Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Для проведения операции по дезинформации необходимо было убедиться, что не осталось никаких свидетелей того, что случилось с Валленбергом после его перехода к русским. Арест Лангфелдера был звеном цепи. В этом свете следует рассматривать и допросы Валдемара и Нины Лангле в конце февраля 1945 года. Супруги Лангле в письме в советский комиссариат внутренних дел попросили содействия в оказании помощи одному человеку, имеющему отношение к Швеции, поскольку Валленберг “уехал в ставку маршала Малиновского и поэтому не может вмешаться”. Ведущий допрос спросил супругов Лангле, где находится Валленберг – как будто он сам не знал! – и откуда они узнали о его поездке к Малиновскому. Когда они ответили, что не знают ничего, кроме того, что написано в их письме, и не имеют представления, где Валленберг сейчас, офицер сказал: “Тогда и нечего было так писать, вы же не знаете, правда ли это!” Поскольку русские планировали
Хотя все меры предосторожности были приняты, дело Валленберга, разумеется, было не таким уж важным в стране, в которой десятки миллионов ее граждан погибли в войне, к тому же еще не закончившейся. “Надо полагать, что на фоне других крупных проблем в связи с завершением войны Рауль Валленберг мог лишь в небольшой степени привлечь внимание Сталина и других руководителей”, – отмечает шведско-российская рабочая группа по делу Валленберга.
Это объясняет, почему Валленберга месяцами и годами держали в заключении, не вызывая на допрос. От него не было никакой пользы, а к тому же было непонятно, что с ним делать. Поэтому его оставляли за решеткой. К такому мнению склоняется офицер советской разведки Евгений Питовранов: вначале о Валленберге было известно не так много, но его продолжали держать, чтобы выяснить побольше и разузнать, как его лучше использовать. Когда из-за усилившегося давления со стороны шведского правительства вопрос встал ребром, оставалось два варианта: выпустить Валленберга, но только в качестве сотрудника (в той или иной форме), или избавиться от него и замести следы.
Обмен?
Прежде чем зимой 1947 года принять решение о “ликвидации” дела Валленберга, советское руководство могло рассматривать и другое решение проблемы – обменять Рауля на советских граждан, по разным причинам попавших в Швецию во время войны. Если мысль об обмене была решающей причиной ареста швейцарцев Феллера и Майера, в случае Валленберга это было не так. Но, даже если обмен не был движущим мотивом в тот момент, когда отдавался приказ об аресте, не исключено, что тема приобрела актуальность на более поздней стадии.
В момент ареста Валленберга в Швеции находилось несколько сотен прибалтийских граждан, воевавших на стороне Германии, выдачи которых требовали русские, поскольку государства Балтии были присоединены к Советскому Союзу. Всех их отправили обратно, за исключением немногих, которым разрешили остаться из-за проблем со здоровьем. Кроме того, в Швеции находилось пять советских моряков-перебежчиков и пятнадцатилетняя девочка Лидия Макарова, которая осенью 1944 года приехала из Эстонии в Швецию, где оказалась в детском доме. Ее мать была советской гражданкой – как и отец, считавшийся умершим. Однако оказалось, что отец жив, и в течение всего 1945 года советское посольство в Стокгольме предпринимало попытки добиться высылки девочки в Советский Союз. Однако Макарова ни за что не хотела возвращаться, а шведский МИД отказывался ее высылать. С начала 1946 года вопрос поднимался советским посольством не только в Стокгольме, но также и в Москве, в ходе разговора Сёдерблума с представителем советского МИДа. Когда Сёдерблум упомянул в разговоре Валленберга или других шведов (например, Сандеберга), советская сторона парировала упоминанием Лидии Макаровой. Это можно было бы истолковать как приглашение к разговору об обмене, но так же естественно видеть в этом просто способ сменить тему. Кроме того, могла ли девочка-подросток считаться достаточной платой за Рауля Валленберга?
То, что Советский Союз позднее пожелал и возвращения советского моряка (и агента НКВД), перебежавшего в Швецию осенью 1946 года, не меняет сути. Вплоть до февраля 1947 года лишь высшее руководство знало о том, что Валленберг содержится в тюрьме в СССР. Это означает, что вопрос об обмене мог поднять лишь Сталин и, возможно, Деканозов, а не кто-то из чиновников МИДа, с которыми общался Сёдерблум и другие шведские дипломаты. Собственно говоря, только во время беседы Сёдерблума со Сталиным этот вопрос, возможно, прозвучал всерьез. Тот факт, что Сталин отступил от принципа не принимать иностранных дипломатов, мог быть вызван тем, что он думал, что Сёдерблум собирается предложить что-то важное – может быть, относительно Валленберга. Когда Сёдерблум сказал, что он “лично убежден, что Валленберг стал жертвой несчастного случая или разбойников”, Сталин спросил: “А вы не получили сообщение от нас?”
Под этим “сообщением” имелась в виду информация, переданная Александрой Коллонтай Май фон Дардель и Ингрид Гюнтер, или, может быть, нота Деканозова. Вопрос послужил очевидным сигналом Сёдерблуму продолжить разговор о Валленберге. Но Сёдерблум пропустил подачу: “Нет, но я полагаю вероятным, что советские военные власти не имеют никаких сведений о дальнейшей судьбе Валленберга”. Если бы вместо этого он напомнил, что Александра Коллонтай говорила, что Валленберг находится в Советском Союзе, как бы отреагировал Сталин? Этого мы никогда не узнаем. Ответ Сёдерблума был непрофессиональным, если не преступным. Если и была когда-либо возможность продвинуться в деле Валленберга, то именно в тот момент, во время разговора со Сталиным. Но Сёдерблум оказался глух к тому, что Сталин, по всей видимости, хотел ему передать. Сталин выделил для аудиенции целый час, но прервал ее уже через пять минут, когда понял, что Сёдерблум не собирался сказать ничего важного.
Думало ли советское руководство когда-либо всерьез об обмене Валленберга? На этот вопрос ответить невозможно. Не исключено, что Сталин – и, может быть, Деканозов – хотели заставить шведов поверить, что обмен возможен, но, скорее всего, он никогда не был актуален. После заключения и допросов Валленберг знал слишком много.
Чего добивалось советское руководство?
Не подлежит сомнению, что арест Валленберга был вызван подозрениями в “шпионаже” или каких-то иных формах сотрудничества с нацистами. Вероятно, его подозревали и во взаимодействии с американской и британской разведками. Для такого параноика, как Сталин, подробности вряд ли играли большую роль. Важно было, что в обоих случаях деятельность Валленберга рассматривалась как направленная против интересов Советского Союза.
Имея доступ только к косвенной информации, мы с определенной долей уверенности все же можем ответить на вопрос, в чем подозревали Валленберга. Но если объяснение его ареста и содержания в тюрьме кроется в его предполагаемой роли в большой политике, направленной против Советского Союза, то чего надеялось достичь советское руководство, арестовав его? Какую цель преследовало?
О мотивах вербовки и обмена говорилось выше. Хотя завербовать Валленберга для использования его положения и связей в Швеции и было соблазнительно, не это, похоже, служило основным мотивом. Усилия в этом направлении наверняка были бы предприняты сразу и более целенаправленно, но признаков этого нет. Если вопрос об обмене вообще вставал, это тоже произошло на более поздней стадии – поначалу просто не было достаточно ценных объектов для торговли.
Из всех возможных объяснений цели ареста Валленберга самое правдоподобное – то, что связано со “следом Гиммлера”. Валленберг сотрудничал с главными действующими лицами – прежде всего, с Бехером и Кастнером – в ходе связанных с именем Гиммлера акций “кровь за товары”. Поэтому советское руководство могло думать, что он располагает важной информацией о возможной двойной игре западных держав – информацией, которую можно было бы использовать против них в мирных переговорах после войны. То, что Валленберг воспринимался как источник важной информации, следует из раннего свидетельства сотрудника Венгерского национального банка Такачи, по словам которого, “записи и документы”, конфискованные при задержании, должны были использоваться “на будущих процессах против скомпрометировавших себя венгров”.
Но, может быть, все эти рассуждения о тех или иных вероятных причинах и целях ареста Валленберга просто взяты из воздуха? Не являются ли они результатом потребности Запада в рациональных объяснениях и понятных моделях? Может быть, обстоятельства его задержания слишком случайны и тривиальны, чтобы мы могли их принять? Может быть, все было много проще и деятельность Валленберга была настолько непонятной, что с советской стороны можно было дать ей лишь одно объяснение? “Его действия в последние месяцы войны легко могли внушить офицерам комиссариата внутренних дел впечатление, что он какой-нибудь шпион”, – говорил Айвер Олсен в интервью еще в 1947 году [105] . Может быть, приказ об аресте был следствием трагического стечения обстоятельств, случайностей и подозрений. А может, роковую роль сыграли деньги и драгоценности? Может быть, оказалось достаточно донесения СМЕРШа, основанного на превратном понимании деятельности Валленберга в Будапеште в сочетании с параноидальной реакцией паранойей советского руководства? “На самом деле могло хватить некоторых немногочисленных мотивов, которые не обязательно имеют слишком глубокую природу”, – пишет шведско-российская рабочая группа.
105
John Crawford, The Raoul Wallenberg mystery, Palestine Post (18.04.1947).