Рабы Парижа
Шрифт:
— Значит, мой двойник, тот кого мне суждено играть, тоже был музыкант?
От этой наивности Тантен пришел в ярость.
— Черт возьми! Разве я сказал, что вы должны кого-то подменять? Какой еще двойник? Вы что, не слышали, что вам говорили?
— Слышал, но…
— Так о чем вы толкуете? Вы — артист. Вы одиноки, и вам самому приходится пробиваться в жизни. В ожидании того, что ваши оперы примут в театр, даете уроки музыки…
— А если спросят — кому?
Вместо ответа все еще сердитый Тантен направился к камину, взял с него три визитных карточки и произнес:
— Вот имена и адреса ваших учеников. Каждый из них платит вам по сто франков в месяц за два урока в неделю. Двое из них вам могут напомнить все, что нужно, если вы о них позабудете. Вдова Гродорж может даже на суде подтвердить, что своим музыкальным образованием обязана вам. Завтра вы отправитесь ко всем троим, в указанное на визитках время, и будете приняты, как давнишний их учитель. Смотрите только, не промахнитесь сами!
— Постараюсь.
— Еще одно. Когда у вас будет время между уроками, займитесь списыванием нот со старинных манускриптов. Это значительно увеличит ваш заработок. У меня есть несколько знакомых любителей, которые хорошо заплатят за подобную работу. Например, тот же маркиз Круазеноа и другие…
Разговор был окончен. И Тантен начал показывать квартиру и посвящать его в мелочи.
— Вот в этом ящике, — сказал он, останавливаясь возле красивого, но далеко не нового бюро, — лежит несколько банковских облигаций города Орлеан и тысяча франков наличными. Это ваш запас. На жизнь вы будете себе зарабатывать занятиями, которые я вам обеспечу и в дальнейшем.
На языке у Поля крутились сотни вопросов, но Тантен уже отворил дверь.
— Завтра мы с доктором заглянем, — произнес он, нахлобучивая шляпу. Затем еще раз оглядел своего ученика, перекрестил его с шутовской гримасой и торжественно изрек:
— Ты еще будешь у меня герцогом!
Между тем привратница караулила его у дверей своей квартиры. Тантен быстро спускался с лестницы, когда эта дама кинулась к нему с той скоростью, с которой позволяла ей это сделать ее комплекция.
— Вы довольны мной, Тантен? — спросила она, изо всех сил стараясь смягчить свой фельдфебельский голос.
— Тс-с… Вы что, с ума сошли, голосите на всю лестницу, — зашипел на нее Тантен.
— Мне так хотелось угодить вам, — бормотала она, — спасите нас со стариком!
— Пока что патрон вами доволен. Но ведь вы сами знаете, что вся прислуга в доме вас ненавидит. И я не представляю, куда вас можно было бы спрятать в случае нужды.
— Не пугайте бедную старуху. Что мы им с мужем такого сделали, чтобы нас так ненавидеть?
— Теперь понятно, вы не в том положении, чтобы делать что-то плохое другим, но ведь было и другое время. И не все забыли его. Статьи уголовного кодекса очень прямо говорят, что следует за ваши добродетели. Если бы еще не эта случайность… Надо же вам было наткнуться на нянек, которые ясно видели и ключи и пачки у вас в руках…
— Ради Бога, говорите тише, — вся дрожа, умоляла старуха.
— То-то, тише… Дотянула до того, что полиция напала на след, а потом: "Спасите…"
— О, если ваш патрон захочет…
— Разумеется, если захочет… Может быть, что тогда вы и не попадете на каторгу. Только вы ведь должны понимать, что такие услуги не за так делаются. В свою очередь вы должны повиноваться ему беспрекословно.
— Но вы же не сомневаетесь, что мы все: я, муж, дочь, готовы за вас в огонь и воду…
— Ну, это, положим, не требуется. А вот что касается переселения сюда Поля, то ни одна живая душа знать этого не должна.
— Да я скорее вырву себе язык, — с жаром воскликнула старуха. — Ну, если это так, то я смело могу сказать, что в тот день, когда дела этого молодого человека будут устроены, я вам отдам одну бумагу, обнародовав которую, вы выйдете из этого дела чище снега и смело заявите, что были оклеветаны.
Таким образом была заключена еще одна сделка, от участия в которой тетушка Бригитта никак не могла отказаться.
— Дай Бог успеха этому мальчику, — искренне проговорила она.
— О, вам не придется ждать этого долго, — заявил Тантен. — Кроме меня, доктора и патрона никого к нему не пускать. Всем говорить, что его нет дома. В особенности следить, чтобы к нему не попал посетитель с улицы Монторгель. И если кто-либо оттуда явится, сразу дать знать нам.
— Кто бы ни пришел, вы об этом сразу же узнаете.
— Еще одно, примечайте, когда он будет уходить и приходить. Не заводите с ним разговоров, но старайтесь делать для него все, что нужно и следите за всем, что он будет делать и говорить.
После ухода Тантена Поль почти без сил свалился в кресло.
До сих пор он только стороной слышал о людях, принявших другое имя, но в душе они все-таки оставались сами собой. Ему же предстояло полностью раствориться в другой личности. Стать другим человеком. Поль Виолен должен был перестать существовать. Эта мысль сводила его с ума. Он дрожал, как в лихородке.
А между тем сделка была совершена. Возврата к прошлому не было. Ему сулят громкое имя, богатство, обладание Флавией. Но все это будет для него отравлено вечной ложью. И потом, разве не может все это когда-нибудь открыться? Вдруг кто-то из его бывших друзей узнает его на улице и крикнет: "Поль Виолен не умер, вот он!"
Хватит ли у него силы воли, улыбнувшись, сказать: "Вы обознались, я вас не знаю…"
Ах, если бы у него хватило смелости! Он бы бежал без оглядки на край света и от этого богатства, и от титула, и даже от прекрасной Флавии на самый жалкий чердак в самые отвратительные трущобы.
Но Поль был трусом. Ужасы, о которых он размышлял, могли еще и не произойти, а то, что Маскаро и компания ничего не спустят ему безнаказанно, было очевидно.
В таком состоянии он лег спать. Долго не мог уснуть. Потом засыпал, вздрагивал, просыпался. Ему чудилось во сне, что какой-то человек спрашивает его имя, а он не может ему ответить. Так продолжалось до самого утра.
Наконец, подошло время первого его урока у вдовы Гродорж, а позже надо было отправляться и к другим, и он несколько приободрился.