Рабочие Северного Кавказа. Становление социального слоя
Шрифт:
Очевидно, что возникающий класс, наряду с отличительными чертами, имел и ряд сходных характеристик с исторически предшествующими формами объединения людей. Попытки сравнительно-исторического анализа признаков различных социальных групп не принесли желаемого результата. Это обусловлено тем, что подобный подход a priori подразумевает знак равенства между различными хронологически и географически отделёнными формами общественных объединений, что, как нам кажется, недопустимо. При анализе процесса социального становления необходимо учитывать особенности конкретно-исторической ситуации, его социокультурный аспект.
Характер социальной активности, имущественных отношений, интернациональный состав рабочих, сами по себе ещё не являются специфическими, лишь данному классу присущими чертами, но приобретают особое звучание в контексте свободы выбора личности. Разумеется, свобода реализации своих возможностей носила у потенциального рабочего кон. XIX - нач. ХХ в. ограниченный характер, что было связано с рядом причин объективного и, часто, субъективного характера. Но эта ограниченность не носила прежнего абсолютного характера. Таким образом, возникает масса социально маргинальных типов. Эта проблема, другими словами, затрагивается и марксистами.
Безработица, связанная с избытком рабочей силы, - непременный спутник
Существенной чертой класса наёмных рабочих является то, что это группа людей, объединённых под давлением внешних обстоятельств, не оформленных и не закреплённых юридически, заставляющих её членов оставаться в рамках таковой. Отсюда - осознание существующей свободы выбора, при возникающей возможности улучшить своё материальное положение, в т.ч. перейти в другие социальные страты (интеллигенция, служащие, купечество, буржуазия). "На промыслах уже давно составилось ядро коренных жителей, которые-то и жаждут, больше других, пришлых, улучшения своего быта. Масса молодёжи из этих рабочих уже доучилась до высших учёных степеней". Поэтому данным обстоятельством не стоит пренебрегать или считать его надуманным. С учётом его яснее становится и большая, сравнительно с другими классами, социальная активность рабочих, ибо "...революционные взрывы происходят не обязательно в результате ухудшения ситуации вообще; действительно, несчастье, которое считается неизбежным, терпеливо переносится; но оно становится невыносимым, как только осознаётся возможность его преодолеть". Вероятно, не каждый мог в корне изменить устоявшийся ход жизни, приспособиться к иному темпо-ритму течения времени города или промышленного центра, отсюда большая текучесть рабочей силы (особенно на стройках, нефтепромыслах и горнодобывающей промышленности). Поэтому из пёстрой маргинальной массы выделялись типы, обладающие, в силу различных причин, более высокой способностью к адаптации, изначально более социально активные. Однако подобный ответ был бы известным упрощением проблемы.
Половозрастной и этнический состав рабочих, причины социальной активности, характер требований, особенности их мотивировки зависят от особенностей предшествующих типов ментальности.
В этой связи для нас важно коснуться особенностей умонастроения, общего психологического склада, черт национального характера русских, составляющих безусловное большинство, формирующегося в кон. XIX в., северокавказского рабочего класса. Особенности мировосприятия лежат в основе выбора человека, и, как следствие, в основе самоидентификации, определения круга себе подобных по признаку общности способа целеполагания и методов их реализации. Сходство рода деятельности и имущественных отношений едва ли могут быть рассмотрены как единственная основа и причина социогенеза, особенно если сравнивать рабочих по этническому признаку (См. подробнее в гл.3).
Наибольшая опасность уйти в сторону от существа проблемы коренится в попытках определить отличительные качества российского рабочего, используя принципы социальной стратификации аналогичные европейским, ориентируясь на особенности западных рабочих. Процесс классообразования непосредственно связан с характером российской цивилизации, национальным характером россиян.
Б.Ф. Сикорский в статье "Н.А. Бердяев о роли национального характера в судьбах России" пишет: "Национальный характер представляет собой целостную систему со свойственной ей иерархией качеств, черт, доминирующих в побуждениях, образе мыслей и действий, в культуре, стереотипах поведения, свойствах данной нации... преемственность его качеств, черт обеспечивается социальными средствами передачи общественно-исторического опыта поколениями". Новейшие исследования стереотипов русского характера показывают, что "типичному русскому", чаще всего, приписываются крайние полюса в проявлении одной и той же черты: "неверие и легоковерность", "легкомыслие и угрюмость", "неуверенность и самоуверенность". Сами испытуемые явно указывают на серьёзные проблемы у русских, связанные с освоением навыков рационального самоконтроля за поведением". Возможно, в основе указанных черт характера лежат особенности социализации, непоследовательность и противоречивость воспитательных воздействий на ребёнка со стороны родителей и общественных институтов. Речь идёт о преобладании в контроле за поведением запретительных мер над положительными, в репрессивном (а не инструктивном) характере воспитания, что приводит к общей неизбежной "заторможенности", а не к способности, к самостоятельному и активному контролю за собственным поведением. В самом деле, почему, обладая от природы скорее ровным, спокойным темпераментом, как и другие северные народы, у русских не развивается характерная для северных народов способность к рациональному самоконтролю? Для нас особенно важным является склонность русских к крайностям в поведении. "Подобно тому, как человек своим поведением во многом предопределяет личную судьбу, так и между национальным характером и исторической судьбой государств существует внутреннее сращение". Преобладание эмоционального над рациональным как доминирующая черта психологического склада, присущая русским и по сей день, привлекала внимание Н.А. Бердяева: "В России нет дара создания средней культуры, и этим даром она действительно глубоко отличается от стран Запада... в природно-историческом процессе царит относительное и среднее, и поэтому русская жажда абсолютной свободы на практике слишком часто приводит к рабству в относительном и среднем". Поглощённость человека государством порождает своеобразную безответственность, незрелость, отсутствие личной инициативы, как определяющего фактора деятельности. По мнению Н.А. Бердяева, это связано с огромным пространством государства, овладение которым сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственно-военному интересу и подавлением свободы личных и общественных сил. "Всегда было развито у русских сознание личных прав и неразвита была самодеятельность классов и групп". Отличие русского человека от европейца философ видит прежде всего в том, что последний концентрирует свою энергию на небольшой территории, порождающей расчётливость, экономию времени и пространства, интенсивность культуры.
К сопоставлению личностных качеств европейца и русского обращался и К.Д. Кавелин: "В основании европейской общественности легла сильно развитая личность. Личная независимость, личная свобода, возможно-нестеснённая, всегда были исходной точкой и идеалом в Европе. Весь её гражданский и политический быт сверху до низу был построен на договорах, на системе взаимного уравновешения прав". Стоит подчеркнуть, что подобная система родилась в результате острого и долгого социального противостояния. Кавелин предостерегал от бездумного копирования и использования в России выводов, сделанных Европой для себя: "Мы воображаем, будто имеем перед собой чистую, беспримесную научную истину... тогда как обычаи и учреждения везде и всегда носят на себе отпечаток страны, где они образовались, и живые следы её истории". Затронутая проблема пространственно-временных соотношений прямо связана с характером восприятия темпо-ритма течения исторического времени, в свою очередь, являющегося характерной чертой определённого типа ментальности. Этот фактор в свою очередь связан с проблемой целеполагания, выбора социальных ориентиров, в том числе и классовой самоидентификации, а так же с вопросом применимости на российской почве иных общественных парадигм.
Идеи ученых прошлого века находят отклик в работах современных историков и философов, среди которых Г.Д. Гачев: "В России - гигантское пространство. Шаг пространства грандиозен, "бесконечный простор"... А для времени у нас применяется обычно западная мерка. Мы примериваем себе тамошние исторические процессы и токи, формации... У нас все процессы должны протекать медленнее. И психика русского человека - психика, по этому космосу, замедленная". Как видим, тезис этот имеет глубокие исторические корни. Таким образом, проблема исторического времени это не только проблема индивидуальности определённого исторического процесса, его уникальности, но так же, применительно к России, и проблема психологической адекватности, готовности потенциальных наёмных рабочих к экономическим процессам, аналогичным европейским, влекущим за собой изменение образа жизни. Иными словами, соответствовала ли известная ориентация на западные образцы в экономической и политической сферах, в первую очередь, готовности к переменам широких масс населения? На наш взгляд, некоторая инертность этой субстанции способствовала появлению тезиса о женственном характере русского народа, его своеобразной безответственности, инфантильности (обращает внимание то, что речь идёт, разными словами, об одном и том же - незрелости).
"Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная, покорная в делах государственных, она всегда ждёт жениха, мужа, властелина". Г.Д. Гачев вторит Н.А. Бердяеву: "В России женственное начало всегда обслуживается двумя мужскими - народ и Государство. Государство - это начало формы, порядка, дисциплины. Строительное начало". Подобное утверждение вызывает возражения. Например Н.О. Лосский утверждает, что русский народ вовсе не женственен, а наоборот в высшей степени мужественен и "создал в суровых исторических условиях великое государство". Представляется, что подобное положение дел в целом укладывается в противоречивый образ российского характера, в частности, если касаться существа рассматриваемого вопроса, то неверно проводить знак равенства между народом и государством, в том числе, оценивать народную жизнь, характер сквозь призму интересов какого-либо класса. Анализ источников говорит как раз о том, что российский рабочий в достижении своих целей меньше всего полагался на собственную инициативу, покорно подчиняясь мелочной опеке работодателя, вплоть до деталей быта. Этот факт имеет глубокую подоплёку, и вовсе не обязательно определять русский народ как женственный. В конечном итоге, речь идёт о "гипертрофированной надежде" на верховную власть и её представителей. Это объясняется рядом причин: огромность пространств, отрезанность, вследствие плохих средств сообщения, сельского населения (большинства народа) от городов и столицы, чересполосица культур, необходимость подчинения отдельных интересов интересам целого, потребность поддержания политической традиции, которая сдерживала бы социальную и национальную конфронтацию. Процесс социогенеза неразрывно связан с движением широких масс, поэтому следует подчеркнуть, что для российской истории характерен некий инвариант исторических изменений. По крайней мере, в течение последних трёх веков характерно то, что вестернизация оказывается делом меньшинства нации, и никогда не происходила от народной инициативы. К.И. Пантин в докладе "Национальный менталитет и история России" отмечает: "Точку опоры политической воли россиянин склонен выносить вовне, связывая её с верховной государственной властью... Политическая жизнь, идея гражданского общества, ценность личной свободы, свободы слова до сих пор ещё чужды многим россиянам - это означало бы управлять самим, через своих представителей, надеяться в делах исключительно на себя". Среди составляющих российского менталитета можно выделить такие компоненты как разрыв между настоящим и будущим, отсутствие личностного сознания, а потому и ответственности за принятие решений в ситуациях риска и неопределённости, облачение национальной идеи в миссионерские одеяния, открытость, всеотзывчивость русского менталитета. Если признать практику, социально-экономические отношения личности производными от тех инвариантных образцов и представлений, с помощью которых личность осмысливает мир, становятся яснее закономерности исторического процесса в целом и отдельных его событий. Анализ такого рода априорных структур сознания человека предполагает, что они обусловливают и рефлексивные акты, и осознанное поведение.
Говоря о признаке социальной группы, невозможно обойти вопрос о самоидентификации рабочих. Аутентичные источники называют рабочими всех, кто работает внаём, независимо от сословия и т.п. Так, например, в анкете первой всероссийской переписи населения 1897 г. в перечне социальных признаков, к которым должен был отнести себя респондент, термин "рабочий", или близкий ему, отсутствует. Не считали себя никем иным кроме крестьян и вчерашние крестьяне, вынужденные зарабатывать продажей своей рабочей силы, нередко весьма непродолжительный срок. Кроме того, нельзя забывать о значительной части населения, в силу складывающихся обстоятельств, занимавшей в обществе маргинальное положение. Определение классов как больших групп людей, различающихся своим местом в исторически сложившейся системе распределения и отношением к средствам производства, ведёт к недозволительным обобщениям (напр.: "эксплуататоры и эксплуатируемые"). Реальный процесс становления нового класса несравненно многограннее.