Рассвет (сборник)
Шрифт:
Фотограф долго не мог добиться, чтобы у всех были веселые лица. И тут проказник Дмитрий смешно замяукал. Все засмеялись, и сразу же прозвучало: «Внимание! Снимаю!»
На лицах еще не успела появиться серьезность. Вон Петр Чигорин твердо сжал губы. На лице его навсегда застыли противоречивые чувства: глаза смеялись, а брови были сердито нахмурены. Он словно осуждал Дмитрия за шалости.
Во все зубы улыбался Олег. А вот и Галина. Едва запрокинув голову, со снисходительной улыбкой смотрит она прямо в объектив.
Только на лице Таси, сидевшей рядом
«Где она сейчас? — подумала Галина, глядя на смешное лицо подруги, — наверное, обиделась на меня тогда…»
…После обеда нежданно-негаданно приехала мать.
Галина увидела, какой радостью засветилось ее лицо.
Ольга Назаровна прижала дочь к себе, долго не отпускала. У Галины словно что-то застряло в горле, она слова не могла выговорить. Мать с ней всегда была строгой, без лишних ласк, а тут — на тебе! Очень уж, наверное, соскучилась.
Галина подняла голову. Мать улыбалась как-то робко, растерянно, а глаза чего-то ждали, о чем-то спрашивали. Девушке вспомнился первый вечер в селе, когда она лежала с больной ногой и плакала. Еще тогда думала, как воспримут ее возвращение родители. «По всему видно, дает меня, считает дезертиром», — решила Галина. И чтобы успокоить мать, сказала:
— Я же только в гости, на один день…
С лица матери исчезла растерянная улыбка. Ольга Назаровна уже пришла в себя.
— Мне надо помыться с дороги, пыль стряхнуть, ведь более ста километров в кузове тряслась, — сказала спокойно. — Аж голова заболела.
А вечером, на удивление очень рано, пришел отец. У него было приподнятое настроение. Получил письмо из редакции журнала — научная работа, над которой столько работал, будет напечатана в ближайших номерах.
За ужином Галина начала рассказывать о себе, в деталях описывая все неудачи, постигшие ее. Тетя Фрося возмущалась:
— Подумать только, какая наглость! Девушку в первый же день послали к свиньям. А если она этого не хочет?!
— А почему ты об этом не писала? — спросила мать.
— Не хотела, чтобы вы волновались. Думала, что все устроится…
— Ну, а сейчас как? — поднял глаза Павел Тарасович.
— Все то же самое, — со вздохом ответила Галина. — Председатель такой… Ничем его не проймешь. Про сад и слушать не хочет.
— А как же дальше?
— Сама не знаю…
— Так, может, переедешь к дедушке? — спросила мать.
— Э, нет! — повысил голос Павел Тарасович. — Не хотела в свое время советоваться с родными, все делала по-своему, так и пусть…
Галина в мыслях улыбнулась. Заранее знала, что именно так и будет говорить отец. Вот сейчас он скажет: «Говорил, что зеленая!» Но отец продолжал так же строго:
— Если уж приняла решение, то отступать нельзя. Прятаться в кусты после первых трудностей — это не по-нашему!
— Да я вовсе не испугалась трудностей, с чего вы это взяли? — улыбнулась Галина.
Нет, не предполагала она, что все так обернется! После ужина отец предложил всем пойти прогуляться. Мать отказалась, сославшись на усталость, тетя Фрося — на домашние дела.
— Так пойдем вдвоем, пусть остаются, — весело сказал отец, — надо же иногда проветриться…
На улице шли под руку, весело разговаривая. С Павлом Тарасовичем то и дело здоровались встречные, некоторые пытались завязать деловой разговор, но он отмахивался.
— Завтра, завтра, сейчас — отдыхать! Ко мне вот дочка приехала…
Он не скрывал своей гордости за нее.
В городском парке отец угостил ее мороженым, газировкой, заставил стрелять в тире, а сам набрасывал кольца на колышки, искренне сожалея, что не завоевал приз. Зато в лотерею выиграл детскую книгу.
— Пойдем, Галочка, на карусели тебя покатаю, — предложил Павел Тарасович.
Она кружилась, а он стоял у ограды и следил за ней глазами.
«Вот какой ты у меня, папочка, — с нежностью думала Галина, — а я и не знала…»
Потом снова ели мороженое, на открытой эстраде смотрели кино. Домой вернулись где-то в одиннадцать вечера, возбужденные и довольные.
Ложась спать, Павел Тарасович сказал жене:
— Зря, Оля, не пошла с нами. Прекрасно отдохнули! Все же неправильно мы живем — работа работой, а об отдыхе тоже не следует забывать…
Ольга Назаровна помолчала. Закрыла глаза и протянула руку к выключателю. А минуты через три тихо спросила:
— А может, уговорить ее вернуться?
— Что ты, мать?!
— Боюсь я за нее… Одна в чужом селе…
— Не бойся, с характером девчонка, вся в тебя!
— Понимаю, а все же душа болит за нее, — вздохнула Ольга Назаровна.
Глава тридцать четвертая
Сразу за селом протянулась широкая долина. Очевидно, когда-то здесь протекала река. Кто знает, сколько таких речушек появлялось и исчезало в свое время в крымской степи! Теперь же даже в самый сильный ливень в долине собирался лишь небольшой ручеек, исчезавший, как только прекращался дождь.
На одном пологом склоне долины были разбиты огороды колхозников, остальная площадь долгое время никем не обрабатывалась. Выпасались на ней гуси, шастали, привязанные к колышкам, козы. Так и назвали это место Козьей балкой.
Перед войной ее вспахали, начали засевать ячменем, пшеницей. В первый же год своего председательства Матвей Лукич повернул по-своему. В километре от села долина была перегорожена невысокой плотиной. Весной образовался небольшой пруд. Ниже плотины заложили колхозный огород, а пологий склон и остальную часть долины засадили картофелем, овощами, луком и чесноком. Хвалили колхозники своего председателя за смекалку и были очень довольны, впервые собрав высокий урожай огурцов, помидоров и других овощей. Картошка уродилась не очень. Но все, и прежде всего сам Матвей Лукич, удивились рекордным урожаям лука и особенно чеснока. По сто пятьдесят центнеров с гектара собрали!