Разожги мой огонь
Шрифт:
Положила свои ладони поверх его — теплые, мягкие, нежные, живые, словно силу в него вливавшие.
— Боги нам посылают только то, что мы пережить можем, Редрик. Большего не дадут.
Музыкой его имя с ее уст сорвалось.
— Прости меня, Лисса. За булочную, за то, что очаг твой разрушил… — Про очаг само вылетело. В памяти сполохами слова Лиссы вспыхивали про булочную, про дом родной, про ее воспоминания…
Замотала головой решительно, косы из стороны в сторону заходили.
— И ты меня тоже прости, Редрик. Не меньше твоего виновата.
— Не нужно, Лисса. Ты всего не знаешь.
— А что знать должна?
Пальцы ее обхватил.
— Спустись, как Отец-Солнце на покой уйдет, туда, где костер жертвенный горел, когда тебя сюда привели.
— Зачем? — свела темные брови.
— Подруга твоя туда каждый вечер приходит.
— Алана? — выдохнула, а он кивнул.
— Она после Ночи Костров завела привычку приходить и склон горы слезами орошать. Ты поговори с ней, а то не ровен час гору слезами затопит, — чуть улыбнулся.
По губам Лиссы мягкая улыбка скользнула. Видел, что под глазами ее темные тени пролегли. И не спала, поди, все эти дни толком.
— Не о чем нам теперь разговаривать, — проговорила едва слышно, а сама взгляд на руку свою, что в его покоилась, опустила.
— Ты сперва сходи, а там уж и решишь.
— Отчего передумал? Помню ведь, как против был, чтоб в селение шла.
— Огневик сказал, тебе правду знать нужно. Теперь-то я с ним согласен.
Думал, выспрашивать начнет. Разомкнула коралловые губы, но вопрос с них совсем другой сорвался:
— А ты как же? — глянула на него из-под длинных ресниц.
— А я поем да с Огневиком потолкую. Есть о чем.
— Сейчас позову его, а сама в купальню схожу. Лежанку-то ты себе здесь сделал, а вот купальню не догадался, — наморщила нос.
Редрик улыбнулся. Улыбка, видать, вышла так себе, потому как Лисса на него едва ли не с беспокойством смотрела.
— А ты разве не слышала, что хозяин вулкана в лаве купается?
— Много чего про тебя говаривали, да не все правдой оказалось, — сказала, поднимаясь. Редрик подавил желание узнать, что ж правдой оказалось.
— Лисса, — позвал.
— М? — замерла в дверях.
— Ты помни, что правда, как настойка полыни, горькой может оказаться. В сердце ее не пускай, так легче будет.
— Настоящая правда, супруг, иной и не бывает. — Кивнула и вышла.
Редрик только и успел подумать, что Огневик прав был — сдюжит девица.
Глава 27
Как же хорошо было в горячей воде понежиться! От Редрика не отходила ни днем, ни ночью, об одежде свежей и думать забыла. И теперь в купальне пару напустила такого, что не могла сказать даже, в какой стороне камин.
Откинула голову на край ванны, глаза прикрыла. Мысли разные сновали. О многом передумала за те дни, что хозяин вулкана без памяти лежал. О том, к примеру, как важно прощать уметь. Обиды душу
Думала и о том, что прошлое надо в прошлом оставлять. Нет, не забуду никогда ни жизнь свою в селении, ни супруга своего первого, ни подругу любимую, но отныне то будет в сундуке памяти храниться. А уж как возникнет охота о жизни прошлой что вспомнить, достану, полюбуюсь, всплакну, может статься, да опять в сундук припрячу.
Вздохнула глубоко. Смелость нужна немалая, чтоб дальше шагнуть.
«А что дальше?» — пронеслось в мыслях.
Жизнь здесь, в горе этой, с хозяином вулкана, вот что. Не случайно ведь говорят: ежели желаешь богов рассмешить — расскажи о наперед задуманном. Ну так и не стану ничего задумывать. Пускай идет все как идет. Раз богам угодно было, чтоб здесь оказалась и супругой Редрику стала, выходит, есть в том какой толк. Да и пока я жива — и другие девицы живы. Не осиротится больше ни одна семья. Дадут боги, проживу долго. От мысли той губы сами в улыбку сложились.
На сердце легче стало, когда свою судьбу приняла.
Теперь можно и к Алане спуститься. Любопытство так и жгло изнутри. Это что ж такое увидел Редрик в своих видениях, что переменил мнение и разрешил с Аланой встретиться. Он ведь про то не скажет. Выходит, ответ можно узнать, только к жертвенному костру сходив.
Свежее платье надела, волосы у камина наспех просушила, заплела косу, лентой перетянула, плащ набросила и по ступеням каменным заспешила. Снаружи Отец-Солнце уж на покой ушел, сгустились тени, разбросали чернильные пятна по склону. Горный ветер свои прохладные пальцы в волосы запустил, заиграл полами плаща и юбкой платья, хотя на площадку не вышла, стояла в тени расселины, где меня Огневик встречал, когда к хозяину вулкана невестой пришла.
Около пепелища, что от жертвенного костра осталось, — свечей зажженных с десяток. Пламя их колышется под ветром, изгибается, словно сбежать хочет. Стукнуло сердце, будто под дых кто ударил, — около свечей на коленях Алана стояла. По лицу блики скользят, светлые волосы по спине раскиданы, золотятся в неверном свете свечей. И это у Аланы-то, что никогда без лент в волосах из дому не выходила, не хотела, чтоб Арвир ее простоволосую увидел… А тут мало того, что кос не заплела, так еще и одна к чертогу чудовища из-под горы прийти не побоялась.
В свете свечей увидела, как губы подруги шевелятся.
— Знаю, Мелисса, что теперь уж тебе все едино, — донеслось с ветром. — Да только покоя мне нет до сих пор.
Тесно стало в груди. Бедная моя подруга, любимая сестра, хоть и не по крови. Сколько же боли может вместить твое сострадательное сердце?
Шагнула было к ней, протянув руки, да тут же опять в тень отступила. Слишком в памяти свежо было, как подруга от меня по ночному селению убегала. Не стоит пугать ее снова. Но как же хотелось подойти ближе, обнять, успокоить, сказать, что не зря заместо нее к хозяину вулкана пошла.