Редактор Линге
Шрифт:
— Но разв она можетъ обойтись безъ этихъ денегъ, теперь, когда произошли такія грустныя перемны въ ихъ обстоятельствахъ?
— Да, она получила эти деньги именно съ этой цлью, эти деньги дала ей Шарлотта. Шарлотта скопила ихъ… да, она сберегла ихъ. Бдная Шарлотта, она такая добрая. Какъ только она узнала, что ея мать должна Хойбро деньги, она тотчасъ же сказала: «Это не можетъ продолжаться ни минуты больше». И она сдлала то, что хотла. Богъ знаетъ, что сдлалось съ Шарлоттой, — ей пришлось такъ много пережить за эту зиму; она никогда ничего не говорила, но мать все замчала. Фру Илэнъ была не слпая: вотъ уже давно, какъ Андрэ Бондезенъ пересталъ бывать въ дом, а это что-нибудь да значитъ; у нихъ врно что-нибудь случилось. Ей такъ жалко было ее.
Шарлотта бросилась ей на шею и сказала, что если бъ были деньги, она тоже ухала бы въ Америку; но денегъ у нея не было.
Все это фру Илэнъ разсказывала тихимъ, таинственнымъ голосомъ, чтобы дочери изъ сосдней комнаты не слышали ее. Потомъ она сунула ему въ руку деньги. Хойбро прекрасно понималъ, откуда эти деньги, — это залогъ, полученный за велосипедъ. Онъ отказывался, не хотлъ брать этихъ денегъ, — пусть он останутся у Шарлотты, и она употребитъ ихъ на путешествіе.
Но фру Илэнъ покачала головой. — Нтъ, ей было поручено отдать ему эти деньги; Шарлотта отошлетъ ее обратно, если она вернется съ ними къ ней. Такъ что — пожалуйста!
Хойбро торопливо вошелъ въ свою комнату и въ страшномъ возбужденіи бросился въ качалку. Ну, слава Богу, теперь онъ можетъ заплатить свой долгъ въ банк. Завтра же утромъ онъ выкупитъ вексель, какъ только пробьетъ 9 часовъ, прежде чмъ придетъ директоръ. Итакъ, значитъ — еще одна ночь, одна единственная ночь; въ эту ночь онъ будетъ спать такимъ счастливымъ… Но удастся ли ему сомкнуть глаза на радостяхъ?
Какъ онъ страдалъ всю эту зиму, не видя нигд спасенія. Впрочемъ, теперь онъ написалъ эту брошюру, которая понемногу распродавалась; но выгоды ему отъ этого никакой не было. Онъ подарилъ рукопись первому попавшемуся издателю и былъ радъ, что даромъ ее напечатали. Такъ проходили дни, а срокъ уплаты все приближался.
Сегодня вечеромъ онъ вернулся домой, чтобы еще разъ подумать обо всемъ этомъ, ссть въ кресло и подумать, какимъ образомъ онъ достанетъ эти деньги. Напрасно онъ былъ у двухъ-трехъ своихъ товарищей и просилъ о помощи; можетъ быть, онъ встртитъ какого-нибудь добраго человка, который сдлаетъ это для него; въ этомъ не было вдь ничего невозможнаго, если хорошенько подумать. Вотъ онъ слъ бы здсь, на этотъ самый стулъ, онъ не зажигалъ бы лампы, вотъ какъ сейчасъ, и сталъ бы думать цлые часы объ этомъ. А теперь деньги у него въ рук. Об большія кредитки пахнутъ мускусомъ; онъ пощупалъ ихъ пальцами — онъ не ошибается, — он у него въ рук. Разв это не странно?
Онъ не могъ сидть спокойно, онъ всталъ посреди темной комнаты и улыбнулся; вдругъ услыхавъ шаги въ передней, онъ поспшно открылъ дверь и выглянулъ. Обыкновенно онъ сидлъ тихо, задерживалъ дыханіе, когда прислушивался, — но теперь онъ радостно отворилъ дверь, безъ всякаго намренія кого-либо встртить.
— Добрый вечеръ! — сказалъ кто-то.
— Добрый вечеръ, фрёкенъ Шарлотта! — отвчалъ онъ и остановился въ дверяхъ; въ его комнат все еще было темно.
— Вы такъ поздно уходите? — спросила она.
— Ухожу ли я? Нтъ. Я думалъ, что это вашъ братъ вернулся домой и хотлъ съ нимъ поздороваться.
— Мой братъ у себя въ комнат,- сказала она, — позвать вамъ его?
— Нтъ, зачмъ; я хотлъ только… Нтъ, ничего, серьезнаго ничего.
Они стояли другъ противъ друга. Она заглянула въ его темную комнату и сказала:
— Разв у васъ сегодня нтъ лампы?
— Что вы, лампа есть! Я сейчасъ ее…
Онъ старался ее зажечь торопливыми, неврными движеніями; они продолжали между тмъ разговаривать. Наконецъ, она вошла въ комнату и затворила за собой дверь. Они оба сли.
— Мн нужно кое о чемъ попросить васъ, — сказала она.
— Меня? Что-нибудь такое, чего я не знаю! А я хотлъ васъ поблагодарить…
Онъ глазами указалъ на деньги, лежавшія на стол; но она перебила его:
— Простите меня, я нехорошо вела себя по отношенію къ вамъ.
— Ахъ, пустяки, зачмъ ей просить прощенія, можетъ быть даже въ этомъ былъ виноватъ онъ самъ.
Онъ возразилъ:
— Вы можете обращаться со мной, какъ вамъ угодно. Впрочемъ, вы были такой, какъ всегда… да, да, я хочу сказать…
— Нтъ, я все-таки надюсь, что это не такъ, — сказала она смясь. Потомъ она прибавила очень серьезнымъ голосомъ: — Я не знаю, я была такой раздражительной, совсмъ больной отъ злости. Вы замтили?
— Нтъ.
— Да, это было такъ. Но я никогда не буду больше такой, Хойбро. Это не давало мн покоя; я хотла въ тотъ же вечеръ попросить у васъ прощенія, но когда постучала въ вашу дверь, вы мн не отвтили.
— Такъ это, значитъ, были вы! Я это предчувствовалъ, но у меня не хватало смлости смотрть на васъ, посмотрть вамъ въ глаза. Иногда человкъ длаетъ такія вещи, что приходится опускать глаза. Но вы, вдь, не можете стать на мсто этого человка. Вы — нтъ.
— О, нтъ, я могу стать на его мсто. Есть скрытые грхи, заставляющіе опускать глаза.
Онъ принялъ это за полуотвтъ, за предложеніе продолжать:
— Ну, и что же дальше?
Она хочетъ показать, что можетъ понять и простить. Онъ приготовился разсказать ей свой грхъ, свой обманъ, свой подлогъ; ему нужны были деньги, чтобы заплатить пари, пари на честное слово, онъ принесъ документъ и получилъ подъ него деньги.
Онъ началъ:
— Это случилось такъ…
Но она опять перебила его:
— Нтъ, нтъ, нтъ! Вы ничего не должны мн разсказывать! Мы ничего не будемъ другъ другу разсказывать, не правда ли? Нтъ, милый мой, не будемъ грустить хоть сегодня вечеромъ, а то мн право нехорошо. Я больше не въ состояніи…
Она сдлала большое усиліе, чтобы не расплакаться.
Онъ былъ такъ пораженъ, что не могъ дальше продолжать, и не сказалъ больше ни слова. Одну минуту онъ думалъ о томъ, что надо поблагодарить ее за деньги; но она перебивала его, когда онъ начиналъ. Можетъ быть, было бы неделикатно съ его стороны напомнить ей о бдности ея матери и о ломбард, о велосипед. Онъ молчалъ.