Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Эдвардс встал и велел кладовщикам быстро выдать сто картузов, а мальчишкам-подносчикам — отнести их на палубу и сложить возле ялика, под кормовой шлюпбалкой. Потом послал человека предупредить штурмана, что доставка пороха началась, и сел снова. Как он собирается установить огнепроводные шнуры? Не может быть и речи, чтобы просто проткнуть дырку в картузе и вставить шнур — это лишь способ как можно быстрее взорвать «Кэтлин»! Нет, он должен использовать бочонки, протащив длинную трубку запального шнура сквозь горловину, а затем заложить каждый бочонок под картузы с порохом.
Он приказал двоим кладовщикам взять два небольших бочонка и заполнить их порохом; другому — получить у помощника плотника кусок вара и немного пакли для конопачения, а у помощника боцмана — два куска кожи и моток дратвы, и все это принести ему к главному люку. После этого Эдвардс пошел, чтобы обратиться к капитану.
Он приветствовал Рэймиджа и сказал извиняющимся тоном:
— Я знаю, что объявлен общий сбор, сэр, но мне надо кое-что разогреть.
Рэймидж знал этого человек достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в серьезности его просьбы, но в целях безопасности огонь на камбузе залили, как только раздался барабанный бой, возвещающий общий сбор. Единственная лампа, оставленная на судне, освещала пороховой погреб. Он вспомнил небольшую масляную лампу, оставшуюся от предыдущего капитана «Кэтлин».
— Масляная лампа для разогревания чая подойдет. Прикажите моему стюарду принести ее из каюты. Вы думаете о том, как обезопасить запалы?
Эдвардс кивнул и указал на бумагу и карандаш на нактоузе.
— Я могу просто показать вам, сэр?
Он набросал быстрый эскиз, и Рэймидж кивнул.
— Втисните их между картузами, чтобы они ни в коем случае не сдвинулись. И удостоверьтесь, что парусиновый полог на шлюпке хорошо смочен, чтобы не загорался.
Эдвардс кивнул:
— Я боюсь, что мы потеряем три минуты на запалах, сэр: нельзя чтобы, шнур выпал из бочонка. Трудно знать точно, когда огонь доберется до пороха. Я не могу гарантировать больше двенадцати — пятнадцати минут.
Рэймидж думал быстро. Шлюпка будет дрейфовать приблизительно в течение трех минут. Ну, первый взрыв — просто демонстрация, так что взорвется шлюпка в пятидесяти или в ста ярдах от фрегата большого значения не имеет.
— Очень хорошо: вы не можете этого изменить. Значит, продолжайте.
Через нескольких минут Эдвардс сидел на комингсе перед грот-мачтой, зажав один маленький деревянный бочонок, заполненный порохом, между коленями, пробкой кверху; другой стоял поблизости. Рядом с левой стороны от него лежали два запала — цилиндрические трубки по пятнадцать дюймов длиной, заполненные специальной смесью селитры, серы и пороха, пропитанной винным спиртом, которая при поджигании горит ровно и устойчиво, как большая римская свеча, со скоростью один дюйм в минуту.
Справа от Эдвардса лежали ножницы, протравник, похожий на длинное сапожное шило с деревянной ручкой, два квадрата мягкой кожи, моток дратвы (запах смолы, которой была пропитана нить, смешивался с запахом кожи, словно в мастерской сапожника), кусок вара, отрубленного от большой глыбы, черный и блестящий как уголь, но уже начавший тускнеть и размягчаться немного на солнце, и помятая кастрюля, чтобы разогреть вар.
Три матроса стояли вокруг помощника канонира, держа кожаные ведра с водой, и каждый со строгим приказом залить заполненные порохом бочонки по команде Эдвардса, который взял один кусок кожи и, поставив на него запал, наметил круглую форму его основы, используя острие протравника. Он вырезал круг ножницами, а затем с озабоченным видом школьника, протыкающего карандашом лист бумаги, просунул запал в отверстие, удостоверяясь, что кожа плотно его облегает.
В этот момент подошел матрос, сообщил, что масляная лампа капитана зажжена, и ушел с варом и кастрюлей, чтобы нагреть вар.
— Только расплавить, — сказал Эдвардс, — не позволяй ему начать кипеть.
Взглядом предупредив матросов с ведрами, Эдвардс мягко потянул пробку из бочонка, тщательно сворачивая ткань, в которую была обернута пробка, так чтобы ни одно из синевато-серых зерен пороха, оставшееся на ткани, не упало на палубу, и вручил ткань одному из матросов, чтобы бросил ее в ведро. Затем он засунул кусок кожи с отверстием в нем в горловину бочонка и расправил его пальцами поверх пороха, чтобы кожа покрывала порох за исключением отверстия, которое он вырезал.
Он давил указательным пальце на порох, пока не образовалось углубление в три дюйма глубиной, поднял запал и вдавил его через отверстие в коже в порох, так что запал торчал из горловины бочонка как свеча на торте. Взяв клубок дратвы, он просунул конец между кожей и внутренней частью бочонка и начал наматывать дратву на запал, словно на катушку, делая паузу время от времени, чтобы протолкнуть дратву внутрь, покуда запал не был плотно закреплен в горловине бочонка, и требовалось усилие, чтобы его повернуть.
Он потребовал расплавленный вар, и моряк со старой кастрюлей прибежал с бака. Эдвардс осмотрел вар, убедился, что он не слишком горячий, и только тогда осторожно вылил часть содержимого на дратву, обмотанную вокруг запала в горловине бочонка, заполнив оставшуюся впадину. Потом он намотал еще больше дратвы, запихивая ее внутрь протравником и заливая большим количеством вара, используя протравник, чтобы формировать вар, так что когда он застыл, вокруг горловины бочонка образовалась небольшая горка, с торчащим, словно пик, запалом. Он осмотрел все тщательно, подождал, пока вар остынет, и затем мягко нажал на запал. Он был закреплен надежно.
Велев одному матросу снова идти к лампе и поддерживать вар в горячем состоянии, а другому держать готовый бочонок, он снова принялся за работу, повторяя всю операцию со вторым. Он только закончил, как прибежал озабоченный Саутвик.
— Ну, Эдвардс, ваши коробки с фейерверком уже готовы? Картузы уложены в ялике так, как вы сказали, полог приготовлен и может быть расстелен. И у нас осталось немного времени. Смотрите!
Эдвардс оглянулся и был поражен, увидев, как близко уже фрегат. Он приказал, чтобы бочонки несли на корму.