Ракетчики
Шрифт:
Стаи переформировал. Поставил командирами на стаи уборщиков своих опытных «Дельфинов». Хватило на шесть стай: на пять — мои бойцы, на одной — я лично, седьмая осталась, как была. Витьку поставил на отвлекающую стаю. Больше некого.
— Витёк, больше некого. Я бы сам пошёл, но не имею права — не тот случай.
— Всё нормально, Юрий Григорьевич, риск — это по мне.
— Ладно, по коням. Инструктаж закончен. Выдвигаемся в район ожидания.
Моя авантюра вполне удалась. Витька отвлёк половину охранения, «Касатки» выпустили нас на четырёх километрах, прикрепились, правда, не все. Человека два не справились, хорошо хоть под винты не попали. Вся операция заняла 20 часов. Шесть часов ждали амеров, полчаса ждали атаки группы отвлечения, и начали. Данные из космоса вполне чётко дали состав флота, поэтому цели были распределены заранее, разработаны разные варианты расположения кораблей, разное количество отвлёкшейся охраны и прочее. За 12 часов все корабли были подготовлены к утоплению, но ещё час ждали правильного
Враг внёс коррективы в наш план. «Морские котики» всё же были, и их было много: сотни две. С нашей стороны: все без брони — нужна была максимальная скрытность, сорок два «Дельфина», из которых только пять человек обстреляны, остальные — прошли боевую подготовку, но не воевали. И ещё свыше девяти десятков роботов-сборщиков. Это не такое плохое подспорье, как оказалось. Ограничение по БК с лихвой перекрылось их живучестью. Когда с «котиками» было покончено, через полтора часа после зачистки, на нас стали валиться тонны глубинок. Противолодочные средства врага засекали роботов, бомбили больше их, чем нас, людей, отвлекались. А против глубинок роботы очень устойчивы — железяка, что ей сделается? Окончательно уничтожить можно почти только прямым попаданием. Против вертолётов выпустили наши «стрелы-ГВ». Всё, на поверхности нам делать больше нечего. Полной зачистки сделать не смогли. Кто-то из врагов спасся на своей мелочи, кого-то подобрали подошедшие со своей базы англичане.
Люди пошли спать, кроме моих орлов. У нас была ещё одна работа. По данным космоса, центр сообщил, что стая отвлечения приняла бой в тридцати километрах от берега. Из них никто не вернулся пока. Там мелко. Вышли на двух «Касатках» сокращенным составом. Всё нужно делать срочно, пока стервятники не слетелись. На триста метров могут спустить водолазов в жёстком скафандре и, теоретически, найти наших. Трудно об этом говорить… Всех нашли. Глубинками побили их. Они специально шумели, уводя погоню за собой, а потом на мелководье, видимо, те фигачили по каждой рыбе. Количеством бомб задавили. Тем более что без брони глубинка берёт «Дельфина» где-то на двухстах метрах. Сомнительно, что наших было хорошо видно. Мы-то свою основную задачу выполнили. Значит, пока что козырная карта «невидимости» «Дельфина» не побита. Ребят забрали, завалились все спать.
Итоговые потери: вся стая отвлечения; десять убитыми в основной группе, шесть тяжелораненых, пятнадцать лёгких раненых. Такой вот, цинизм войны: раньше в десять раз меньшие потери воспринимал болезненно, а теперь спокойно спал, потеряв половину личного состава и друга. Теперь на душе муторно, но это где-то в глубине. На поверхности работает холодный разум. Чувства атрофировались. Пока мы спали — роботы-сборщики разделывали «утопленников», все те корабли, которые мы потопили, на мелкие фрагменты. Кабеля грелись от нагрузки. Все шестьдесят пять работоспособных роботов постоянно использовали плазменный резак. Примерно треть роботов выведены из строя. Но не уничтожены. В первую очередь нашли и собрали их, отвезли на базу. Ремонтники будут их восстанавливать. Если из двух будут собирать один — и то хлеб.
Из чужого металлолома сварили эдакие кузова, приделали к «Касаткам»; все «Касатки» трое суток работали грузовиками — утаскивали остатки с места утопления вглубь Средиземного моря. Нашли там пару мест с глубиной под два километра, туда и таскали. Спали часа по четыре. На четвёртые сутки пришло четыре грузовика. Они таскали, а мы отоспались и встали на охрану. Топили всякую мелочь. На семьсот метров водолаза не пустишь. От колокола мало толка. Батискафов всего три штуки было во всём мире нормальных. По данным разведки, их уже перетопили. Остаются батисферы. Вот мы и гоняли всех, кого видели — мало ли. Убитых своих мы собрали всех. Врагу трофеи не достались. Это значит, что за секретность есть смысл бороться.
Три тяжелораненых умерло. Всех погибших сложили в самодельный гроб из металла «чужих», заварили тщательно. Сменить нас на вахте некому. Везде идут бои, лишних людей нет. Даже тяжёлых не стали отправлять домой, не только лёгких. Пока они две недели будут ползти «партизанским шагом» до дома может случиться всё что угодно. А тут у нас теперь целых три врача на базе. Ещё одного подвезли с базы «Гибралтар Атлантический». Наша называется, как несложно догадаться, «Гибралтар Средиземноморский». Когда раненые выздоровеют — лишнего врача опять отправим назад. Такая вот у нас кипучая подводная жизнь. Грузовики увозят домой, в первую очередь, ядерное оружие с «утопленников». Затем — прочие «вкусности», а затем будут эвакуировать корабельный металлолом. Может, домой, может, просто,
Из любопытного за эту вахту могу упомянуть такой случай. Приказали нам охранять работу бригады эвакуации: стая ремонтников доставала грузы с моего первого утопленного контейнеровоза, а грузовики забирали и тянули домой. Тут я согласен. А что, велосипеды пропадать должны? Да и прочий трофейный товар. Что-то будет испорчено морем, а что-то восстановят или, вообще, только отмоют. Консервы были в одном контейнере. Переклеят этикетки — и вперёд.
После вахты пришли домой, овоздушились, прошли неделю реабилитации в медцентре. Провели разбор «полётов» вживую. Я отметил хорошую подготовку укладчиков, ремонтников, врачей — всего вспомогательного персонала. Вполне нормально отвоевали. Нет ничьей вины, что пришлось «с шашкой на танки» лезть. Другие стаи на перехват не успевали. Сказывается наша специфика применения. Мы — оружие экономическо-психологическое, я бы так сказал. По сводке, за три года, мы утопили около четырёх тысяч судов, пару сотен боевых кораблей. Это не очень много, буквально процентов десять. Но на нервы-то давит! Цена страховок на груз выросла в три раза! Против регулярного флота мы не сверх оружие. Эффективность на данном этапе обеспечивается только тайной. Как только враги узнают наши методы — пиши пропало. Тут же разработают меры противодействия и — всё, сливай воду, суши вёсла. За каждый успех придётся платить высокую цену. Лучше тогда уж торпедами. Ещё пожаловался командованию на броню. Неужели нельзя разработать что-то, невидимое для радаров? Наша сила — в невидимости. В броне нас хорошо видно, без — мы уязвимы.
В Запорожье проходило печальное мероприятие: похороны. Из нашего самодельного железного «гроба» ребят вытащили, достали из них все клапана, штуцера, прочее «золотишко», сожгли тела в крематории. Стоят небольшие вазы с крышками — все, что осталось от моих бывших товарищей. Плачут невдалеке матери, жены, дети. Никаких попов. Военный духовой оркестр играет печальные мелодии. На больших автобусах доехали до речвокзала. На прогулочном катере прошлись по Днепру ближе к Плавням, жёны высыпали пепел в реку. Такие вот, флотские похороны. Траурный обед в Доме Офицеров. Если кому надо — месячная квота на водку увеличена на сто грамм, Волков объявил. Немного странно это слышать, но никто не возмущается. Вроде, напиваться в хлам по такому поводу — тоже неправильно. Потом были девять и сорок дней. Отпуск нам несколько продлили. Странно, включён режим вытеснения религий, неужели в Ведах тоже это есть? Чёрт! Некогда читать рекомендованную литературу. Попаду из-за незнания порядков нового СССР опять впросак!
На сорок первый день нас со Светой вызвали на комиссию по родовым вопросам. Присутствовало много разных людей, обсуждалось сразу несколько вопросов. Основные: кому отходят жёны погибших. У меня случился культурный шок. Оказывается, не может быть женщина одна, без мужа. Девушка до замужества сколько-то может, только всё равно должен быть старший мужчина, который за неё отвечает. Эта опека похожа на опеку детей. В-частности, вдовы должны быть пристроены по истечении полугода. Траур длится полгода. А потом вдова обязана ткнуть пальцем и сказать: кого она хочет иметь мужем или опекуном. На церемонии присутствовал некий жрец, он сказал: «На сороковой день душа окончательно покидает наш мир. Завтра траур заканчивается для всех, кроме вдовы». Я тогда не придал этому значения: «Ну, заменили попов на жрецов, ну и ладно, что тут такого?» Большую часть родовой комиссия просидел, думая о своём, слушал вполуха. И тут, оба-на, дело коснулось меня лично. Когда говорили что-то о переходе Марины к Ивану, побратиму Фёдора — ничто не цепляло моего внимания. Не сообразил я, что у меня тоже был побратим, что у Витьки теперь жена вдовой стала. Светка меня пихнула локтем в бок, чтоб слушал.
Дааа, дела! Для вдовы Виктора Кривоноса предложено несколько кандидатур опеки: дед Виктора, младший брат Андрей, государственный муж, и я, Журавлёв Юрий Григорьевич, побратим покойного. Оказывается, родственники по линии мужа и побратим, имеют преимущественное право на жену погибшего воина. Обычная помощь или опека смысла не имеет, так как государство обеспечивает материальную сторону само. А вот духовную… Считается, что мать-одиночка не может воспитать нормальных детей без мужа; даже девочек. Девочки не видят модельного поведения матери с мужем. А всякий опыт общения с людьми в другой обстановке тут не помощник. Процент распавшихся семей от детей, выросших в неполных семьях, в три раза выше, чем в полных. Когда я поинтересовался у жреца: откуда данные, тот сказал, что из России и других стран. Ещё он сказал, что взять вдову побратима к себе женой — честь. А за безосновательный отказ Диктатор велит рейтинги социальной ответственности и ведической лояльности понижать. Хотя я таблицу рейтингов наизусть не помнил, но эти — очень важные, на многое влияют, могут быть большие проблемы. Чёрт! На ровном месте! Впрочем, Алёна может найти себе второго мужа сама, любого другого. Не сошёлся же на мне свет клином? Это, ведь, всего лишь преимущество, не обязаловка?