Редактор Линге
Шрифт:
— Линге слышалъ, что они потеряли подписчиковъ?
— Да, именно они-то и перешли къ «Норвежцу».
Линге задумался. Маленькій управляющій тоже.
— «Норвежецъ» печатаетъ объявленія пароходныхъ обществъ, — говоритъ онъ.
— Разв они у него? — спрашиваетъ Линге.
— Да, и кром того у «Норвежца» еще публикаціи о каналахъ въ Фредриксхальд.
— Да, — говоритъ Линге, — собственно говоря, онъ не долженъ былъ бы ихъ имть. Самое врное, если это будетъ печататься въ самой распространенной газет, а это — «Новости». Онъ очень далекъ отъ того, чтобы желать зла своему коллег; но этотъ коллега не поддерживаетъ его больше въ прежней политик лвой, напротивъ, онъ тормозитъ дятельность «Новостей». Вотъ почему ему нужно бороться съ нимъ, — это вопросъ принципіальный.
Они поговорили немного объ отпавшихъ подписчикахъ. Линге узналъ ихъ число, — было названо много извстныхъ именъ изъ среды лвой. Многіе, какъ на причину своего отказа, указывали на статью объ уніи.
Вдругъ за узкимъ маленькимъ лбомъ управляющаго зародился смлый планъ.
X
Снгъ носится вихремъ по улицамъ; дворцовый холмъ будто весь подернутъ дымкой. Голоса, звуки, удары подковъ, звонъ колокольчиковъ, — все какъ-то глухо погребено въ снгу; фонари мерцаютъ, но не свтятся. Прохожіе поднимаютъ воротники, ёжатся и спшатъ, спшатъ домой.
Вечеръ. Лео Хойбро гуляетъ безцльно по дворцовому холму, выпрямившись во весь свой длинный ростъ и засыпанный снгомъ, какъ медвдь. На немъ нтъ пальто, и онъ безъ перчатокъ; лишь иногда, когда его лвое ухо заносится снгомъ, онъ вытираетъ его поспшно красными теплыми руками и идетъ дальше, не торопясь.
Хойбро возвращается изъ банка и направляется домой. Онъ идетъ по Парквегу. Одна дверь поспшно открывается, дама выходитъ на улицу, а дверь осторожно за ней закрывается. Дама осматривается, хочетъ назадъ, но уже поздно. Хойбро и дама стоятъ другъ передъ другомъ. Онъ сейчасъ же узнаетъ ее, — это Шарлотта; онъ кланяется ей.
— Фрёкенъ! — въ такую погоду и вы не дома?
Она пристыжена и боится; предчувствуетъ ли онъ что-нибудь?
Меньше всего она хотла бы встртить именно Хойбро, выходя отъ Бондезена. Счастье, что фонари такъ тускло свтятъ, а то онъ замтилъ бы ея смущеніе.
Въ нсколькихъ словахъ она сказала ему, что у нея въ город было дло и, къ сожалнію, она запоздала.
Хойбро говорилъ такъ прямо и равнодушно, что она успокоилась; онъ разсказалъ ей маленькую сценку во время открытія стортинга, при которомъ онъ присутствовалъ; эта сценка была такая смшная, что она громко расхохоталась. Она была счастлива, что у него не было никакихъ подозрній на ея счетъ; нтъ, онъ ни о чемъ не догадывался, разъ онъ былъ такъ спокоенъ.
Они борются со снжной мятелью и подвигаются понемножку впередъ.
— Я не знаю, смю ли я предложить вамъ свою руку, — сказалъ онъ. — Можетъ быть, вамъ легче будетъ итти подъ руку.
— Благодарю, — сказала она и взяла его подъ руку.
— Здсь, вдь, никто насъ не видитъ! — сказалъ онъ тогда.
На это она ничего не отвчала. Богъ знаетъ, что онъ хотлъ этимъ сказать.
— Странно, мы васъ такъ рдко видимъ теперь, — сказала она.
И опять онъ, какъ всегда, отвтилъ, что работа, только работа, вечерняя экстренная работа совсмъ заполонила его.
Онъ говорилъ правду. Въ продолженіе длинныхъ вечеровъ онъ сидлъ у себя въ комнат, работалъ и уже почти окончилъ маленькую работу, нчто въ род философско-политическаго трактата, въ которомъ изобразилъ стремленія лвой къ полному сравненію въ уніи; въ то же время онъ нападалъ съ большой силой на редактора Линге и на дятельность «Новостей». Хойбро въ тиши работалъ надъ своей книгой. Фру Илэнъ видла, какъ онъ послднее время до глубокой ночи работалъ и тратилъ все больше и больше керосину.
Но Шарлотта ничего не знала о его ночной дятельности; она смялась и говорила:
— И постоянно у васъ работа! Если бъ я могла этому врить!
— Вотъ какъ; она, значитъ, этому не вритъ?
— Нтъ, пусть онъ извинитъ ее, но…
— Но онъ можетъ доказать ей это во всякое время; когда они придутъ домой, онъ охотно это сдлаетъ, если она хочетъ.
Они оба смялись и шли подъ руку. Когда особенно сильно налеталъ втеръ, она почти останавливалась, ей трудно было итти, и она прижималась къ нему. Какъ это было хорошо, что она почти совсмъ не могла сдвинуться съ мста. Ему было такъ хорошо и тепло отъ счастья, когда онъ помогалъ ей своими сильными руками.
— Вамъ холодно? — спросилъ онъ.
— Нтъ, теперь нтъ, — отвчала она. — Но вамъ должно быть холодно.
— Мн? Нтъ!
— Ваша рука даже дрожитъ.
Ну, а если бъ даже его рука дрожала? Разв онъ дрожалъ отъ холода, — онъ постоянно сдвигалъ на затылокъ шапку, ему было жарко. Вдругъ онъ вспомнилъ, что она, наврно, невста Бондезена, невста другого; вотъ почему онъ возразилъ:
— Если моя рука дрожитъ, то не отъ холода. Она просто, можетъ быть, устала; давайте перемнимъ.
И онъ сталъ съ правой стороны и подалъ ей другую руку. Они продолжали бороться со снжнымъ вихремъ.
— И какъ вы можете обходиться безъ пальто? — сказала она.
— Если я до сихъ поръ всю зиму обходился безъ него, то и теперь какъ-нибудь справлюсь, — отвчалъ онъ уклончиво. — Черезъ два мсяца у насъ весна.
Хойбро больше ничего не сказалъ. Шарлотта посмотрла на него сбоку. Неужели же онъ зналъ, гд она была, и хотлъ скрыть это? Она хотла бы провалиться сквозь землю.
Хойбро ждетъ не дождется весны. Эта зима была самая длинная въ его жизни; въ ней столько было страданій и нехорошихъ дней. Днемъ онъ работалъ за своей конторкой въ банк, въ вчномъ страх, что вотъ сейчасъ будетъ открыта его продлка. Каждый разъ, какъ директоръ обращался къ нему или требовалъ отъ него какое-нибудь объясненіе онъ вздрагивалъ, убжденный, что вотъ сейчасъ услышитъ свой смертный приговоръ. По временамъ онъ въ отчаяніи готовъ былъ даже признаться, чтобы только положить этому конецъ; но когда входиль начальникъ, и онъ видлъ этого честнаго человка, такъ доврявшаго ему въ продолженіе многихъ лтъ, онъ молчалъ, молчалъ, какъ могила. И день проходилъ, наступалъ другой, и его страданію не было конца.
Такъ онъ мучился днемъ.
А по вечерамъ, когда онъ возвращался домой, другія страданія не давали ему покоя. Онъ жилъ стной къ стн съ Илэнами, его безнадежная любовь къ Шарлотт снова просыпалась; онъ слышалъ ея шаги въ комнат, ея голосъ, когда она говорила или напвала, и каждый разъ ему казалось, будто огонь пронизываетъ всего его. Это было мучительно и пріятно, такъ неспокойно; онъ прислушивался у стны, затаивъ дыханіе, — догадывался, что она въ данную минуту длаетъ, дрожалъ отъ страха, когда она въ прихожей проходила мимо его двери. Можетъ быть, она войдетъ… Кто знаетъ, можетъ быть, у нея было какое-нибудь дло! И тмъ не мене, она никогда не была въ его комнат, никогда.