Разящий клинок

Кэмерон Майлз

Но клинок деспота снес ему голову. Наклонившись вперед, молодой мужчина отправил лошадь в легкий галоп и атаковал изо всех сил, опасаясь, что противник защищен магией. Однако меч ударил как полагается, и голова логофета, хранившая все до единого секреты императора, покатилась по траве.

Гвардеец, захлебываясь собственной кровью, выпал из седла.

Герцог схватил за поводья коня своего кузена.

Император посмотрел на обезглавленное тело логофета, и его глаза наполнились слезами.

— Ваше величество, вы — мой пленник, — объявил

герцог.

— Ты только что погубил империю, — с презрением ответил монарх.

Сэр Рауль стал невольным свидетелем пленения императора. Оказавшись в тот миг на краю поля Ареса, среди дикой рябины и айвы, он увидел жестокость магистра и герцога.

Покачав головой, рыцарь промолвил:

— Господи Иисусе, — и развернул свою клячу в сторону городских ворот.

Сэр Рауль хотел все хорошенько обдумать. Он ничего не должен был чертову императору — этот мужеложец ни разу ему так и не заплатил.

Но он принял решение. Не мог объяснить почему, хотя страстное желание быть чем-то большим, нежели простым межевым рыцарем на смирной кобыле, возможно, тоже сыграло свою роль. Изо всех сил подгоняя лошадь шпорами, он все-таки сумел перейти в легкий галоп и поскакал к городским воротам.

За спиной сэр Рауль услышал, как деспот отдает приказы истриканцам. Он оглянулся. Шесть низкорослых мужчин на пегих лошадях отделились от основного отряда и помчались следом за ним. По размеру их скакуны были не больше пони, но неслись они, словно кентавры.

Рыцарь припал к шее своей кобылы; где-то на полпути до ворот преследователи начали стрелять.

Третья стрела попала ему прямо в спину. Боль была просто адской, наверное, кольчуга приняла часть удара на себя, поскольку он был все еще жив. Наконечник глубоко вонзился в мышцы — сэр Рауль чувствовал его при каждом движении своей жалкой клячи.

Проведя большую часть жизни в драках в тавернах, он привык терпеть боль, к тому же сэр Рауль был иберийцем, а они славились способностью стойко переносить страдания.

— Матерь Божья! — прохрипел он.

Где-то через пятьдесят шагов в него снова попали.

Жизнь сэра Рауля никто не назвал бы хорошей. Для него как для простого солдата, а затем рыцаря вполне естественным было заявиться на рутинный смотр войск без лошади или доспехов. Он не молился, не ходил исповедоваться и едва ли когда-либо отрабатывал удары на тренировочном столбе или упражнялся на ристалище. Он страдал избыточным весом и слишком много пил, а еще предпочитал компанию молодых привлекательных мужчин, и деньги у него не задерживались.

Несмотря на все это или как раз из-за этого, сэр Рауль отказывался падать с лошади, хотя в его тело вонзилась третья стрела. Было бы трудно объяснить, каким образом он продолжал скакать к городским воротам, по пути сыпя проклятьями.

Деспот безудержно хохотал, наблюдая, как его любимцы преследуют человека, пичкая его стрелами. Он надеялся, что это послужит наглядным уроком для всех нерадивых солдат.

Высокий, не облаченный в броню мужчина с арбалетом поднял бровь.

— Я думал, мы планировали застать стражу у ворот врасплох, — тихо произнес он, — и захватить логофета живьем?

Горе-рыцарь и шестеро его преследователей мчались во весь опор по безлюдной поутру дороге, поднимая за собой клубы пыли. Истриканцы продолжали обстреливать свою жертву.

Герцог осадил коня, онемев от ярости. Его кулак мелькнул в воздухе и врезался в сына, тот отшатнулся и едва не упал с лошади.

— Идиот, — прошипел герцог. — Верно. Атакуй.

Человек без доспехов покачал головой:

— Слишком рано. Наши люди займут свои позиции не раньше чем через полчаса.

Андроник повернулся к нему:

— Ты хочешь получить свою должность, шпион?

Их взгляды встретились.

— Сделаю, что возможно. Но если мы атакуем слишком рано, то раскроем всех наших агентов и проиграем.

— Не проиграем, — заявил герцог.

Шпоры в кровь изодрали бока ломовой лошади, с топотом несшейся к городским воротам.

Истриканцы отставали от сэра Рауля всего на двадцать лошадиных корпусов и стремительно сокращали это расстояние. Все они стреляли в него.

И хохотали.

Внешние стены Ливиаполиса возвели одновременно с дворцом и крытой колоннадой, причем строители потрудились на славу. Высотой в три этажа, сложенные из гладкого желтого обожженного кирпича с декоративными вставками из красного кирпича, обозначавшими каждый ярус, двойные стены считались неприступными. На расстоянии в пятьдесят шагов друг от друга возвышались башни с покрытыми красной же черепицей крышами. Все ворота украшали великолепные мозаики.

Разумеется, ворота были открыты. Нараспашку.

Чего сэр Рауль не мог сказать о своих закрывающихся глазах. Будто он смотрит на ворота, а они удаляются — все дальше и дальше по длинному тоннелю...

Рыцарь грохнулся оземь уже мертвый, а его лошадь, сделав еще пару шаркающих шагов, остановилась всего в нескольких метрах от огромных ворот.

Преследователи восторженно заулюлюкали.

Деркенсан наблюдал за симпатичной женщиной, проходившей мимо, дожидаясь, пока ученый-яхадут в маленькой шапочке предъявит свой пропуск. По большому счету ему было наплевать — этот человек не выглядел опасным, — но пока он дежурит здесь, у ворот, правила есть правила.

— А ведь дочь меня предупреждала, что так и будет, — причитал ученый, копаясь в кожаной сумке. — Пожалуйста, господин. До моей деревни целый день ходьбы.

Харальд покачал головой.

— Я чту закон.

— Я тоже, — устало кивнул яхадут.

Именно тогда Деркенсан заметил мужчину, скакавшего во весь опор на никчемной кляче к воротам со стороны поля Ареса.

И всадников за ним.

Будучи гвардейцем, Деркенсан не раз участвовал в глупых солдатских забавах, поэтому посчитал, что это именно тот случай, и снова переключил внимание на ученого.