Разрушай и подчиняй

Винтерс Пэппер

Мне исполнилось четырнадцать. Мои родители устраивали барбекю для чаптера. Люди в кожаных куртках, женщины, одетые на деньги своих любовников, дети пришли отпраздновать мой день рождения.

Мы были семьей. Счастливой сплоченной семьей.

Но сейчас я ползла по залитому кровью ковру. Я обгорала сильнее, чем любой барбекю, а мой правый бок превращался в гриль.

Боль.

Это

было мучительно, но затем... это прошло.

Шок дал мне силы задыхаясь ползти и испытывать ужас от того, что я увидела человека, залившего бензином весь наш дом.

Я видела, кто чиркнул спичкой.

Я узнала.

У меня не оставалось выбора, кроме как выжить и заставить их заплатить.

— Кто-нибудь есть здесь? — голос хрипел от дыма.

В горле пересохло, глаза слепли от дыма. Я не могла ответить.

Я ползла...

Я тащила свое обгорающее тело...

Я... ползла...

Я была опустошена.

Грассхоппер встряхнул меня. Моя колыхалась, как у тряпичной куклы, когда я заморгала от ужасного воспоминания.

— Он поджег мой дом? — прошептала я, ужас сжал мои легкие.

Мое сердце разлетелось на миллионы частиц. Парень с зелеными глазами пытался убить меня?

Я вцепилась в куртку Грассхоппера, ненавидя череп, изрыгающий монеты, вышитые на толстой коже. Тут какая-то ошибка... ужасная, жестокая ошибка.

— Почему? — взмолилась я. — За что он пытался убить меня? Мы ведь любили друг друга!

Грассхоппер попятился назад, пытаясь оттолкнуть меня.

— Убери от меня руки, сучка. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Нет, ты все понимаешь! Расскажи мне. Ты должен мне рассказать.

Каждая мышца моего тела дрожала, живот сжался, стены коридора вращались быстрее и быстрее, сжимая меня словно жестяную банку до тех пор, пока не сдавило мою голову. Слишком сильно.

Я закричала, вцепившись в свои волосы, желая разблокировать воспоминания и облегчить это состояние. Но давление только увеличивалось, нарастало и нарастало, пока каждый волосок не стал болеть, пока я не почувствовала, что глаза увеличились, а язык опух.

Я не видела. Не слышала. В моих ушах лишь пульсировал безумный ритм моего взволнованного сердца.

— Пожа... — пробормотала я.

Разрушенная всем из моего прошлого, поглотившего меня, я больше не могла этого выносить.

Я отпустила свой разум.

Я провалилась в темноту и тишину.

Пух и хлопок, вата и облака приветствовали меня, когда я постепенно приходила в себя.

Я сжала губы и скривилась от ужасного привкуса. Мой нос заложило, голова гудела

от боли.

Я застонала, возвращаясь в свое тело; я поморщилась, коснувшись ребер.

Он пнул меня.

Горячие слезы наполнили мои глаза, когда я вспомнила, что произошло. Он был отвратителен с тех пор, как я приехала, но этот пинок... он говорил о многом.

Я сомневаюсь, что он понял, сколько всего он показал мне за этот короткий момент. Его гнев был безжалостным и неудержимым. Он пнул меня. Ни кровать, ни стул. Меня.

Из-за того, что я расстроила его. Я заставила его встретиться лицом к лицу с тем, о чем я только могла догадываться. Он столько всего держал в себе, что, казалось, утонет в любую секунду.

Удар шокировал меня не потому, что это было ужасным проявлением насилия, а потому, что это был крик о помощи.

Мои видения мелькали, мысли вертелись весь остаток дня.

Я сдалась, не готовая снова отключиться от груза тайн и стрессов.

Потирая глаза, я села. Мое сердце ушло в пятки.

Я была в камере. В кубе с раковиной, мини-кухней, туалетом и кроватью. Не было никаких окон, фотографий или ковра, и только один выход, который, несомненно, был заперт.

Яркая лампочка надо мной была резкой и слепящей, и здесь пахло страхом и рвотой.

Где я?

Покачиваясь я направилась к тяжелой двери и постучала.

— Эй?

Я ждала ответа.

Я продолжала ждать.

Я была терпелива, как никогда.

Ничего.

Не обращая внимания на жуткую головную боль, я повернулась, чтобы исследовать каждый дюйм этой маленькой коробки. Я заглянула под кровать, между пружин матраса, даже подергала краны, чтобы найти что-то, что могла бы использовать в качестве оружия.

Результат, как и от моего стука.

Ничего.

Потом погас свет, окуная меня в темноту.

Я осталась посреди тюрьмы и начала плакать.

Утро.

Грассхоппер разбудил меня звуком проворачивающегося ключа и наконец-то открывающейся дверью. Он принес кусок теплого пирога и немного воды.

Я вовсе не спала. Мой разум не хотел возвращаться в бессознательную бездну. Вместо этого я повторяла все, что вспомнила до сих пор.

Коррин.

Лютик.

Барбекю.

Огонь.

Я пыталась собрать их вместе, как свет в темной головоломке — только детали отказывались складываться, и в них не было ничего сияющего.

Я все еще была в розовой юбке, к которой Килл прижимался бедрами, чтобы взять меня, миленький серый свитерок, который не согревал меня ночью. Одеяло в кровати пахло духами и меня тошнило от мысли, что другие женщины проводили здесь ночи —ожидая решения их судьбы.

Грассхоппер поставил пирог и стакан на расшатанный прикроватный столик.

— Ты в порядке?

Потирая плечи, я фыркнула, не поднимая глаз.

— А ты как думаешь?

Он проворчал.

— Если ты причинила ему хоть малейшую боль, то я могу сказать, что ты легко отделалась.