Ричард Длинные Руки – король-консорт

Орловский Гай Юлий

– Королева Ротильда, – ответил он, – хитрой и вероломной политикой сумела упрочить свое положение в королевстве. Те лорды, что сочувствуют мятежникам, отстранены от двора, хотя сами и не принимали участия в мятеже. За последнее время она сумела завязать с соседними королевствами Бурнанды и Грандепт такие отношения…

– Ну-ну? – поторопил я.

– Которые, – закончил он с усилием, – вроде бы поставили тех в подчиненное положение. Как это, понять не удалось, но все говорят об этом. И все довольны, даже те, кто сторонники мятежников.

Я отмахнулся.

– Что

с нашими войсками? Пусть их горстка, но они наши!

– Две трети в Грандепте, – сообщил он с готовностью, – треть в Бурнандах.

Второй гонец вскочил.

– Подтверждаю. Я был в Бурнандии. Сам видел сэра Мерейля и говорил с ним. Они охраняют там большой порт на реке.

Я покачал головой, повернулся к десятнику.

– Что в Мезине говорят о самой королеве?

Он ответил осторожно:

– Разное. Чаще всего, что не ее это дело. Женщины благородного происхождения должны вышивать платочки и присматривать за слугами в доме. А королева Ротильда правит решительно и жестко. При этом не брезгует, так говорят, иногда как бы проговариваться, что получает от вас послания, где сказано, что вы успешно громите Мунтвига уже на его землях…

Альбрехт за моей спиной довольно хмыкнул, Ротильда молодец, пользуется любой возможностью укрепить власть и влияние, даже если сама не верила, что мы в самом деле в состоянии сопротивляться Мунтвигу.

Я сказал медленно:

– Таким образом она действовала где хитростью, где прикрывалась моим именем…

Альбрехт уточнил подчеркнуто миролюбиво:

– Грозным именем Ричарда Завоевателя, который явится по одному слову жены с огромной армией и тут же всех нагнет и обидит. Собственно, в этом нет явного преступления.

Я сделал вид, что не слышу, повернулся ко второму.

– А что там насчет Грандепта?

Тот принялся подробно рассказывать, я внимал тщательно и придирчиво, Альбрехт выслушивал вместе со мной, где хмурился, где крутил головой, то и дело в театральном изумлении вскидывал брови.

Когда я мановением пальцев отпустил гонцов на отдых, поспешно цапнул со стола кубок с остатками вина и допил залпом.

Я посмотрел на него зверем.

– Что молчите, граф?.. Я понимаю, страшитесь разбудить мой львиный гнев. Но можете не трястись, я уже страшен!

Он посмотрел на меня, на кубок. Я вздохнул и наполнил его снизу, чтобы без вылезающей наверх пены, полусладким шампанским.

– Ваше Величество, – сказал он, – я всегда был высокого мнения о вашей жене-повелительнице. Повелительнице… это в общем смысле, а не том, что вкладывает в это слово народ, когда называет вас консортом и как-то странно хихикает… Но даже в самых смелых предположениях не думал, что она так развернется при минимальной поддержке… да и то не оказанной, а ею самой позаимствованной!

– Вот именно, – прорычал я. – Еще неизвестно, какие непотребства творила моим именем!

– Известно, – отпарировал он. – Установила некоторый контроль… если не совсем полный, но все же, над Бурнандами и Грандептом.

– А что еще? Из того, что нам неизвестно?

Он посмотрел подчеркнуто благодарно.

– А вы разве человек

мелочный? Я полагал вас политиком высокого полета, который летает под облаками и поливает всех и все жидким пометом. А это, оказывается, она показала себя таким политиком! Это же надо: водить за нос многочисленных женихов и своих лордов, ожидающих на троне сильного мужчину, и в то же время оттяпывать у них земли, возможности, союзников…

Я в раздражении создал и себе вина, самого легкого, но отодвинул и заменил чашкой крепкого кофе, сделал два мощных глотка.

– Граф, вы мне зубы не затупливайте. Кое-что делалось с привлечением моего имени! А если оно запятнано?..

Он спросил с интересом:

– Для политика это важно?

– Я еще и рыцарь, – ответил я с достоинством. – я олицетворун… или олицетворюн, как правильно?. В общем, олицетвориваю дух королевской власти и отношения нового короля к морали и прочим недостойным явлениям общества. Потому важно понять, не запятнано ли мое полосатое имя в данной ситуации?

Он пожал плечами.

– Чего проще? Нужно позвать Ротильду и выяснить подробности.

– Соврет, – сказал я убежденно. – Вы встречали женщину, чтобы не врала?.. Если не врет, то уже и не женщина. А если рыжая, то это вообще… Нет, мы и без нее запутаемся, обойдемся без помощниц дьявола.

Он развел руками.

– То, что о ней говорят, может быть, сплетни… но не вранье. Она выдающийся политик! Я бы хотел назвать ее великим, но разве могут быть двое великих одновременно?.. Так что великий – это вы, Ваше Величество, а она всего лишь выдающийся, но зато как выдающийся!.. До нее далеко и некоторым великим, это я о гигантах древности, Ваше Величество, про вас даже и не подумал, хотя, вообще-то, думаю часто, но только в самом хорошем и приятном смысле… Так что позвать?

Я махнул рукой.

– Придется. Нам нужно поскорее разобраться и топать дальше. Я должен понять, что на самом деле в Сен-Мари, остался ли там кто-то мне верен? Где Ришар, что с Ордоньесом, как там с Гендерсгеймом…

Он, не слушая, выдвинулся из шатра, указания отдавал почти шепотом, но вернулся довольный и улыбающийся.

– Ваше Величество… стоило бы еще один кубок. Покрасивше.

– Обойдется, – буркнул я хмуро. – Ку-у-уда? Ждать!

Он сказал виновато:

– Я хотел было проследить, чтоб не убежала по дороге. Кто их, женщин, знает…

– Король все знает, – ответил я мудро.

Он сказал пугливо:

– От такого и не убежишь, найдет и ка-а-ак ухватит…

За шатром голоса, шарканье подошв тяжелых сапог, сдержанное позвякивание металла, наконец все приблизилось, полог приподнялся и ушел в сторону, пропуская к нам Ротильду настолько ослепительную с башней красных волос, но в платье приглушенно-зеленоватого цвета, что у меня дыхание остановилось в груди, Альбрехт вообще громко ахнул.

Я демонстративно оценивающе оглядел ее с головы до ног, которых, вообще-то, не видно под волочащимся по полу платьем, но предполагаю, что они там есть, хотя двигается так ровно, словно плывет или катится на колесиках.