Революционная сага
Шрифт:
Прежде чем войти в гостиницу, что-то бросил на клумбу, прошептал заклинания и в совершеннейшем ноябре расцвели розы.
— Зачем? — спросила Ольга, глядя на клумбу из-за занавески.
— Это для вас. — смутился Лехто. — Я думал, что будет приятно.
— Приятно… Да вот только ударят скоро морозы, и пропадут розы…
— Ну ничего, я весной вам еще наколдую…
Под окнами, как раз между гостиницей и цирюльней неспешно двигался крестный ход. Впереди — непременный крест с хоругвями, священники. За ними — старики со старухами.
Глядя на них, Евгений
— Товарищ Аристархов, что вы делаете! — одернул его Клим. — Бога нет!
— Товарищи ныне далеко. Да и тебе неплохо бы помнить, что день назад сам едва не узнал, есть ли бог или нет…
— По какому поводу ход? — спросила Ольга.
— Да кто его знает… Если судить по городу, так наверняка о даровании победы господину Подлецову.
— Когда я слышу во время гражданской войны здравицу "За победу русского оружия", мне хочется не то рыдать, не то смеяться…
Словно почувствовав в Ольге союзника, Клим спросил:
— А ваше отношение к религии какое будет?
— Не люблю попов. Я как-то пыталась продать в церковь автоматического торговца свечек. Не взяли.
Клим расцвел, но слишком рано.
— Но к религии отношусь положительно, потому как природа не терпит пустоты. И если человеку не забить голову религией он ее забьет самочинно всякой пургой вроде марксизма…
Клим вспыхнул, стал просто пунцовый. Он шевелил губами, подбирая слова.
Вероятно, зрел скандал.
У Евгения появилось смутное желание дать Климу по роже. За недели странствий, тот уже порядком надоел Евгению.
Но с нахлынувшим гневом справился, выпалив первое, что пришло в голову.
— А пойдемте-ка сегодня вечером в ресторан. — предложил Аристархов. — Не был там сто лет…
Попытка ограбления
Ожидая уже на перроне поезд, начальник вокзала все же задал вопрос, который его беспокоил полтора десятилетия.
— И все же… Могу я узнать, на кого работаю?..
Геллер кивнул:
— На организацию древнюю, могущественную, с целями благими. Вам нечего стыдиться…
— А какой стране эта организация принадлежит?
— На самом деле страны принадлежат этой организации.
— И Россия?..
— В определенной степени — да.
Смотритель стал печальным — получалось, что работал он на ту страну, против которой и шпионил.
Заметив это, Рихард мысленно махнул рукой. У смотрителя существовала сотня способов лишиться жизни. Но, право-слово, нехорошо выйдет, если человек приютивший Геллера, умрет из-за его молчания.
— Книги свои с записью движения сожги сегодня же. — для большей серьезности Рихард перешел на «ты». — Сейчас же после моего отъезда брось в огонь. И впредь не пиши ничего подобного… По крайней мере без команды. Ты понял?
Смотритель кивнул. И спросил:
— Так что, в моей работе не никакого толку?
— Как это никакого? — Рихард сделал вид, что возмутился. — Ты содержал в порядке линию, по которой я бежал… Оторвался от опасного врага… Ты дал мне приют… От некоторых за всю жизнь меньше проку.
Раздался
Паровоз приближался к станции.
— Так мы не будем взрывать мосты? Пускать под откос поезда? — спросил смотритель.
— Пока в этом нет никакой необходимости. Если мы пустим поезд под откос, как я отсюда тогда уеду?
Смотритель выглядел откровенно расстроенным, и Геллер посчитал нужным его успокоить.
— Не волнуйтесь. Есть сведенья, что и без того скоро все расстроится.
И надо сказать, Геллер словно в воду смотрел. Поезда вне расписания со временем стали явлением обычным, зато само расписание как-то сошло на нет: отмены поездов следовали одна за другой. Поездов становилось все меньше, а затем они пропали и вовсе.
О станционном смотрителе забыли.
И лишь через полвека на станции снова появились люди.
В году традиционно поворотного пленума Партии молодые да непуганые строили рядом железную дорогу.
И рядом, совершенно случайно, обнаружили дорогу другую с проржавевшими рельсами и гнилыми шпалами. Времени прошло так много, что меж путей выросли деревья и корнями разворотили пути. Молодежь прошлась по насыпи, нашла станцию.
От смотрителя не осталось следов. Удавился ли он от тоски в лесу, или ушел сразу после Геллера — то никому неизвестно.
Поезд после узловой станции уходил на западную ветку. Геллер думал пересесть на другой состав, но оказалось, что ничего в Великий Кокуй не идет. По той причине, что рельсы туда не имеется.
Отчего станционный смотритель это не сообщил Рихарду, было непонятно.
Да если бы и железную дорогу в Великий Кокуй и проложили, доехать туда вряд ли бы получилось.
— Дрянной город. — объяснил Геллеру машинист. — И порядки там дрянные. Скажем, помочил кто мешки с мукой… Мешки вешают сушиться, а рядом с ним — вешают за шею и виновника. Если какая-то телега с грузом придет с опозданием — значит саботаж, значит к стенке возницу. Потому даже если б туда были рельсы со шпалами — я бы туда не поехал. Уж лучше я получу расчет здесь, чем пулю в лоб — там…
Отбыв днем в дорогу выспавшимся, Рихард потерял в другом — на узловой он оказался уже ближе к вечеру. Стоило бы, наверное, переночевать в зале ожиданий, но кто-то сказал, что до города здесь всего ничего, версты три. И тракт хороший, сбиться с дороги трудно, тем паче, что с полдороги город уже видно будет.
Поэтому, закинув винтовку на плечо, Геллер пошел по кокуйскому тракту. Шел быстро, бодро, насвистывая под нос марш «Седан».
И все было бы хорошо, но дорога делала небольшой поворот, обходя рощицу. Уже не понять, отчего строители тракта решили, что проще сделать крюк, нежели прорубить просеку. Может, роща скрывала нечто вовсе непроходимое вроде озера, может сделано так было для блага ночных путников вроде того же Геллера. Ведь если бы тракт проходил меж деревьев, история Рихарда, возможно, закончилась бы на этой дороге.