Разложение, или Катабасис в пещеру Платона
Шрифт:
Группы протестующих вскоре догнали их. Они переместились на тротуар и длинными змейками проходили мимо перекрестка. Многие из них останавливались возле места аварии и осматривали машины, что-то спрашивали у Давида и его спутника. Другие фотографировали вмятины на телефон и кому-то скидывали фото. Кто-то из наиболее молодых протестующих находил в этой аварии халатность властей и выражал свое недовольство в только что придуманных лозунгах. Его попутчики подхватывали и вместе с ним выкрикивали свежеиспеченные протесты. В какой-то момент, когда протестующие переходили дорогу, небольшая их группка окружила Давида и другого водителя. Образовалась давка, из-за которой Давиду стало тяжело дышать. Он постарался отойти в сторону, начал пробиваться через людей и отталкивать их, наступая на ноги. Отодвигая очередного протестующего, он узнал его лицо.
– Это вы?
Давид узнал в нем мальчишку-кассира из привокзального магазина. Теперь он шел с транспарантом в руке, горящими глазами и в яркой протестной футболке, в толпе точно таких же молодых людей.
– Что ты здесь делаешь?
Из-за окружившей толпы у Давида двоилось в глазах. Парень усмехнулся, услышав его вопрос.
– Как это, что? Я нашел людей, с которыми можно не скрывать своих эмоций! – Он поднял руку с транспарантом вверх и выкрикнул какой-то лозунг. – А вы говорили, что нужно подстраиваться.
Кто-то, проходя мимо, ударил Давида по плечу. Ему дышалось все тяжелее.
– Так ты же сам смеялся над протестующими?
– Ну… – замялся парень.
Он опустил взгляд в пол, не в состоянии придумать себе оправдания. Давид поднял глаза к небу и увидел там пару ворон, лениво летающих над дорогой. Он почувствовал необходимость в воздухе.
– Ладно, неважно.
Он оттолкнул протестующего кассира в сторону и продолжил выбираться из толпы. Парень вскоре исчез в куче других недовольных. Когда Давид выбрался в сторону, он облокотился о стену здания и постарался отдышаться. Он оставался там, пока протестующие проходили и вернулся обратно только когда улица вновь опустела. Мужчина продолжал сидеть на корточках и курить.
– Как же все это задолбало. Правильно жена советует: надо валить отсюда в деревню. Там все как на ладони, никто тебе шило в задницу не загонит. – Давид нашел в этих словах упрек в свой адрес, но ничего не ответил. – Там легко спрятаться от всего этого дерьма.
– Зато теперь у вас есть веский повод задуматься о переезде.
Мужчина даже не взглянул на него. Сначала показалось, что он засмеялся, но вскоре стало понятно, что из его глаз полились слезы. Давид посмотрел на небо. Ни одной звезды не было видно за тучами, только маленькие черные вороны продолжали навязчиво за ним следить. Опустив взгляд на свою машину, он встретился глазами с Ариадной. Она, видев слезы мужчины, выражала страх, несравнимый с тем, что был в момент столкновения. Давид хотел было сесть в машину и успокоить ее, но, представив потенциальный диалог, решил этого не делать. Хоть и стоять рядом с плачущим мужиком тоже не было сил. Понимая, что спрятаться некуда, он хотел закричать и убежать, неважно куда, лишь бы подальше отсюда. Дождь перестал моросить, запах мокрой дороги пробивался в нос. Давид закрыл глаза и сел прямо на асфальт. Он ощущал на себе взгляды спутников, и тяжесть излишнего внимания продолжала давить на него. Он опустил спину на землю и, к удивлению находившихся рядом, оказался лежащим на асфальте посреди перекрестка дорог с закрытыми глазами.
Полицейские приехали через два часа. Ариадна уснула в машине. Оформляя происшествие, пришлось отвечать на вопросы патрульных. Слушая Давида, они заподозрили его в алкогольном опьянении и заставили пройти тесты. Дыша в трубку, он чувствовал себя сдавленным несправедливыми подозрениями стражей порядка. Нежелание оправдываться вместе с перерастающей в панику жаждой закрыться ото всех насиловали его здравомыслие. Пока полицейские считали его пьяным, сам он будто находился в жутком похмелье. Выдержать эти испытания ему помогли лишь воспроизводимые в памяти мотивы из Вагнера.
– Остановите здесь, пожалуйста. – Ариадна показала на девятиэтажный квартирный дом.
– Зачем вы остались со мной?
– Потому что устала проводить вечера в одиночестве. – Ее глаза слипались. – Захотелось разок разнообразить привычный уют чем-то новым.
– Ну и как?
– Не так уж и плохо. Но сидеть дома в обнимку с книгами все-таки поприятнее. До свидания.
Давид ответил ей кивком и поспешил вернуться домой.
***
Когда раздался звонок в дверь, Давид рассматривал загадочные знаки из книги, в безуспешных попытках вспомнить, где он их видел раньше. Чей бы то ни было визит в это время был бы для него неожиданным, так как запланированных встреч у него было, а на часах стукнуло только шесть утра. Он надел халат и открыл дверь.
– Доброе утро, Давид. Вы не заняты?
Это был Кравиц. Меньше всего сейчас он хотел видеть следователя, обвиняющего его в смерти Агаты.
– Нет, проходите.
Они прошли в гостиную. Кравиц был в длинном коричневом пальто, снимать которое он, похоже, не собирался. Его лицо было невыносимо серым, а усы, казалось, стали еще гуще. Он обсматривал гостиную. Несмотря на дорогую мебель и ее стильное сочетание, в его глаза сразу бросился полный бардак: везде были раскинуты грязные вещи, посуда и остатки еды. Кравиц, заядлый перфекционист, презрительно осмотрел все вокруг и, обойдя скопившийся мусор особенно аккуратно, словно он был взрывоопасен, сел на диван.
– Хотите выпить? – Давид протянул ему рюмку.
– Нет, спасибо. Я слышал, у вас вчера произошло дорожное происшествие.
– Да, и что? Это имеет какое-то отношение к вашему визиту?
Кравиц выдерживал молчаливые паузы после его реплик, будто анализировал каждое его слово.
– Нет, просто интересуюсь.
Давид выпил из рюмки, которую до этого предлагал следователю.
– Вы уже установили за мной слежку?
– Конечно, нет. Просто информация быстро распространяется по отделениям. – Кравиц продолжал осматривать царящий в комнате беспорядок. – У вас прекрасный дом.
Давид ничего не ответил.
– Откуда, если не секрет, у безработного тридцатилетнего вдовца средства на такой? – В его холодном голосе слышался тихий упрек.
– Достался от отца… – Давид злился все сильнее. – А вам, извините, какое до этого дело?
Кравиц улыбнулся, наслаждаясь его раздраженностью.
– Конечно же, никакого. Опять – мой интерес. – Он все еще разглядывал комнату. – Вам не помешало бы здесь прибраться.
– Если хотите, можете сами этим заняться. – С издевкой ответил Давид.
«Сначала он обвиняет меня в убийстве жены, а потом приходит в мой дом и начинает мне указывать», – думал он. Присущая ему вежливость становилась для него все более чуждой. Кравиц посмотрел на него так же, как в морге – ища что-то в его глазах.
– Зря вы так, я же пытаюсь вам помочь.
– И чем же, например? Что вы выяснили о смерти Агаты?
– Ну, например, то, что она не утонула.
– В каком смысле? – Давид попытался выразить удивление.
Его запястье вновь зачесалось.