Ричард Длинные Руки – воин Господа
Шрифт:
Ругаясь, я выбежал следом. На берегу болота лежит одеяло, наполовину скатанный мешок, а в мутной воде среди белесых трупов неимоверно крупных лягушек, если это лягушки, барахтается тщедушный человечек. Мы увидели только мокрую голову и голое плечо, он безуспешно хватался за нависшую над водой ветку, она выскальзывала из ослабевших пальцев. Он даже не взмолился о помощи – то ли охрип от крика, то ли не ждал от двух оборванцев ничего хорошего.
Я вошел в воду по колено, одна нога сразу же попыталась провалиться в сплетение корней. Справа колыхалось брюхом
– Хватайся!
Он с колебанием смотрел на мои пальцы, ему надо выпустить веточку, настолько тонкую, что переломится под сытым муравьем, затем тяжело вздохнул, его пальцы метнулись в мою сторону. Я поймал, потащил, он весил как бык, потом по его исказившемуся лицу понял, что его что-то держит, трясина или корни, поднатужился, Сигизмунд пришел на помощь, вместе выдернули на берег, оттащили на траву и оставили истекать водой и грязью.
Он лежал на мокрой, покрытой блестящей слизью траве, тяжело дышал. Низкорослый, тщедушный, ребра часто раздвигают грудную клетку, и тогда становится видна его жуткая худоба. Наконец он перевернулся на спину, с трудом приподнялся. В глазах были страх и неловкость.
– Простите мою наготу… – прошептал он сипло. – Я сейчас… с вашего позволения… оденусь. К сожалению, у меня нет ничего ценного, чтобы отблагодарить вас за спасение моей ничтожной жизни…
Сигизмунд взглянул на меня – говорить должен сюзерен, а я отмахнулся от изъявлений благодарности.
– За ничтожную жизнь еще и плата?.. Просто в следующий раз не лезь в воду, если не умеешь плавать…
Спасенный чуть ожил, торопливо одевался, кланялся, в глазах страх почти испарился, только голос стал еще виноватее:
– Да я хотел лишь чуть освежить лицо… Но там скользкая глина, я поскользнулся. Кто ж думал, что сразу от берега так глубоко?
Сигизмунд смотрел на него с удивлением, смешанным с отвращением. Спасенный был мал ростом, тщедушен и настолько узкоплеч, что казался уродом. В этом мире, где от тяжелой работы никто не избавлен, даже у самых высокопородных баронов ладони как копыта от твердой корки мозолей, у каждого мужчины плечи выдаются в стороны. Даже у стариков с отвисшими животами они пошире задницы, а этот весь как цилиндр, мне даже захотелось спросить, где будем талию делать, лицо остроносое, глаза сдвинуты к переносице, из-за чего узкое лицо выглядит совсем как доска, повернутая ребром.
Я кивнул Сигизмунду:
– Пойдем. Он тут дальше сам справится.
Когда мы были уже за десяток шагов, сзади послышался заискивающий голос:
– Добрые люди!.. Можно я пройду немного с вами?
Он догонял нас, запыхавшийся, костлявый, похожий на христианского умерщвлятеля плоти, но я не заметил ни крестика на шее, ни вериг или цепей. Сигизмунд поморщился, я тоже сказал без охотки:
– Ты вроде бы намок, но вымыться не успел. Несет от тебя…
– Это болотные гады! – воскликнул он торопливо. – Они накинулись
– Зато цел, – утешил я. – А эту кору надерешь еще. Ладно, иди с нами, пока нам по пути. За это покажешь нам это самое жги-дерево. Такая кора и нам не помешает. Я видел, как они кверху пузами!
Он кивнул, заискивающе улыбнулся.
– Да-да, конечно! Как только встретим, так сразу…
Сигизмунд нахмурился, а я сказал подозрительно:
– Что-то слишком быстро соглашаешься. Явно это дерево в этих краях не растет. Верно?
Он уже семенил рядом, пугливо поглядывал на меня снизу вверх, в глазах снова появился страх.
– Вы все так быстро понимаете… сэр. Даже странно. Ведь вы из благородных, верно? Вот видите… У меня глаз наметанный. Увы, эти деревья, как вы правильно изволили подметить, растут очень далеко на юге, увы.
Сигизмунд фыркнул. Я окинул его с ног до головы взглядом.
– А ты откуда знаешь? Бывал там? Или слыхал? Как зовут-то тебя?
Он поколебался, еще пугливее посмотрел на нас обоих, сказал осторожно:
– И бывал… хоть не очень далеко, и слыхал, и даже читал. А зовут меня непривычно – Гугол.
Сигизмунд сказал саркастически:
– Ого, читал! Грамотный.
– Что делать, благородный сэр, – ответил он смиренно. – Каждый зарабатывает себе на жизнь тем, чем умеет. Я слишком слаб, чтобы держать в руках топор, не говоря уже о рыцарском копье…
Я переспросил:
– Гугол? Или Угол?
Он виновато развел руками:
– Увы, Гугол. Дорого бы я дал, чтобы узнать тайну моего имени! Не удивляйтесь, но я очень любопытен, из-за чего часто попадал в беду. А это имя у нас переходит от деда к внуку, от внука к праправнуку… Откуда идет, никто не знает, но есть предание, что это имя принесет удачу. Я, конечно, человек грамотный, суевериями не обременен, но почему не уважить предков?
Я посмотрел на него, пробормотал, как Сигизмунд:
– Грамотный? Ничего, скоро уважать перестанешь.
По дороге я повеселил рассказом, как сражался с наглецом, которого намеревался согнуть одним пальцем. Сигизмунд поведал историю, как глупо засмотрелся на идущих внизу паломников, а тем временем сзади ему набросили на шею аркан. Гугол покачивал головой, в свою очередь рассказал длинную и запутанную историю, как он ездил по старым монастырям, пытался найти в могучем древе христианства ту веточку, которая соответствовала бы его устремлениям.
Мне почудилось, что он врет от первого и до последнего слова, но я не собираюсь начинать карьеру детектором лжи. Сигизмунд сказал:
– Вон там белеют домики. Маленький городок. Будем заходить, сэр Ричард?
– А что там?
– Я узнал, что там разводили коней для короля Арнольда. Кто-нибудь может знать его привычки…
Мы уже едва тащились, домики почти не приближались. Я сел, а когда снял сапоги, присвистнул. Волдыри кроваво-красные, один лопнул, стелька промокла от неприятной бесцветной жидкости.