Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Ну, теперь уже слишком поздно беспокоиться о ситуации, которую он не может изменить. Но пока он поднимался, он сообразил, что перед ним ситуация, которую он можетизменить.
Наконец его голова оказалась на уровне палубы у входного порта, и он не смотрел ни вправо, ни влево, пока шагал к трапу, ведущему на шканцы. Шляпа сидела ровно, и он чувствовал себя на удивление беззаботным, как будто входил в «Длинную комнату» в Плимуте. Еще несколько секунд назад его беспокоил размер «Кэтлин» — теперь же он был настроен достаточно легкомысленно, чтобы изложить свои смехотворные требования.
Испанский офицер справа от него
Рэймидж вернул вежливый, но менее глубокий поклон.
— Teniente [4] Франсиско де Пареха к вашим услугам, — сказал офицер сказал на хорошем английском языке.
— Лейтенант Рэймидж, куттера Его британского Величества «Кэтлин», к вашим услугам. Я хочу говорить с вашим капитаном.
4
Лейтенант. (исп.)
— Конечно, teniente. Пожалуйста, идите в этом направлении. Мой капитан просил, чтобы я принес его извинения за то, что он не говорит по-английски.
— Если вы будете достаточно любезны, чтобы перевести, — вежливо сказал Рэймидж, — я уверен, что мы все поймем друг друга отлично.
— Спасибо. Я к вашим услугам.
Стараясь не шарить взглядом по сторонам слишком заметно, Рэймидж все же разглядел, что с палубы фрегата действительно смыто все начисто. Остатки мачт, словно пни неумело срубленных деревьев, стояли как памятники фатальной комбинации сильного шквала и плохого судовождения. Но даже длительный и сильный шквал был не в состоянии смыть обычную вонь вареной рыбы, прогорклого кулинарного жира и чеснока, свойственную большинству испанских судов, и еще чувствовался какой-то другой запах — словно от костра, только что залитого ливнем. Ага! Внезапно он понял, почему из шпигатов фрегата льется вода: горящие обломки взорвавшейся шлюпки попали на борт и устроили несколько маленьких пожаров… Он мысленно отметил, что несколько сигнальных ракет и фальшфейеров, положенных поверх пороха в следующий раз, могут дать неплохие результаты.
Стоя на корме у большого двойного штурвала, но сознательно отводя взгляд в сторону, его ждал полный мужчина лет сорока в великолепном мундире, почти полностью покрытом золотым шитьем. Толстые складки, нависающие над галстуком, выдавали страстного гурмана. Розовое лицо, отвисшие губы, выпяченный живот, бегающие водянистые глазки, словно ищущие, что бы еще съесть… Рэймидж предположил, что испанский капитан считает своего кока самым важным членом экипажа судна.
Глубокие поклоны, взаимные представления — полного мужчину звали дон Андреас Мармайон — еще больше поклонов, и Рэймидж и Мармайон оба обернулись к Парехе, ожидая, что первым начнет разговор другой. Внезапно Рэймидж понял, что имеет шанс перехватить инициативу, и заявил с уверенностью человека, говорящего о чем-то очевидном и бесспорном:
— Я прибыл, чтобы обеспечить подготовку подачи буксира.
Пареха сделал паузу в нескольких секунд, затем снабдил его перевод на испанский язык примирительным предисловием: «Я боюсь, что англичанин говорит…»
Рэймидж наблюдал лицо капитана. Розовое стало красным, шея раздулась и налилась фиолетовым, и он ответил потоком испанских ругательств, которые Пареха перевел так тактично, как только мог:
— Мой капитан говорит, что вы не можете буксировать нас, и в любом случае вы — его пленник, и он пошлет ваше судно в Картахену за помощью.
Рэймидж, который понял все до того, как Пареха заговорил, смотрел Мармайону прямо в глаза, его брови вытянулись в прямую линию, он с трудом удерживался от того, чтобы потереть шрам, прежде чем ответить.
— Вы заблуждаетесь. Помимо того, что я поднялся на борт под белым флагом, это судно — наш приз. Вы повинуетесь нашим приказам. Буксирный трос подготовлен и будет подан вам, как только я вернусь на куттер.
Пэреха ждал, но выражение Рэймиджа было холодным и официальным, и испанец был напуган взглядом его глубоко посаженных карих глаза.
— Переведите это. Я еще не закончил, но я не хочу недоразумений.
Как собака на поводке, Мармайон сделал полдюжины шагов в одну сторону и полдюжины шагов в другую, пока Пареха переводил. Внезапно он остановился и выкрикнул несколько фраз, подчеркивая некоторые из них раздраженным и довольно смешным топаньем, но избегая при этом глядеть на Рэймиджа.
Пэреха сказал неуверенно:
— Мой капитан говорит, что это смешно: у вас крошечное судно и вы не можете захватить большой фрегат как приз. Но он уважает белый флаг и дает вам разрешение продолжить ваше плавание.
Рэймидж напрягся. Это был кульминационный момент: вместо бортовых залпов сражение вели две противоположных воли. До сих пор он удерживал инициативу; теперь, столкнувшись с категорическим отказом, он мог в любой момент утратить ее. И все же Мармайон избегал его взгляда, и Пареха прилагал все усилия, чтобы при переводе смягчать выражения и Рэймиджа, и Мармайона, как будто чувствовал, что у Рэймиджа припрятана в рукаве козырная карта. Рэймидж предполагал, что причина отказа Мармайона — гордость. Это было так просто — и так все усложняло. Мармайон мог вообразить, как в Испании встретят известие о том, что «Сабина» сдалась крошечному куттеру. Он будет опозорен среди братьев-офицеров, станет посмешищем. И Рэймидж знал, что должен предложить Мармайону выход: способ отступить изящно, найти оправдание, приемлемое для испанского Министерства морских дел.
— Переведите вашему капитану, — сказал он, — что он находится в невыгодном положении. Его судно абсолютно беспомощно, и он не может произвести ремонт. У него есть только одна шлюпка — недостаточно, чтобы развернуть корабль для бортового залпа. Все это будет четко отмечено в нашем отчете. Его судно находится во власти любого противника — будь то трехпалубник, куттер, или дюжина берберских пиратов — и во власти всех четырех ветров. Он ограничен в запасах пищи и воды, а также в морском пространстве. Если северный ветер будет дуть в течение нескольких дней, то его судно окажется на мели вон там, — он указал в сторону африканского побережья, — а он и вся команда судна закончат свои дни как рабы, гребущие на берберских галерах…
Пареха перевел, но Мармайон начал яростно спорить. Как только Пареха закончил переводить Рэймидж, зная, что наступил момент для настоящей угрозы, сказал резко:
— Скажите вашему капитану, что он знает — так же точно, как знаю я, — что мы можем разрушить его судно, превратить его в обломки. И мы, как он должен понимать, не примем на борт почти триста пленников — даже если они переживут взрыв.
— Какой взрыв? — спросил Пареха, закончив перевод и дождавшись ответа Мармайона. — Мой капитан говорит, что вы не сможете разрушить наш корабль, так что лишь вопрос времени когда наш флот найдет нас. У нас достаточно провизии, и погода хорошая.