Рейс в одну сторону
Шрифт:
– Всё стараешься, Трясогузов?
Альфред, снова бросив трубку, отчего та стукнулась микрофоном о стену, обернулся, не узнав чужого голоса. Как только он взглянул на незнакомца, сердце его дрогнуло: перед ним стоял тот самый обожженный матрос с 404-го корабля, или, выражаясь яснее, Малыш-Александр, его давний обидчик и, скорее всего, убийца Светланы, поварихи с Пику.
Трясогузов со всей силы сжал подлокотники кресла и, глазами метнув в непрошенного гостя молнии, злобно спросил:
–
Тот, ни мало не смутившись реакцией Альфреда, спокойно достал из кармана дорого пиджака толстую сигару и зажег ее какой-то огромной зажигалкой, словно это был кислородный баллон, а не средство добывания огня в домашних условиях.
– Я отвечу на твой вопрос, только гораздо позже, согласен?
– самоуверенным тоном ответил Малыш.
– А сейчас мне пора возвращаться к своим обязанностям.
– Каким еще обязанностям?
– спросил Альфред, не переставая сверлить взглядом того, кто только полмесяца назад чуть не прибил его на корабле.
– Да, ты же не в курсе.
– сказал Малыш, - а всё потому, что кое-кто не любит приходить на работу вовремя, правда, Весельчак? Дело в том, что сегодня я старший в отделе наблюдения. Самое смешное, что ты с этим ничего не сможешь поделать. Правда, обидно, свинка?
Альфред, по-прежнему, не сводил с него взгляда.
– Я прекрасно понимаю твое недоумение, - продолжал тот, выпуская сизый дым в сторону толстяка, - но тем не менее, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Скажем так, я приглашаю тебя на вечерние котлеты в столовку. Ты, ведь, не брезгуешь местными "деликатесами", тем более, что дают их за сущие копейки?
– Не брезгую, - ответил Альфред.
– Ну, не сердись, Весельчак, и не надо так раздувать ноздри: видишь, как я от тебя далеко - тебе не допрыгнуть, - сказал Малыш и усмехнулся.
– А это мы еще посмотрим, урод.
– Как ты меня назвал?
– наклонился тот, оттопырив ухо.
– Повторить?
– спросил Альфред, примерно рассчитав, что если тот наклонится чуть ближе, он сможет двинуть ему кулаком в челюсть. Толстяк, правда, никогда этого не делал, но сейчас был готов нанести первый удар: надо же когда-нибудь начинать.
Малыш разогнулся, сделал еще одну затяжку, но, на сей раз не стал выпускать дым в толстяка, а поднял свою обожженную рожу и выдул его в потолок. Тут же Альфред пожелал ему сдохнуть от вредной привычки, но Малыш этого не услышал: в этот момент где-то далеко впереди запищала сигнализация, что означало нарушение периметра, в лучшем случае. Худших случаев еще на этом объекте не было, да о них никто и не говорил, но, похоже, что именно это и случилось. Малыш бросился в ту сторону, откуда раздавались звуки, и подбежал к группе сотрудников, сгрудившихся за монитором Аркадия, который, наконец, оторвался от своей игрушки.
Люди о чем-то оживленно переговаривались, а Аркадий сидел, как пришибленный. Толстяк с жалостью смотрел на молодого человека, которому опять придется возвращаться на тот уровень, в конце которого он слетел в яму, или его загрызли монстры, а, ведь, он столько
Его мысли прервал Малыш:
– Трясогузов, быстро на свое рабочее место и отслеживай передвижение всех рабочих, которые уходят с пирса.
– У меня доступа нет к этому участку, - ответил он спокойно.
Малыш чертыхнулся.
– Код: семь-четыре-один и звездочка - вот тебе и вход.
– А потом?
– Потом - пирс номер три: ты что, маленький, что ли?
– Да, как я за всеми услежу?
– спросил Альфред, явно не намереваясь заниматься всякой ерундой.
– А мне все равно, как ты будешь это делать!
– крикнул Малыш. Люди даже не обернулись: привыкли, когда на них орут.
– Да пошел ты, мразь, - ответил Трясогузов достаточно громко, чтобы его услышали.
– Что ты сказал?
– крикнул Малыш, резко обернувшись.
Альфред показал ему средний палец, что делал очень редко, но сейчас его допекли по полной программе.
Он подъехал к столу, набрал нужный код. События на экране развивались стремительно. Рабочие, ранее собравшиеся на пирсе, теперь приперли какие-то доски, железные бочки, деревянные поддоны из-под скоропортящихся товаров - скорее всего, они собирались строить что-то похожее на баррикады.
– Ох, ты, Французская революция!
– сказал весело Трясогузов: хоть это событие внесет разнообразие в тухлую жизнь на объекте. Он продолжал смотреть за рабочими, пока те куда-то ходили и приволакивали разный хлам: они и впрямь строили довольно шаткие конструкции, по которым очень удобно стрелять чугунными ядрами из старинных пушек. Трясогузов не мог налюбоваться живой стачкой. Эх, если бы он был там, тогда... А что тогда? Его бы повязали и бросили в карцер - здесь, на секретном объекте, разговор короткий.
Через десять минут прогноз Трясогузова подтвердился до мелочей. Пришел отряд автоматчиков. В них полетели пустые бутылки, куски грязи, камни (где они только их набрали?) и те самые доски, из которых были сложены баррикады. Автоматчики отошли на двадцать шагов назад и дали предупредительную очередь в воздух. На баррикадах воцарилось временное затишье: рабочие легли за железными бочками, полагая, что их сейчас будут расстреливать в упор. От солдат отделился человек, похожий на офицера, и что-то крикнул в матюгальник. В его сторону тут же полетел ошметок грязи, приземлившийся около его начищенных сапог: Трясогузов помнил, как несколько секунд назад, блеснули на солнце носки этих сапог, когда офицер только начал отходить от солдатского отряда. Офицер посмотрел на кусок грязи и опять что-то сказал в матюгальник. Рупор, при последних его словах, немного подрагивал, о чем говорили скачущие солнечные искорки на железном раструбе.