаза искрились от смелости, – а если тебе не нравится – убирайся сам. Я устала. Устала от унижений и побоев. Единственное, что меня держит дети. Мы уйдем, только вместе – а ты останешься здесь, будешь зализывать свои раны и топить их в алкоголе!

–Да я тебя…– Джакомбо опешил от такой речи, он грозно надвинулся на жену, но она лишь сильнее расправила плечи:

–Ударишь? Бей. Я не боюсь тебя, – она смотрела прямо ему в глаза, – я любила до безумия до беспамятства, но не тебя. Это был другой человек. – ее сочувственный тон обескуражил Джакомбо, а глаза вдруг заблестели от слез. Он увидел постаревшую осунувшуюся жену будто бы в первый раз и она смотрела на него как на незнакомца, -Тебя я не знаю. Ты чужой мне.

Он не смог сказать ни одного слова. Его руки сжались в кулаки, а губы неестественно побелели. В глазах мужа Тереза увидела страх и отчаяние, которые ему были несвойственны. Джакомбо вылетел из дома, бросившись прочь со двора. Он не помнил, как оказался на отшибе, где обитали лишь стаи бродячих собак. Присев на одну из коряг, он достал пачку дешевых сигарет. Курил одни за одной. В памяти всплывали картины прошлого, но кто все-таки прав? А кто виноват?

Глава 4

***

Тереза Джонсон вынесла большую корзину с грязным бельем на задний двор, где стояло жестяное корыто, наполненное горячей водой. Будни домохозяйки из низших слоев общества таковы, что большую часть суток приходится находиться в согнутом состоянии.

Спина, уже привыкшая к ежедневной работе, практически не болела, лишь понемногу калеча позвоночник. Передышка – непозволительная роскошь, ведь обеденное время не за горами – дети, муж, и быть может что-нибудь останется для нее. Тереза старательно полоскала, терла, выжимала белье покрасневшими руками со скукоженной кожей от воды. Она поднимала каждую вещь вверх, смотря «Не осталось ли на ней пятен?», затем аккуратно развешивала на бельевых веревках. Легкий ветер и солнце аккуратно подсушивали одежду, которая дожидалась следующей стадии – глажки. Рядом с Терезой крутилась Виви – девочка играла со своими игрушками и училась у мамы стирать. Девочка с большим энтузиазмом шлепала маленькими ручками по мыльной воде, счастливо разбрасывая по двору пенные ошметки. Вдоволь наигравшись с пенной водой, она вытерла ручки о фартук матери, спросив:

–Мама, а вы купите мне новое платье? – ее большие глаза смотрели на уставшее лицо Терезы. Дочка еще не понимала, что в их семье недостаточно денег на излишества:

–Нет, милая, прости, но мы не сможем этого делать, – пронизанный грустью голос Терезы выдавал ее внутреннее состояние. Она, отложив на секунду бледно-желтую майку, вытерла руку об фартук, и погладила дочку по щеке, – может чуть позже. А сейчас сбегай, пожалуйста, к братьям. Скажи им, что скоро наступит обед, если не хотят, есть холодное, то пусть скорее заканчивают и идут домой.

Виви счастливо улыбнулась, схватив мишку за одну лапку:

–Ура! Мы идем на огород! – ее редко пускали туда из-за того, что любопытная девочка могла пораниться, – мамочка спасибо!

Тереза нежно улыбнулась вслед удаляющейся дочери, подумав про себя: «Как мало надо для счастья детям».

***

Мальчики работали на огороде – вооружившись граблями и прочими инструментами они собирали урожай кукурузы, а сухую траву скидывали в большую плетенную корзину, которую потом следовало вынести на свалку. На улице ярко светило солнце не было ни единого намека на ветер или каплю дождя. Унылое чучело опустило голову, а вороны зависали над землей, будто бы воздушные змеи, почти не шевеля крыльями.