Редактор Линге
Шрифт:
— Илэнъ, мн нужно переговорить съ вами!
Илэнъ входитъ.
— На одномъ собраніи мы поршили уменьшить бюджетъ нашего листка, — говоритъ онъ, — я ршилъ, что могу справиться въ редакціи и съ меньшими силами, и вотъ нтъ другого исхода, — намъ придется съ вами разстаться.
Илэнъ пристально смотритъ на него. Его лицо сдлалось блднымъ и худымъ. Въ продолженіе цлыхъ недль онъ работалъ какъ волъ, чтобы заплатить счетъ въ булочную за свою мать: Линге платилъ ему гроши. Поэтому ему приходилось писать замтки, безконечное количество замтокъ, которыя Линге черезъ нкоторые промежутки времени просматривалъ и откладывалъ въ сторону. Когда онъ бывалъ въ хорошемъ настроеніи, онъ отыскивалъ одну изъ этихъ несчастныхъ бумаженокъ и бросалъ ее съ снисходительной улыбкой фактору.
Илэнъ не могъ понять, почему его работа сразу сдлалась такой скверной, и онъ писалъ, вычеркивалъ и мучился, чтобы въ слдующій разъ сдлать что-нибудь получше. Ничего не помогало: его замтки возвращались къ нему цлыми листами, цлыми кипами, а третьяго дня ему вернули ихъ даже непрочитанными.
— Мы съ удовольствіемъ будемъ принимать отъ васъ статьи, — продолжаетъ редакторъ, видя, что Илэнъ молчитъ, — но отъ вашего постояннаго сотрудничества въ газет мы, къ сожалнію, должны отказаться.
— Но почему такъ? — спрашиваетъ, наконецъ, Илэмъ и смотритъ удивленно на редактора.
— Да, почему? Это ршеніе собранія и, кром того… Но вамъ не нужно непремнно сегодня уходить, это можно сдлать и завтра или въ какой-нибудь другой день.
Илэнъ все-таки не можетъ понять.
— Я считаю это не очень-то внимательнымъ съ вашей стороны, — говоритъ онъ.
Какая наивность! Линге пожимаетъ плечами и отвчаетъ:
— Внимательно! Да, это дло взгляда. Разв мы не печатали цлую массу вашихъ статей и хорошо платили за нихъ? Вы меньше всего можете жаловаться на невниманіе, не правда ли? Насколько я помню, мы напечатали даже разъ замтку о рукодліяхъ вашей матери и старались рекламировать ея работы.
— Да, но вдь это не иметъ ничего общаго съ моей работой, — возражаетъ Илэнъ.
Линге овладваетъ нетерпніе. Онъ садится на свое мсто, беретъ бумаги и перелистываетъ ихъ.
Илэнъ чувствуетъ, что въ немъ просыпается злоба. Разв онъ не взрослый человкъ, разв т же «Новости» не дали ему имени въ его родной наук? Онъ говоритъ:
— Я не столько зарабатывалъ въ послднее время, чтобы вы могли у меня отнять и это послднее.
— Но, Боже мой! — возражаетъ Линге горячо:- разв вы не понимаете, что намъ не нужно того, что вы пишете? Вы сами должны понимать, что это никому не нужно, это не представляетъ никакого интереса, и никто этого не читаетъ.
— Но вы сами сказали какъ-то разъ, что это хорошо.
— Ахъ, да! никогда не бываешь достаточно остороженъ съ такими отзывами.
Посл этого Илэну нечего было длать, — онъ замолчалъ и медленно пошелъ къ двери. А стипендія? Разв въ свое время Линге не общалъ ему устроить стипендію?
Илэнъ возвращается въ бюро. Секретарь спрашиваетъ:
— Что случилось?
— Отказали, — говоритъ Илэнъ съ усталой улыбкой.
Онъ начинаетъ собирать свои бумаги и убирать столъ. Онъ достаетъ цлыя связки своихъ статей изъ ящиковъ и съ полокъ; онъ все хочетъ взять съ собой, даже рукопись знаменитой первой статьи о національномъ вопрос и двухъ милліонахъ, котррая лежала среди его бумагъ, какъ пріятное воспоминаніе о прежнемъ величіи. Покончивъ съ этимъ, онъ хочетъ пойти къ редактору, чтобы проститься съ нимъ, но ему нужно немножко подождать, — къ Линге пришелъ какой-то человкъ, служащій въ министерств, Конгсфольдъ, прямо вошедшій въ бюро къ редактору, какъ будто его дло не терпло отлагательствъ.
Линге встрчаетъ своего стараго товарища студенческихъ временъ съ вопросительнымъ видомъ.
— Пожалуйста, садись!
Конгсфольдъ какъ-то таинственно осматривается, благодаритъ тихимъ голосомъ и достаетъ изъ кармана какую-то бумагу.
— Вотъ списокъ предложенныхъ въ жюри, — говоритъ онъ. — Сегодня вечеромъ онъ отправляется въ Стокгольмъ.
Благодарность Линге за эту неожиданную радость не знаетъ границъ. Онъ съ жадностью просматриваетъ списокъ и жметъ руку Конгсфольду.
— Ты оказалъ мн громадную услугу, старый другъ, можешь быть увренъ, что я никогда теб этого не забуду.
Но Конгсфольдъ не хочетъ выпустить изъ рукъ этого списка изъ страха, что его почеркъ можетъ выдать его. — Почемъ знать, мало ли что можетъ случиться; легко могъ быть поднятъ вопросъ объ источник, свидтеляхъ. Пусть Линге самъ перепишетъ списокъ.
— Я надюсь, что ты не выдашь меня, — сказалъ Конгсфольдъ. — Это равняется немедленному удаленію меня со службы.
— Что теб вздумалось! Неужели ты хоть минуту можешь такъ дурно думать обо мн?
— Нтъ, нтъ, я просто ужасно боюсь. Ты, конечно, не выдашь меня нарочно, но, вдь, это можетъ случиться и ненамренно, нечаянно. А что ты сдлаешь, если на тебя окажутъ нкоторое давленіе?
— Этого не сдлаютъ, разъ я не захочу, Конгсфольдъ. Я никогда не выдавалъ имени, я не измнникъ. — Консфольдъ поднялся и хотлъ итти.
— Ну, — сказалъ Линге, — теперь у тебя опять консервативный начальникъ?
— Да, опять все такъ сложилось. Линге кивнулъ головой.
— А что я говорилъ? Правительство безъ вры и чести не можетъ удержаться въ Норвегіи. Наконецъ-то мы убдились въ этомъ.
Оба они посмотрли другъ на друга. Линге даже глазомъ не моргнулъ.
— Прощай! — сказалъ Конгсфольдъ. Но Линге хотлъ его удержать.
— Подожди меня минутку, мы пойдемъ вмст въ «Грандъ».
— Нтъ, нельзя; именно теперь люди не должны видть насъ вмст.
Конгсфольдъ ушелъ.
Когда Илэнъ вошелъ къ Линге, чтобы проститься, редакторъ встртилъ его совсмъ другимъ человкомъ: онъ былъ бодръ и веселъ. Если бъ онъ могъ чмъ-нибудь помочь Илэну, онъ охотно бы это сдлалъ.
Онъ сказалъ:
— Я дамъ вамъ ордеръ на полученіе денегъ. Кассиръ врно уже ушелъ, но вы можете видть его завтра.
— У меня нтъ совсмъ больше денегъ, — возразилъ Илэнъ, — я уже взялъ послднія.
— Да, да. Такъ вы присылайте намъ ваши статьи.
Илэнъ простился и вышелъ.
Теперь на улиц никто не обращалъ на него вниманія.
Люди знали его и предоставляли ему спокойно итти своей дорогой со связкой забракованныхъ статей подъ мышкой. Илэнъ выслужилъ свое время, онъ удовлетворилъ любопытство толпы и покончилъ съ этимъ.
Теперь очередь была за другимъ. Илэнъ дошелъ до дому; дорогой никто ему не кланялся.
XVII
Когда Хойбро вечеромъ пришелъ домой, въ прихожей встртила его фру Илэнъ, грустная, разстроенная, и разсказала ему, что случилось съ Фредрикомъ. Теперь у него нтъ другой дороги, кром Америки; если онъ продастъ вс свои книги и свой рабочій столъ, можетъ быть, ему хватитъ денегъ на дорогу. Во всякомъ случа, онъ не можетъ обратиться ни къ кому изъ своихъ родственниковъ, на это онъ ни за что не соглашался; впрочемъ, это ни къ чему бы и не привело. Съ тхъ поръ, какъ Фредрикъ сдлался сотрудникомъ «Новостей», вс Илэны относились къ нему очень холодно… Между прочимъ, теперь она можетъ вернуть ему ея большой и запоздавшій долгъ, — полтораста кронъ; да, да, нельзя сказать, чтобы это было своевременно, это дло такъ затянулось, пусть онъ проститъ ей…