Ракетчики
Шрифт:
Деду Виктора семьдесят два года. Это бред! Комиссия его кандидатуру рассматривала на полном серьёзе, в деле фигурировала даже справка от врачей что-то там про сперматозоиды. Блин, ну и Веды, ну и порядки! С Андреем сложнее. Ему пятнадцать лет. Совершеннолетие для мальчиков в нашем СССР наступает только в двадцать один год. Официально, до того времени, жениться нельзя. А для девочек — в шестнадцать! Ну и порядки! До двадцати одного года можно назначить другого опекуна, если Андрей согласится. Что такое государственный
— Света, я не хочу! Она мне в дочери годится! Ей — двадцать, а мне — тридцать семь. Ну, куда это годится?!
— Юра, ты чего на меня кричишь? Я, что ли, тебя побратима брать заставляла? Или ты со мной советовался? У меня было ощущение, что если бы я не спросила про шрам на руке, так ты ничего бы и не сказал. Вчера бы узнала.
— Света, но я не думал, что всё так серьёзно! Я считал это ничего не значащим ритуалом. Я не хочу!
— Ты так говоришь, как будто я тебя заставляю. Сама не хочу тебя ни с кем делить. Одно дело — Алёна-подруга, и другое дело — вторая жена.
Тишину квартиры разорвал резкий прерывистый сигнал звонка. Света выбежала в прихожую.
— Юра, срочно одевайся, это тревога. Нужно бежать в убежище.
— Какого чёрта? Почему в убежище?
— Так уже было два раза. Как мне объяснили в школе, это такие учебные тревоги. Но настоящая будет выглядеть так же. Если не пойти — снизят рейтинг и назначат штраф. Сознательно никто не нарушает. Возьми бутылку с водой и еды простенькой. Я возьму Славика, его одежду взять нужно, по дороге оденем.
Внезапно зазвонил телефон.
— Юра, возьми ты!
— Аллё.
— Это оператор-наблюдатель. Юрий Григорьевич, ваша семья — ближайшая. Скорую помощь я уже выслала, но вы успеете раньше. Тревога учебная, не переживайте, я санкционировала ваше привлечение. Нужна срочная помощь. В квартире 39, Алёна Кривонос собирается вешаться. Попробуйте предотвратить. Дверь разрешаю выбить.
— «Чёрт!» Света, я — к Алёне, она хочет повеситься! В убежище не надо, это учебная, сиди пока тут. «Ага, мои гантели, одну возьму с собой. Восемь килограмм — хороший аргумент для замка».
— Алёна, открой дверь!
За те тридцать секунд, пока ждал, нервов спалил столько же, сколько за предыдущую вахту в Средиземке. Уже примеривался: куда и как гантелей стукнуть, но дверь открылась. У Алёны глаза красные, нос припухший, взгляд отсутствующий.
— Здравствуйте, Юрий Григорьевич, а зачем вы мне гантель принесли?
— А ну-ка пойдём, красавица. Эт-то у нас чё такое?
– ***
А что тут можно сказать? К люстре была привязана бельевая верёвка. К люстре! Не к стальному крюку, что вмонтирован в перекрытие. Ух, и дура! Кошмар!
— Значит наблюдатель права — решила повеситься?
— Между прочим,
— Юра, что ты мелешь?! Вешаться он её учит! Совсем ум потерял?! — это подключилась к разговору подошедшая жена.
Света не усидела дома, примчалась. «А и, правда, что-то не к месту я стал Алёну просвещать. Не подумал. Возьмёт, другой раз к крюку привяжется. Немного неудобно вышло… Чёрт!»
— Бери Сашку, его одежду, пойдём к нам. Цыц! Лучше молчи! Не беси меня! Выпорю, хоть ты и совершеннолетняя. Ты о ребёнке подумала?! Ух, и ду-ура!
— А-а-а!
— Не реви. Ну что ты, что ты… Всё уже кончилось. Успокойся. Жрец сказал: конец траура, а не жизни. Ты же — ведистка. Должна жреца слушать. Он не говорил убиваться. Перестань, не плачь.
— Света, бери Сашу.
— Алёна, ты же — мать. Ты о ребёнке подумала? Так любишь Витю, что решила его сына круглым сиротой сделать. Так, да?
— А-а-а! А-а-а!!!
— Светик, принимай клиента, утешь как-то по-бабски, чаем напои, я щас, хоть разденусь.
— Юрик, а что ты с гантелей ходишь?
— Потом, дверь выбивать думал.
— Где она?
— Так, товарищ врач, а что вы будете с ней делать?
— Укол успокоительного, доставим в психдиспансер. Полежит там недельку.
— А ребёнка куда?
— Обычно, в детский дом сдаём, на время.
— Нет, так не пойдёт. Я — побратим её мужа, знаю её хорошо, это временно. Дайте нам с женой попробовать домашнюю психотерапию. Вы же не планируете успокоить её уколом на всю жизнь?
— На вашу ответственность. Но будьте внимательны. Возможны рецидивы: в окно попробует выпрыгнуть или ещё что-то придумает.
— Спасибо, доктор.
— На здоровье. И привыкайте: в СССР говорят: «благодарю».
— Света, пусть Алёна с Сашкой поживут сколько-то под нашим наблюдением. И тебе не будет скучно, по хозяйству легче управляться, детям играть будет интересно. А?
— Так, ну… Конечно, спальня лишняя есть…
— Красавица, ты — жена воина! Как так можно?!
— Мир стал пустым, жить больше не хочу. А-а-а! И вообще, по Ведам, жёны могли ложиться в могилу к мужу и их засыпали землёй, вот. Это считалось правильно. Хм-хм-хм.
— На.
— Благодарю, у меня свой платок есть где-то.
— То — где-то, рассказывай давай.
— Кроме Вити, у меня больше никого нет. Так вышло.
— А Сашенька?
— А-а-а!
— Тише, рассказывай, легче станет.
— Смерти наших отцов свели нас с Витей вместе. Только у него осталась мать, дед, брат, а у меня — никого. Мать погибла уже давно. На заводе авария была. Отец больше не женился. Потом — эта Чеченская. Если бы не Витя, то я бы в 95-м руки на себя… А-а-а!